Роль старославянизмов в современном русском языке

«Язык славяно-русский имеет неоспоримое превосходство пред всеми европейскими: судьба его была чрезвычайно счастлива. В XI веке древний греческий язык вдруг открыл ему свой лексикон, сокро-вищницу гармонии, даровал ему законы обдуманной своей граммати-ки, свои прекрасные обороты, величественное течение речи.

Сам по себе уже звучный и выразительный, отселе заемлет он гибкость и правильность. Простонародное наречие необходимо должно было отделиться от книжного; но впоследствии они сблизились, и такова стихия, данная нам для сообщения наших мыслей» (А.С. Пушкин).

Старославянский язык обладал очень богатым словарным составом, способным полно и всесторонне отражать самые разнообразные явления действительности. Исследователи неоднократно отмечали богатство словарных синонимов старославянского языка, например: любодей и блудник, вожделение и похоть, демон и кумир, язык и страна, возвысити и вознести, книгочеи и книжник, алкати и поститься и т.п. В переводной Хронике Георгия Амартола одно и то же греческое слово может передаваться целой серией синонимов: мьнети, обоняти, разумети, сведети, услышати, чути; зол, лих, лукав, лют; домысел, домышление, замышление, мысль, помысл, размышление, разум, разумение, смысл, ум, чувствие и т.п.
Это богатая синонимика переходила в русский язык, взаимодействовала исконно с восточнославянскими словами, образуя новые синонимические ряды.

Лексика славянского языка была настолько близка к современной лексике, что выделить старославянизмы в словарном составе современного литературного языка (и даже современного русского языка) не всегда можно с достаточной достоверностью. Обычно принято считать старославянскими по происхождению существительные с суффиксами ние, ость, ство, ствив, тель; причастия на ущ, ющ, ащ, ящ; сложные слова.

Особую группу составляют старославянские слова, по происхождению однокоренные с соответствующими русскими, но отличающиеся от них своим звуковым обликом. К таким словам относятся, прежде всего, неполногласные и полногласные варианты, например: старославянские град, враг, мраз, плен, русские город, ворог, мороз, полон. Далее можно указать слова со старославянскими сочетаниями дж, шт и слова с русскими соответствующими звуками ж. ч: вождь, жажда, ношть (нощь) – вожь, жажа, ночь; слова со старославянскими начальными сочетаниями ра, ла и слова с русскими соответствующими сочетаниями ро, ло: разный, лакоть, ладья – розный, локоть, лодья; слова со старославянским начальным е и слова с соответствующим русским начальным о: езеро, елень, един – озеро, олень, один. Наличие такого рода словарных пар обогащало стилистические ресурсы русского литературного языка. Уже в древнейших памятниках иногда наблюдается некоторая система в употреблении русских или старославянских вариантов слов; это особенно относится к полногласным и неполногласным формам. Старославянские формы употребляются в тех случаях, когда описания носят религиозный или торжественный характер, а русские формы в описаниях быта, в народных легендах и т.п.

В области стилистики русский литературный язык черпает из старославянского также систему средств художественной изобразительности: эпитеты, сравнения, метафоры, антитезы и пр., разработанные в старославянском языке на основе древнегреческой стилистики. Необходимо заметить, что в большинстве своем средства художественной изобразительности в русском литературном языке разработаны на национальной русской основе, они восходят к устному народному поэтическому творчеству. Влияние изобразительных средств устного народного творчества в русском литературном языке старшей поры вообще весьма велико; оно имеет место даже в памятниках религиозного содержания и в целом значительно превосходит влияние изобразительных средств старославянского языка.

Наиболее важным следствием влияния старославянского языка на русский было не заимствование какогото количества (пусть даже очень большого) слов и стилистических средств, а выработка под влиянием старославянского языка норм орфографии, грамматической системы, словаря и фразеологии. Иными словами, под организующим влиянием старославянского языка интенсивно формируются в древнерусском литературном языке осознанные нормы выражения в области словаря, грамматики и средств художественной изобразительности. Важно подчеркнуть, что речь здесь идет не о заимствовании этих норм из старославянского, а о формировании самобытных, национальносвоеобразных норм древнерусского литературного языка. Старославянские нормы не копировались в русском языке, но сам факт наличия в старославянском языке норм литературного выражения явился мощным стимулом для осознанного формирования норм древнерусского языка.

Книжнославянский тип древнерусского литературного языка формировался и развивался в произведениях церковнорелиги¬озного характера. Такого рода произведениями были, прежде всего, проповеди («слова») церковных деятелей того времени и жития святых. Из сохранившихся памятников этого рода наиболее замечательны «Слово о законе и благодати» киевского митрополита Илариона (XI в.), «Слово в новую неделю по Пасце» Кирилла, епископа Туровского, «Сказание о Борисе и Глебе», «Житие Феодосия Печерского» (XII в.).

Книжнославянский тип характеризуется последовательно выдержанным преобладанием старославянских форм во всех случаях, когда имеется параллелизм между старославянским и русским языком (т.е. преобладают неполногласные формы слов слова с начальными сочетаниями ра, ла и т.п.). Очень часто употребляются в этом типе языка сложные слова. Непременным является использование образов и фразеологических оборотов из Священного Писания. Система средств художественной изобразительности – эпитетов, сравнений, метафор, аллегорий – также черпается обычно из области библейских сюжетов и византийской церковной литературы.

Весьма характерен для книжнославянского типа языка следующий отрывок из «Слова в новую неделю по Пасце» Кирилла Туровского: «Ныне зима греховная покаяниемъ престала есть, и ледъ неверия благоразумьемъ растаяся: зима убо кумирослужения апостольскымъ учениемъ и Христовою верою престала есть, ледъ же Фомина неверья показаниемъ Христовыхъ реберъ растаяся. Днесь весна красуется, оживляющи земное естество, и горнии ветри, тихо повевающе, плоды гобьзуютъ, и земля, семяна питающи, зеленую траву ражает: весна убо есть красная вера Христова, яже крещениемъ поражаетъ пакы естьство; бурнии же ветри – грехотворений помысли, иже покаяниемъ претворишася на добродетель, душеполезныя плоды гобьзуютъ».

Из характерных примет книжнославянского типа языка в приведенном отрывке укажем, прежде всего, неполногласные формы слов и слова с начальным сочетанием пре и ра (престала, претворишася, растаяся), причастия на ющ (оживляющи, повевающее, питающи), многочисленные сложные слова (благоразумьемь, кумирослужения, грехотворений, добродетель, душеполезныя), слова на  ание, ение, ьство (покаяниемь, учениемь, показаниемь, крещениемь, естьство). Характерно использование евангельской притчи о Фоме неверующем (апостол Фома не поверил в Воскресение распятого Христа, заявив: «Если не увижу на руках Его ран от гвоздей, и не вложу перста моего в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в ребра Его, не поверю» – Ин. 20, 25).

Как заметил А.С. Пушкин, «разговорный язык простого народа (не читающего иностранных книг и, слава Богу, не выражающего, как мы, своих мыслей на французском языке) достоин также глубочайших исследований. Альфиери изучал итальянский язык на флорентийском базаре: не худо нам прислушиваться к московским просвирням. Они говорят удивительно чистым и правильным языком».