Культура и техника

Разговор посвящен рассмотрению феномена взаимоотношения Культуры и Техники, ещё точнее: фиксации порождаемого ими как феномена.

Культура зрима здесь как пред-данное безграничное пограничье (горизонт) человека – она непреодолима, заранее уже знаема и дана как самое и непрерывна для человека; и в отличие от границы, которая есть несхватываемое ничто, Культура – это пребывающее где-то и как-то Нечто, а именно по-граничье. Техника оговаривается как то, что скрыто всяким непроизвольным методом действия, как и всяким произвольным методом (если допустить таковой). Но эти «методы» – только самая внешность, самая поверхность того, что есть и в мире Культуры, и вне всякой Культуры – хитрость techne как самое себя.

То, что человек изобретает, открывает и именует Техникой, есть часть его Культуры. Но полная совместность такой части как части целого должна быть поставлена под сомнение. Если возможно сказать, что Культура зиждется на двух Любовях – к Добру и ко злому, как устремление сотворить и выстрадать жизнь, то Техника – часть Культуры – покоится на третьей Любови, Любови к упорядоченному самодеятельному рациональному миру, где самодеятельность значит уже устроенность и действие согласно предписанию. Техника человека есть исполнение мечты о таком мире.

Важнейшим в ряду описываемых феноменов является утрата непосредственного чувственного опыта в его целостности и глубине. Это касается взаимодействия Культуры и Техники после НТР, когда опыт непосредственного чувственного восприятия у «орудующего человека» иссякает. Мнение, будто техника и наука – это расширение чувственной области восприятия человека, вполне оправдано, ибо ни электромагнетизма, ни бактерий, ни газовых скоплений во Вселенной и т.п. человек своими собственными чувствами не видит, не слышит – никак не принимает. Но новая техника не дает чувственного опыта, она лишь предоставляет возможность удостовериться в незримом в рамках возможностей неизменных человеческих чувств. Наукоемкая техника предлагает человеку вместо непосредственного чувствования, чувственного мышления, которое невозможно, чувство мнимого – разумное удостоверение в том, что что-то есть, но не чувством понятое, а только разумом, только интеллектом признанное. Растрата чувственного означает прежде всего не утрату количества фиксируемых самими чувствами утверждений, но утрату чувственного мышления, чувственного ума.

С помощью рассмотрения искусства обнаруживается его завороженность Техникой. Эта извечная зачарованность в XX веке стала иной. Уже с начала прошлого века человека окружает Техника, которая в самом прямом смысле всё больше утаивает от него в своем действии, всё более вбирая в себя и действие и результат, тем самым сама выступая на передний план зрения. Техника задает достоверность и мнимость, притупляя опыт чувства, она выходит на первый план мира и она же предоставляет возможность преодоления Культуры на пути к самому миру, ибо Техника не тождественна части Культуры. Искусство перед лицом такой Техники открывает для себя то, что можно назвать фактичностью: чувственно глухую достоверно мнимую завораживающую фактичность. Фактичность – это как раз и есть одна из проявленных сторон возможности выхода из Культуры, потому как чистую феноменологическую фактичность как культурно не оседающую непредданность возможно полагать как внекультурную. Потому и высказаться о ней самой непросто: это чистейшее и притом актуальное есть, это то, что рождается из чувственно глухого стремления к достоверному, результатом которого выходит самое элементарное есть как есть.

В рассмотрении информации обнаруживается нужда Техники и ее требования. Незримые миры, не данные чувственному опыту ума, передаются в качестве информационной пищи сегодня в каждый дом с помощью средств массовой информации и коммуникации. Но науко-техника вовсе не предоставляет выбора между глубоким частным знанием и быстрой информацией обо всем угодно, выбора в ней нет, потому что Техника, являясь «средой производства информации», затребывает эту информацию вновь, в себя. Современная техника требует информации, а информацию катализирует человек, потому Техника затребывает и человека. Человек поставлен в необходимость заполнения собою всех возможностей и постоянного прогресса средств к этим возможностям. Современная техника является новой средой извечной информации, которой по причине ее неодолимой тленности никогда не годился человек; зато в современной технике информация находит среду, где возможна бессчетная репродукция и бесконечное движение. То, что является при данном рассмотрении формацией этой нужды, есть публичность. Накопленная в человеке информация требует выхода и одновременно зовет в возможность, предоставленную Техникой, потому что, не будучи выпущенной, исчезнет. Всё то, что когда-то в человеке было неинформативным и непубличным – чувственное, мыслительное – ныне, выйдя на поверхность достоверного и став информационным, а после слившись в неразличимую массу с извечно обыденной информацией, и есть требующее публичности.

Лишь удостоверенный мнимостью человек ещё не может войти в мир современной техники, он обязан принимать и отсылать информацию, тогда он – информацией – втягивается и закрепляется в новом мире, он, будучи связанным порукой информации, становится затребуем современной техникой как оболочкой новой формации Культуры, потому что обязательное затребование Культуры стало требованием Техники.

Сам исход из Культуры – это самостоятельная тема; но здесь возможно зафиксировать: если Культура – это необозримое пограничье человеческого мира, то Техника дает возможность выйти за пределы Культуры таким образом, чтобы не давать никакой Культуре быть, т.е. осесть, подобно знанию, – привести ее в непрерывное движение и изменение, не давать ей быть чем-то… и тогда выйти на край Культуры и посмотреть: что там?