Антиномия как принцип миромоделирования в произведениях о праведниках Н.С. Лескова

 Автор: Михеева И.  

Христианская картина мира на первый план выдвигает вер тикаль, давая ей, по замечанию священника Павла Флоренско го, «значительное преобладание над прочими координатами». Вертикаль человек — Бог представляет собой не только духов ную жизнь, но и пронизывает все сферы человеческого бытия. «Построенная в «Домострое» изоморфная модель Бог во все ленной, царь в государстве, отец в семье — отражала три степе ни безусловной врученности человека и копировала религиозную систему отношений на других уровнях».

Исходя из этого мирстроится по иерархическому принципу, то есть по принципу священноначалия. Однако при развенчании концептуальной вертикали человек — Бог священный пафос иерархической модели мира сводится к простой субординации. Принципиаль ное отличие иерархии от субординации заключается в том, что субординация (от лат. subordinatio — подчинение) — это ус ловный порядок, «служебное подчинение младшего старшему, основанное на правилах служебной дисциплины», «воинская подчиненность и послушание», а иерархия «есть священный чин, знание и деятельность, по возможности, уподобляющаяся Божественной красоте, и при озарении, сообщаемом ей свы ше, направляющаяся к возможному Богоподражанию». Из этих двух различных концепций мира происходит и ценност ная ориентация человека в каждом их них.

В.С. Непомнящий разграничивает понятия субординации ценностей и иерархии ценностей: «субординация есть тот относительный, времен ный и внешний «порядок» ценностей, который людям в жизни видится или который они сами сознательно или невольно уста навливают (порой даже думая, что он таков и есть или должен быть), — в то время как иерархия есть порядок, по Толстому, «предвечный», то есть абсолютный и объективный».

Нарушить иерархию — это значит нарушить соотношение между черным и белым, высоким и низким. Власть в России, начиная с принятия христианства, строи лась по модели религиозных отношений, и вертикаль власти несла на себе иерархическую нагрузку. Поэтому власть «наде ляется чертами святости и истины. Ценность ее безусловна: она образ небесной власти и воплощает в себе вечную истину».

Царь является вершиной государственнорелигиозной модели власти, то есть одним из звеньев священной иерархии, помазанником Божиим. «Распространяя на государственность религиозное чувство, социальная психология этого типа тре бовала от общества как бы передачи всего семиозиса царю, который делался фигурой символической, как бы живой ико ной».

Достаточно вспомнить письмо А.А. Курбатова Петру I: «понеже вижду, истинно избран ти от Бога сосуд есть»9; или слова из его же доклада государю: «Истинно желаю работать тебе, государю, без всякого притворства, как Богу». По заме чанию Ю.М. Лотмана, «на государя переносились религиозные чувства, служба превращалась в служение». Само понятие «го сударевой службы» подразумевало «отсутствие условий между сторонами: с одной — подразумевалась безусловная и полная отдача себя, а с другой — милость», в то время как договор на Руси испокон веков «воспринимался как дело чисто человече ское (в значении: «человеческое» как противоположное «боже ственному»)».

В связи с этим можно говорить о двух различ ных институтах социальных отношений — субординационном и иерархическом. В первом случае сводами законов, уставов регламентируется социальное поведение человека; однако они являются лишь актами нормативноправового регулирования, исходя из чего отношения с государством рассматриваются как служба по договору. Во втором же случае на первый план выдвигаются заповеди, диктующие как социальное, так и ду ховное поведение человека, и основной акцент здесь ставится уже не на правах человека, а на его обязанностях, поэтому роль в обществе мыслится как служение, следовательно, «отноше ния этого типа имеют характер не договора, а безусловного дара». В. Непомнящий, рассуждая о правах и обязанностях человека, пишет, что «права человека — категория социальная и юридическая, то есть по отношению к человеку внешняя.

Это категория цивилизации. Обязанности человека — катего рия культуры, вещь внутренняя; они могут быть реально осу ществлены только изнутри человека. В этом смысле истинные обязанности человека есть категория религиозная, духовная; и сформулирована она в заповедях — как необходимых условиях сохранности в человеке образа и подобия Бога». Исходя из та кого понимания субординации и иерархии писатели, ученые, политики, философы создают различные концепции мира и человека. Д.С. Лихачев справедливо отмечал, что «во всякой культуре есть идеал и есть его реализация: действительность, порождая некие идеалы, сама является одновременно попыткой их осу ществления, очень часто их искажающей и обедняющей». В этом смысле иерархическую модель мира можно рассматри вать как некий идеал, к которому стремится человек в правед ной жизни, а субординационную как ее искаженный двойник. В цикле Н.С. Лескова «Праведники» актуализация анти номичных моделей мира происходит различными способами.

