Амьенский мир и общественное мнение великобритании

Одним из важнейших событий политической жизни Европы в начале XIX в., бесспорно, явилось подписание (27 марта 1802 г.) Амьенского мирного договора между Французской республикой и Великобританией. Поскольку Амь-енскому миру предшествовало заключение так называемого Прелиминарного мира (в октябре 1801 г.) между двумя странами, первые отклики на это событие появились в Англии осенью 1801 г., а некоторые даже ранее, в 1800 году. В принципе можно выделить три основные позиции в отношении мира с Францией, условно говоря: критиков (или «ястребов»), его сторонников и тех, отношение кого к миру было не столь однозначным.

Итак, критики. К ним с полным на то основанием надо отнести ближайших сподвижников У. Пита Младшего, например У. Уиндхэма (занимавшего прежде пост военного министра Великобритании), лорда Гренвиля (министра иностранных дел в кабинете Пита Младшего начиная с 1791 г.), Джорджа Каннинга и лорда Малмсбери. О степени раздражения критиков поведением рядовых английских граждан осенью 1801 г. ярко свидетельствуют письма лорда Фицхарриса его отцу лорду Малмсбери. Сообщив отцу о подписании условий Прелиминарного мира Отто и Гауксбери, Фицхаррис замечает (2 октября 1801 г.): «…по этому поводу (в Лондоне) люди обнимали друг друга, повсеместно, собираясь группами, обсуждали это дело… и язык простонародья, звучавший посреди всего этого ликования, был в высшей степени преступным».

Через десять дней (12 октября 1801 г.), развивая эту тему, Фицхаррис пишет: «Мой дорогой отец! Прелиминарные условия впервые дошли до нас из французских газет… адъютант Буонапарте осмелился высадиться в Англии и, позор для нас, был влеком по улицам Лондона простонародьем… Я счастлив, что меня не было в городе (в этот момент)…».
Выступая в палате общин по поводу заключения Прелиминарного мира с Францией (19 октября 1801 г.), Уиндхэм заявил: «Я должен …остаться единственным скорбящим посреди всеобщего воодушевления… мои достопочтенные друзья, подписывая этот мир, ставят свои подписи под смертным приговором своей стране… Единственная цель, которую преследует Франция, состоит в том, чтобы ей позволили разделить с нами господство над морями, обрести торговые преимущества и позволить ей усилить свой флот. В то время как она (Франция) обрела эти права посредством мира, вы, сдачей ваших завоеваний, упускаете из рук единственное средство предотвратить это увеличение (французской) мощи,– расширение вашей колониальной империи»2. Выступая в палате общин уже по случаю заключения Амьенского мира (27 марта 1802 г.), Уиндхэм сказал: «Это – мир, которому каждый рад и относительно которого никто не испытывает чувства гордости».

В письме лорда Гренвилля лорду Мюльгрейву (13 октября 1801 г.) можно найти такие строки о Прелиминарном мире с Францией: «… мера того, что сейчас было уступлено Франции, настолько превосходит… ожидания, и вызванная этим весьма шаткая ситуация, в которой мы оказались, кажется мне чреватой столь великой опасностью для страны, что, думаю, я не смог бы найти оправданий, если бы я не высказал эти суждения…».

Получив текст англо-французского мирного договора от Гауксбери, Гренвиль был им крайне возмущен. В письме к Г. Дандесу он писал: «Ни в какое, даже самое трудное время, у меня не возникала идея пойти на уступки, которые могут быть сравнимы с этими». После заключения Амьенского мира лорд Гренвиль охарактеризовал его как «ненужные и унизительные уступки» по отношению к Франции.В дневниковой записи лорда Малмсбери (от 11 апреля 1802 г.) можно найти следующую информацию: «Лорд Гренвиль решительно настроен против мира… осуждая его как непрочный, опасный и несвоевременный; он рассматривает способ, которым этот договор был обретен, как в высшей степени порочный, исполненный ошибок и со многими важными упущениями…»5. Выступая в палате лордов (4 мая 1802 г.) лорд Гренвиль говорил, что Амьенский мир «постыден для Англии». Достаточно красноречив в своей критике Амьенского мира был и Джордж Каннинг, говоривший об огромных недостатках и упущениях, непрочности, шаткости и даже глупости мира».

То положение, в котором очутилась Англия, подписав Амьенский трактат (в своей речи в палате общин от 11 марта 1803 г.), он характеризовал следующим образом: это «состояние ни мира, ни войны, ни спокойного отдохновения, ни благородного и чреватого успехом усилия; мир, если он должен быть назван миром, без спокойствия … без безопасности и подверженный всевозможным тревогам в куда большей степени, чем опасностям…».

