| Интерпретация евангельского фрагмента в романе Идиот |
|
Автор: Михеева Ольга Васильевна Проблема интерпретации евангельского фрагмента Роман «Идиот» (1868) принято считать «самым загадочным» из произведений Достоевского, ставшим в последнее время своеобраз-ным «центром притяжения» для исследователей. Из многочисленных проблем, исследующих христианскую основу романа, наиболее важ-ной и актуальной представляется в настоящее время проблема духов-ного воскресения человека. Идея спасения и воскресения пронизывает собою все пространство русской литературы и творчество Достоевско-го, как православно ориентированного писателя, несомненно, несет в себе все эти «пасхальные» (т.е. направленные на спасение) переживания. Общеизвестно, что все романы «великого пятикнижия» Достоевского изобилуют множеством евангельских реминисценций и мотивов. Действие всех его романов (кроме «Подростка») организуется вокруг определенного евангельского фрагмента, становящегося символиче-ским образом и структурной моделью для сюжета произведений. В романе «Идиот», по мнению многих ученых, – это описание казни Христа. Так, исследователь А.Б. Криницын пишет, что «символиче-ским изображением судьбы Мышкина служит в романе картина Ганса Гольбейна «Христос в гробу». Дело в том, что «Христос изображен на ней настолько обезображенным мучениями и смертью, что у зрителей неизбежно должна возникнуть мысль о невозможности воскресения… Такое прямое воздействие на убеждения героев этот образ может ока-зывать потому, – продолжает исследователь, – что воспринимается ими как вполне определенная интерпретация евангельского сюжета о муках и казни Христа (подробно излагаемая Ипполитом при описании и объяснении картины)»1. Действительно, идейным центром романа является именно это евангельское повествование о муках и казни Хри-ста. Но, как представляется, роман «Идиот» намного шире и много-значнее и в идейно-эстетическом, и в философско-религи¬озном, и в структурном отношении, что позволяет интерпретировать его сюжет в соответствии с одним из многочисленных фрагментов, составляющих Евангелие, а именно, – повествованием о последней неделе земной жизни Спасителя (получившей в христианстве название Страстной седмицы), смысловым центром которой и является описание распятия Христа.Впервые о романе «Идиот» как о своеобразной структурной трансформации евангельского фрагмента, повествующего о Страстной седмице, было упомянуто Г. Ермиловой в статье «Трагедия русского Христа». Она же указывает на более раннюю неопубликованную рабо-ту Е.А. Трофимова «Метафизика художественного времени в романе «Идиот»2. Но данная проблема в этих работах лишь обозначена. Поэтому важно попытаться проследить, условно говоря, некоторые соответст-вия в сюжетно-композиционном строе романа «Идиот» и евангельском фрагменте, повествующем о Страстной седмице. Итак, евангельская идея о Воскресении Иисуса Христа обозначи-лась в произведении Достоевского как смысловой центр, определяю-щий всю идейно-композиционную структуру романа «Идиот», как, впрочем, и почти всех произведений писателя. Идею воскресения че-ловека сам Достоевский определял как идею “восстановления погиб-шего человека – мысль христианскую и высоконравственную”3. Тем не менее, многие исследователи до настоящего времени счи-тают роман «Идиот» «самым мрачным произведением» Достоевского, в котором «великая миссия Мышкина терпит провал» и надежда на воскресение в произведении отсутствует4. Основой такого пессимизма и стало наличие в романе интерпретации евангельского фрагмента, повествующего о распятии Христа, который Достоевский якобы «про-ецирует на трагический финал романа»5. Данное евангельское повествование отражено в тексте романа, но главное заключается в том, что определяют основную идею произве-дения не страдание и смерть Спасителя, а Его Воскресение (на третий день после