Один их них — создание некой микромодели по образу и подобию определенной макромодели. Мир, в котором живут героиправедники, строится по принципу иерархии. Вместе с тем этот образ мира переносится ими в сферу бытовую. Отсюда сравнение Н.С. Лесковым устройства светских учреждений, в которых протекает жизнь героевправедников, с устройством монастыря. Так, в рассказе «Кадетский монастырь» директор кадетского корпуса Перский становится игуменом кадетского монастыря; Бобров, занимающий чин бригадира, — экономом: «Второй номер за игуменом в монастырях принадлежит эконому. Так было и у нас, в нашем монастыре»[1, С. 59]; доктор Зеленский — иноком: «…постоянный инок нашего монастыря — наш корпусный доктор Зеленский» (курсив автора. — И.М.) [1, С. 64]. «Таковы были эти три коренные старца наше го кадетского скита» [1, С. 70].

В наружности и поступках праведников выражается «настроение души, проникнутой слу жебным долгом, но не знавшей служебного страха» [1, С. 49]. В понятие служения, в отличие от службы, заложен сакральный смысл, поэтому в иерархическом типе миромоделирования служение связано с мотивами жертвенности, бессребреничест ва: доктор Зеленский «вылечил больное дитя, но платы за свой труд не взял» [1, С. 65]; «Зеленский служил в корпусе тридцать лет и оставил после себя всего богатства пятьдесят рублей» [1, С. 70]; «Боброва в конце сорокового года службы за недоста точностию на казенный счет похоронили» [1, С. 64]. Устройство духовного учреждения накладывается на струк туру учебного заведения, а его дух отражается в картине мира персонажей произведения, их образах. Так М.С. Перский — «пример опрятности и военной аккуратности» [1, С. 49], «Пер ский был холост» [1, C. 50], «он жил и умер честным челове ком» [1, С. 51]. Перский «под стать себе умел подобрать таких же и старцев. Впрочем, он ли их умел подбирать или они сами к нему под стать подбирались, дабы жить в отрадном согласии» [1, С. 59]. А.П. Бобров «по достоинствам души, сердца и харак тера … был такой же высокозамечательный человек, как сам Перский … Зато сердцем Бобров был еще теплее», «разумеет ся, был холост, как и надо по монастырскому уставу, и детей любил чрезвычайно» [1, С. 59].

Доктор Зеленский — «добряк и наисправедливейший и великодушнейший человек» [1, С. 66], «тоже был холост, тоже был домосед» [1, С. 64]. Своему делу героиправедники отдают и себя целиком, и все, что имеют. С этим связано либо отсутствие их личного пространства, либо крайний его минимализм. Так «комнаты Перского представля ли вид самой крайней простоты» [1, С. 50]. Доктор Зеленский «даже превзошел двух первых (Перского и Боброва. — И.М.) тем, что жил в лазарете, в последней комнате» [1, С. 64]. Не удивительно, что праведники отдают всю свою жизнь служе нию: повар Кулаков «умер скоропостижно на своем поварском посту — у плиты»17. Пространство «Кадетского монастыря» замкнуто, оно огра ничено стенами кадетского корпуса, его садом. Праведники, живущие в нем, как и полагается по монастырскому уставу, не покидают его: Бобров «сорок кряду лет … буквально не выходил из корпуса» [1, С. 60]; «Никто не помнил такого случая, что бы Перский оставил здание» [1, С. 49]. Заставить их покинуть свою обитель могла только воля вышестоящего начальства. Доктор Зеленский из корпуса не выходил, «никакими деньга ми нельзя было его заставить выехать с визитом на сторону» [1, С. 64]. Внутри замкнутого пространства героиправедники пе ремещаются довольно свободно и активно: Перский ежеднев но посещал дортуары, столовые и «малолетние отделения», «четыре раза в день непременно обходил все классы» [1, С. 49].

Бобров «постоянно ходил по корпусу и все учреждал свое дело» [1, С. 60]. Доктор Зеленский «в видах недопущения болезней, прежде чем кадет вводили в классы, … проходил все классные комнаты …, обходил роты» [1, С. 67]. Обратим внимание, что праведники, живущие в замкнутом пространстве, не нарушают по собственной воле его пределов, но внутри него охватывают своим вниманием и заботой весь внутренний локус. За пре делами кадетского монастыря — Петербург, образ которого в произведениях Н.С. Лескова наследует традиции «петербург ского текста» русской литературы18. Город своими «петербург скими обстоятельствами» («Воительница») оказывает пагубное влияние на человека. Четкие границы и их соблюдение связа ны с построением иерархической модели мира в конкретном пространстве. Отгораживаясь от внешнего, героиправедники тщательно оберегают созданный ими гармоничный мир. Вме сте с тем, физическая замкнутость пространства кадетского корпуса, благодаря праведникам, преодолевается духовно.