Каннинг утверждал, что в то время как безумное большинство приветствует мир, разговоры, которые он вел со многими лицами: купцами– землевладельцами, джентльменами, «обнаруживают всеобщее осуждение его условий».

Любопытно в этой связи было и мнение, высказанное королем Георгом III в разговоре с лордом Малмсбери (27 октября 1801 г.). «Знаете ли вы, как я называю мир (с Францией)? – спросил король. – Экспериментальным миром, так как он и не является ничем большим. Я уверен, – продолжил Георг III, – что вы думаете подобным же образом, хотя, возможно, не называете его так; но мир неизбежен, меня все оставили, союзники и все вообще. Я сделал это… ради всего наилучшего, так как не мог поступить иначе».

Сам же лорд Малмсбери, правда уже в марте 1802 г., на вопрос герцога Йоркского о мире с Францией ответил так: «Мир, Сэр, через неделю и война – через месяц». С этим мнением старого дипломата, в свою очередь, солидаризировался король: «Я могу предсказать то же самое, – заявил он.– Вы – великий пророк; думаю, что ваше предсказание оправдается. Убежден, что вы правы. Первая часть вашего предсказания уже осуществилась (Definitive Treaty 27 марта) и, полагаю, что вторая не замедлит осуществиться».

В какой-то степени общая для всех критиков мира с Францией позиция была довольно четко обозначена в январском номере «Анти-Якобинца» Каннинга за 1801 год. Автор статьи о мирных переговорах с Французской республикой указывал на то, что «база для переговоров может быть такова: либо Франция согласится с принципом status quo и произойдет взаимное возвращение всех завоеванных территорий; либо она согласится на такое удержание завоеванного нами, которое предоставит нам если и не возможность распространения нашего могущества,… не средство восстановить баланс сил в Европе… то возможность в известной степени совладать с ней… в будущем противостоянии и не допустить установления ею своего всемирного господства». Франция, рассуждал автор статьи, заключила мир с континентальными державами, будучи победительницей. Англия теперь в такой же ситуации. Таким образом, для критиков мирного соглашения с Францией, как в его прелиминарном, так и в окончательном вариантах, главные его изъяны состояли: во-первых, в непомерно больших уступках Франции, на которые согласилась пойти английская сторона; во-вторых, непрочности обретенного столь дорогой ценой мира; в третьих отсутствии в договоре каких-либо существенных выгод для Англии (скажем, в виде удержания ею завоеванных в ходе войны с Францией территорий.)

Последнее обстоятельство отмечал и карамзинский «Вестник Европы», назвавший условия мира, прописанные в Амьене, «чудными условиями».

Тех, кто был доволен заключением Амьенского мира с Францией и демонстративно это подчеркивал, возглавлял признанный лидер парламентской оппозиции Чарлз Джеймс Фокс, – «бесподобный Чарли».

«Триумф французского правительства над английским, – писал Фокс своему близкому другу и соратнику Чарлзу Грею (22 октября 1801 г.), – и в самом деле настолько порадовал меня, что трудно скрыть». Позднее, выступая на митинге, Фокс заявил: «Мир – славен для Франции. Славен для Первого консула. Ну, а должно ли быть иначе? Не должна ли слава явиться наградой за столь славную борьбу. Франция демонстрирует пример, который будет в высшей степени полезен всем нациям на земле. И всего более Великобритании».

Вице-адмирал лорд Коллингвуд в письме к своему другу Д. И. Блэкетту (от 16 октября 1801 г.) писал: «Не могу не сказать тебе, как много радости доставила мне весть о мире (с Францией)… Теперь, я надеюсь, мы увидим конец последней войны, которая была в наши дни…»14. Сам знаменитый адмирал Г. Нельсон тогда же признался, что: «Никто не радуется этому миру больше чем я; но, – заключил он в присущем ему духе эту фразу, – я лучше тресну, нежели допущу, чтобы проклятые французишки узнали об этом».

Сторонник министерства Генри Аддингтона поэт Р. Саути писал, что английскому правительству удалось «заключить мир, удовлетворивший всю разумную часть нации».

Январский номер карамзинского «Вестника Европе» за 1802 г. (№ 1) констатировал: «Английский народ вне себя от радости. Все лондонские журналисты прославляют министерство, и старинные противники его, Фокс, Шеридан, Тирней, хвалят мир».

В майском номере журнала, говорилось: «Из Лондона пишут… что более всех заключению мира с Францией содействовал принц Валлийский, (который) с большим уважением отзывался о Первом консуле…».