смерти). Поэтому финал романа указывает нам не на «про-вал миссии Мышкина», а на надежду, которая зарождается в сердцах молодого поколения романа, друзей князя Мышкина, а деяние главно-го героя стало действительно звеном в цепи надежды. На это указы-вают и слова самого писателя в набросках к роману: «…цепь и надеж-да…» (Т. 9. С. 241). Именно так определяет Достоевский главную идею своего произведения. Поэтому идея воскресения является определяющей в романе «Идиот», а евангельский фрагмент о Воскресении Иисуса Христа (а не только о муках и Его казни), – как представляется, той сюжетной схе-мой, по которой «строится» роман писателя. В.Е. Хализев определяет фрагмент как «часть художественного творения, которая может обретать некоторую самостоятельность и способность получать черты собственного произведения»6. Можно предположить, что в Евангелии такое качество приобретает и повест-вование о Страстной седмице, обладающее законченностью и само-стоятельностью, имеющее свой сюжет7 и свою композицию8. Так, за-вязкой действия, согласно тексту Евангелия, является торжественный въезд Иисуса в Иерусалим (Ин. 12, 3); «преддверием Страстей Христо-вых были иерусалимские дни», – замечает еп. Кассиан (Безобразов) в работе «Христос и первое христианское поколение». Первые три дня последней недели земной жизни Спасителя представляют собой разви-тие действия, включающее, согласно тексту Евангелия, проповеди Ии-суса Христа народу. «Иисус вступил в Иерусалим и действовал как Мессия. Тут же определяется и основной конфликт евангельского фрагмента – неприятие Христа: он вошел в открытый конфликт с вож-дями народа»9, – замечает еп. Кассиан. Кульминацией данного еван-гельского фрагмента, согласно тексту Евангелия, можно считать рас-пятие Спасителя, т.е., по словам еп. Кассиана, «насильственный конец Его служению»10. Развязкой же действия является Воскресение Хри-стово. Такова структура данного евангельского фрагмента, который, предположительно, и становится основой для сюжета, композиции и системы образов романа «Идиот», где, подобно Евангелию, идея вос-кресения является определяющей. Прежде всего, композиционные принципы, объединяющие роман и евангельское повествование о Страстной седмице, способствуют усилению акцента на том событии, которое впоследствии станет глав-ным для формирования сюжета. Так, главный принцип композиции романа – антитеза11 – реализуется в противопоставлении чистоты и веры князя Мышкина и безверия и злобы петербургского общества, а в евангельском фрагменте – любви и милосердия Христа и неверия и ненависти фарисеев. А использование «кольцевой» композиции в тексте романа и в тексте Евангелия позволяет установить перекличку между началом и концом обоих произведений. Господь наш Иисус Христос после своего воплощения и жизни на земле возносится на небо, князь же Мышкин в романе в конечном итоге оказывается в Швейцарии, которую он когда-то покинул, уехав в Петербург «к людям». Все как будто в романе ста-новится «на круги своя». Но идеи князя Мышкина, его вера, любовь и милосердие к людям продолжают жить и развиваться на новом уровне, в сердцах молодого поколения романа – Коли Иволгина, Веры Лебеде-вой, Евгения Павловича Радомского. Поэтому можно предположить, что композиция романа не замыкается в «кольцо» (указывая, возмож-но, на тщетность всех предпринятых князем усилий), а свивается в «спираль», знаменуя тем самым продолжение развития идей князя Мышкина в сердцах его молодых друзей. Аналогично данный компо-зиционный прием реализуется и в евангельском повествовании о Стра-стной седмице – идеи Иисуса продолжают его ученики-Апостолы. Другими словами, функция «восходящей», «спиралевидной», а не «кольцевой» композиции романа «Идиот» служит воплощению в про-изведении писателя главной идеи – идеи воскресения человека. Об этом же свидетельствуют и ключевые события в сюжете. Пер-вая