Какие бы ни были перемены во времени (воцарение Павла I, Декабристское восстание), для автора особенно важно то, что внутренний климат теплоты и участия, созданный и поддер живаемый его «праведниками», остается неизменным. В основе иерархического миромоделирования лежат запо веди, исходя из которых героиправедники выстраивают шка лу ценностей, принимаемую воспитанниками корпуса: «Нас нельзя было подкупить и заласкать никакими лакомствами: мы и так были преданы начальству, но не за ласки и подарки, а за его справедливость и честность» [1, С. 58]. С первых дней пребывания в корпусе кадетам внушались принципы иерархи ческого института: «Ведите себя хорошо и исполняйте то, что приказывает вам начальство» (курсив мой. — И.М.) [1, С. 48].

Обратим внимание, что это именно иерархические, а не субор динационные принципы, поскольку содержат не только идею подчинения начальству, но имеют ценностное значение. Не случайно в кадетском корпусе воспитывались «понятия чести, которыми кадеты бывших времен недаром славились и не из меняли им на всех ступенях служения до гроба» (Курсив мой. — И.М.) [1, С. 49]. Нарушение инструкций, уставов и правил — это право— нарушение. Лесковские праведники предпочитают правона рушение нарушению христианского долга. Поэтому кадеты, вопреки запрету, передают пироги арестованным. Однако по вествователь замечает, что «это маленькое правонарушение служило к созиданию великого дела: оно воспитывало дух то варищества, дух взаимопомощи и сострадания, который при дает всякой среде теплоту и жизненность, с утратой коих люди перестают быть людьми и становятся холодными эгоистами, не способными ни к какому делу, требующему самоотвержения и доблести» [1, С. 53].

Таким образом, кадетский корпус, в котором живут лесков ские праведники, — микромир, строящийся на принципах свя щенноначалия. В отличие от «Кадетского монастыря» сравнение с монасты рем устройства инженерного ведомства в Варшаве в рассказе «Инженерыбессребреники» саркастично: «Причетники полу чали то, что им давал отец настоятель, и никаких частностей всей этой благостыни могли не знать» [2, С. 156]. Это своего рода субординационный двойник той иерархической структу ры, которую видит читатель в кадетском корпусе. С одной сто роны, здесь также есть понятия благородства (командир был «человек благородный и давал не скупясь» [2, С. 156]), совести, уважения к начальству), подчиненные, получив к основному жалованию прибавку, служили «с незапятнанною совестью, исполняя приказания старшего и ни в чем ему не переча» [2, С. 156]).

Но, с другой стороны, всем было известно, что ко мандир обворовывает казну, а прибавки к жалованию — это взятки: «В инженерном ведомстве многие тогда были заняты заботами о наживе и старались ставить это дело «правильно и братски», — вырабатывали систему самовознаграждения» (кур сив автора. — И.М.) [2, С. 143]. Примечательно, что казначей выдавал основное жалование правой рукой, а нечестные день ги доставал из корзины левой рукой, а именно левое в христи анской картине мира связано с осмыслением греховности (в картинах Страшного Суда праведники располагаются по пра вую руку, а грешники — по левую руку от Господа).

Таким образом, сходство двух «монастырей» носит лишь внешний ха рактер, в то время как внутреннее содержание их диаметрально противоположно. В отличие от кадетского монастыря, образ его двойника не ограничен замкнутым пространством, он, подобно эпидемии, захватывает огромную территорию: «Заря, облиставшая инже нерную славу, поднималась в Варшаве и Новогеоргиевске и от туда светила далее, против естества, — с запада на восток, через Киев, даже до Баку и Ленкорани, ибо ныне даже и там воспро славлено имя русского инженера» [2, С. 161]. В произведении создается некая модель мира, в которой все, включая движение светила, «против естества». Здесь реки золота, окунание в воды которых имеет формальное сходство с таинством крещения: «Кто по нежеланию, или по неуменью, или из страха сам не лез в золотое русло, чтобы купаться в золоте, таких чрезвычай но предупредительно и ласково сами старшие окунали в ванны домашним порядком» [2, С. 154155].

Примечательно, что со становлением данной модели мира связано изменение образа времени: «После отшедшего века магнатории они начинали век инженерии» [2, С. 161]. Его расцвет начался после взятия Варшавы, которая и стала центром субординационной струк туры: «После взятия Варшавы … «система самовознагражде ния», казалось, достигла до самого наивысшего своего развития» [2, С. 151]. Особое пространство, в котором раскрывается истинная суть двойника — «гастрономия», в которой инженеры после получения жалования и «пачек в бумажных полосках» всем ведомством устраивали «товарищеские обеды». А.М. Пан ченко, основываясь на высказываниях Ф.М. Достоевского, обращал внимание на то, что двойничество — это претензия «вытеснять других из пределов, занимаемых сими другими своим бытием в этом мире».