А в июньском номере «Вестник Европы», в частности, утверждалось, что иллюминация, устроенная в Лондоне в ознаменование Амьенского мира, стоила около миллиона рублей. Развивая тему народного ликования по поводу заключения англо-французского мирного договора, автор заметки в этом же номере журнала писал: «Над цирюльней одного Лондонского цирюльника были следующие стихи: Да превратится меч в бритву на земном шаре: я так рад миру, что готов даром обрить наших министров и Бонапарте!»19. В общем, можно констатировать, что преобладающим настроением у массы англичан была радость по поводу заключения Амьенского мира, однако внятно относительно плюсов этого мира для самих британцев никто толком не выразился. Разве что Гауксбери, оправдывая миролюбивую политику кабинета Аддингтона в Палате общин, высказал банальную мысль о том, что мир лучше, чем война.
Значительную и со временем все увеличивающуюся группу жителей Туманного Альбиона cоставили англичане, отношение которых к Амьенскому миру было весьма далеко от определенного. Так, дочь герцога Девонширского, леди Гарриет Кавендиш, писала своей подруге, мисс Тримил (20 октября 1801 г.): «Полагаю, (этот) мир будет печальным, однако же, в любом случае, я думаю, что он был необходим…»20. В свою очередь, муж леди Кавендиш, лорд Гран-вилль Левесон Говер, в письме к матери от 5 ноября 1801 г. рассуждал о грядущем следующим образом: «Существует великий разнобой во мнениях относительно масштабов нашего мирного урегулирования (с Францией). Если оно обременит страну тяжкими налогами, то война, бесспорно, окажется предпочтительнее, ибо тогда мир превратится в не что иное, как в военно-морское перемирие, в котором все преимущества будут в пользу Франции, и за это перемирие мы заплатим ценой наших лучших военных и коммерческих позиций».

Не занимавший тогда никаких должностей, но сотрудничавший в ряде либеральных газет, таких как «Oracle», «Morning Chronicle», и склонявшийся к поддержке Фокса, лорд Кэмпбелл (из старинного, аристократического шотландского рода графов Аргайлов) был автором ряда очень интересных писем, адресованных отцу и брату (с октября 1801 г. по март 1803 г.).
В письме Кэмпбелла отцу (от 5 октября 1801 г.) читаем: «Мир (с Францией) считается выгодным для страны, хотя и весьма бесславным для м-ра Питта. Все счастливы, исключая Уиндхэма и кучки таких же, как и он, субъектов…».

На следующий день в письме к брату (6 октября 1801 г.) Кэмпбелл констатировал: «Новости (о подписании Прелиминарного мира) вызвали всеобщую радость… Условия мира плохи, это правда, но всякий должен признать, что куда лучше пойти даже на худшие условия, чем продолжать войну».

В следующем году, через месяц после подписания Амьенского мира (25 апреля 1802 г.), в письме к брату Кэмпбелл отмечал следующее: «Весь свет вновь пребывает в мире… Мир, хотя и чрезвычайно славный для Франции, безусловно, совершенно выгоден и для Англии, и я не вижу, чего еще нам следует опасаться… Отношения с Францией отныне будут восстановлены такими, какими они были до войны…». Но, менее чем через месяц, в письме к брату (от 21 мая 1802 г.) Кэмпбелл высказывает уже далеко не столь оптимистичные чувства: «Сейчас мы пребываем в состоянии мира условно, – меланхолично замечает он.– Ни одному английскому купцу или же купцу с английскими товарами не позволено заходить в порты Франции, и мы готовы ответить (французам) тем же. Французы усиливают свои армии, а мы немного сократили наши. Однако столь усиленно истощена, что некоторое время будет не готова предпринять новые усилия…».

В своем ноябрьском письме к брату Джорджу (6 ноября 1802 г.) Кэмпбелл пишет: «Невозможно сказать, находимся ли мы в состоянии мира или в состоянии войны… Существует много вопросов, все еще не разрешенных между двумя правительствами… отправлены приказы, – замечает Кэмпбелл, – чтобы удержать Мальту и Мыс (Доброй Надежды). Поведение Бонапарта крайне вероломно, и он навлечет на себя проклятия всего человечества…»25. И наконец, в письме к отцу 26 марта 1803 г., т. е., практически накануне возобновления войны с Францией, Кэмпбелл пишет: «Мир и война выглядят совершенно неопределенно, но каков бы ни был результат наших переговоров, перспективы, открывающиеся перед нами, самые печальные».
Таким образом, можно, признать, что хотя значительная часть населения Соединенного королевства и была рада заключению Амьенского мира, англичане радовались некоему абстрактному миру вообще; конкретный же мир многими в Англии воспринимался как позорный и уже хотя бы в силу этого обстоятельства не мог оказаться прочным и надежным, будучи обречен с самого начала.