В Варшаве «именитые поляки, поддерживавшие здесь ранее честь польской аристократии, присмирели и были вытеснены в «малые кабинеты», а самым большим помещением завладели русские инженеры и назвали его «инженерным залом» [2, С. 160]. Пространство «гастроно мии» Н.С. Лесков уподобляет «зияющей бездне»; не случайно попавший в нее Николай Фермор ощущает над собой «нечто демоническое и ужасное, подобное тому, что ощущают неко торые люди, проезжая над пропастью» [2, С. 161]. Атмосфера алкогольного опьянения, винных паров, где все окружающее толкает в бездну, давит на Фермора. В безумном порыве он пошел «глаголом жечь сердца людей» [2, С. 162]. Но его оду хотворенные призывы тонут в бездне, и пушкинские строки в этом контексте звучат трагично.

После ощущения, испытан ного Фермором над бездной, для него рвется нить времени; герой приходит к мысли об изжитости своей жизни, отсутст вии ее смысла. Таким образом, Николай Фермор — жертва страшного двой ника того идеального мира, который существует в сознании героя. Создание некоего идеального мира связано с образами Димитрия Брянчанинова и Михаила Чихачева, в чьей жизни иерархический принцип священноначалия стал преобладаю щим. Еще будучи в стенах училища, они организовали «кружок любителей и почитателей “святости и чести”. Их ценностные принципы — «сберечь себя от гордости», не утратить чистоту души, не допустить «себя до гнева, лжи, раздражительности, мщения и лести» [2, С. 140], для чего «надо всегда смотреть на Богочеловека» [2, С. 139]. Герои, исходя из этих ценностных установок, закономерно воспринимают вертикаль власти как иерархическую: мы «должны быть покорны начальникам на шим» [2, С. 139].

Однако те принципы, которые лежали в основе представ ления о мире Н. Фермора, разнились с принципами Брянча нинова и Чихачева. Иерархия утратила свою религиозность, духовность и уступила место душевным качествам, таким как честность и благородство, то есть ее символическое содержа ние были заменено знаковым: ««Секта Брянчанинова» … к его времени потерпела значительное изменение в духе. С отходом первого своего основателя и руководителя Брянчанинова и его друга Чихачева она утратила преобладание религиозного направления, но зато еще более повысила требования общей честности и благородства» [2, С. 152]. Трагедия Н. Фермора за ключается в том, что «идеал Алексея, человека Божия, которо му следовали в своей решимости Чихачев и Брянчанинов, не был идеалом позже их вышедшего на житейский путь Фермо ра» [2, С. 155]. Формализация иерархических принципов, изъ ятие вертикали человек — Бог ведет к преобразованию иерархи ческой модели мира в субординационную.

Разочаровавшись в жизни, Фермор забывает ключевое по нятие иерархии — священноначалие, а отсюда и правило не осуждения, уважения к начальству: «порицал без исключения все власти, находя их бессильными остановить повсюду у нас царящее лицемерие, лихоимство, неуважение к честности, к уму и к дарованиям, и в заключение назвал все власти не со ответствующими своему назначению» [2, С. 170]; «на указание ему самых сильных лиц он отвечал, что «это все равно, — никто ничего не значит: что нужно, того никто не сделает» [2, С. 171]. Замена в субординационной структуре заповедей на уставы, присягу, прежде всего ранит самого Николая Фермора. На его одухотворенный призыв отказаться от самовознаграждения, инженерам пришла на помощь присяга: «Надо помнить о при сяге, подчиняясь ей, не заводить никаких союзов, основанных на исключительных клятвах и обязательствах» [2, С. 153].

Герой не осознает, что десакрализация иерархической модели мира стала причиной его душевного надрыва. Таким образом, картина мира, которую видит Николай Фермор, есть искаженный двойник иерархической модели мира. Применительно к русской литературе отмечают, что двойник «стремится оставить жертву в состоянии оторопи, от чаяния: показав бездну падения, представить его неизбежным и бесповоротным, а ситуацию, в которой оказался герой, — безвыходной, скрывая возможный выход из нее — выход к по каянию, создавая для жертвы впечатление безнадежности по ложения». Николай Фермор оказался не в силах совладеть с двойником, поэтому итогом его жизненного пути становится самоубийство. Н.С. Лесков, создавая в пределах одного цикла два диамет рально противоположных образа «монастыря», показывает превращение иерархической модели мира в субординационную.

Формализация, десакрализация священноначалия мира оборачивается трагедией для человека, поскольку подрывает его духовную основу. Однако жизнь героев-праведников доказывает возможность сохранения иерархии в реальной действи тельности, если в ее основе лежит христианская картина мира и человека, идеи деятельного добра, служения людям.