часть романа – это приезд князя Мышкина в Петербург, неодно-кратные упоминания о некой своей миссии: «Теперь я к людям иду; я, может быть, ничего не знаю, но наступила новая жизнь. Я положил исполнить свое дело честно и твердо». Возможно, эти слова могут на-помнить нам слова Иисуса Христа, пришедшего спасти мир. В Еванге-лии от Иоанна читаем: «Отче! Прославь имя Твое. Тогда пришел с не-ба глас: и прославил, и еще прославлю» (Ин. 12, 28). Кроме того, первая часть романа может напомнить нам о событи-ях Великого Понедельника, Великого Вторника и Великой Среды Страстной седмицы. В эти три дня Святая Церковь вспоминает по-следние беседы Господа Иисуса Христа с народом и учениками и «торжественный въезд» Его в Иерусалим, – как указывает митрополит Иерофей (Влахос) в книге «Господские праздники»12. Эти последние беседы Иисуса с народом и учениками («Иисус го-ворил притчами» (Мк. 12, 1); «весь народ с утра приходил к Нему в храм слушать Его» (Лк. 21, 38) напоминают нам о многочисленных разговорах князя Мышкина с героями романа в первой части произве-дения («проэкзаменовка» князя в доме Епанчиных; история о детях, рассказанная самим Мышкиным и т.д.). Вторая часть романа, особенно сцена разговора князя Мышкина с Рогожиным в его доме, когда главный герой угадывает в собеседнике своего будущего убийцу, по структуре, возможно, напоминает нам Ве-ликий Четверг Страстной седмицы, когда Святая Церковь вспоминает Тайную Вечерю, где Спаситель предсказывает Свою смерть и указывает на Своего будущего предателя. Или, например, внутренне чувствуя по-терю веры Рогожиным, Мышкин пытается побудить его к покаянию и спасти любовью своей: «Ты мне дорог. Я сильно тебя люблю, Парфен» (Т. 8. С. 173). В Евангелии же от Иоанна сказано: «Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга» (Ин. 13, 34). Структурная модель третьей части романа в некотором роде мо-жет иметь сходство с Великой пятницей и Великой Субботой Страст-ной седмицы, когда святая Церковь вспоминает о крестных страданиях Спасителя и Его смерти. «Тело Христа пребывало в погребальной пе-щере, как в недрах земли, пятницу (с вечера), субботу и часть следую-щей ночи»13, – пишет в работе «Великие христианские праздники» архимандрит Рафаил (Карелин). Данный евангельский фрагмент во-площается, быть может, вернее всего в «необходимом объяснении» (исповеди) Ипполита Терентьева, когда у Ипполита возник «любопыт-ный вопрос» при взгляде на картину «Мертвый Христос» в доме Рого-жина: «Но странно, когда смотришь на этот труп измученного челове-ка, то рождается один интересный вопрос: если такой точно труп ви-дели все ученики Его… и стоявшие у Креста, то каким образом они могли поверить, смотря на такой труп, что этот Мученик воскреснет?» Эти сомнения и неверие в будущее воскресение Христа, возможно, граничит с неверием и насмешками фарисеев из евангельского повест-вования. В Евангелии от Матфея читаем: «Проходящие же злословили Его, кивая головами своими и говоря: “Разрушающий храм и в три дня Созидающий! Спаси Себя Самого, если Ты Сын Божий, сойди со Кре-ста… Других спасал, а Себя Самого не может спасти! Если Он Царь Израилев, пусть теперь сойдет со Креста, и уверуем в Него”» (Мф. 27, 40-42). Наконец, «Заключение», которое завершает роман, напоминает нам Пасху, которая венчает в евангельском повествовании события Страст-ной недели. Именно в «Заключении» можно увидеть воплощение еван-гельской идеи Воскресения Христова. В евангельском фрагменте – про-должение идей и спасительной миссии Иисуса в учениках, будущих апостолах: «Господь… вознесся на небо… А они пошли и проповедова-ли везде, при Господнем содействии» (Мк. 16, 19-20), – такими словами завершается Евангелие от Марка. Возможно, подобно Христу, вознесшемуся на небо, князь Мыш-кин в некотором роде покидает этот мир и, подобно Спасителю, остав-ляет после себя «учеников», своих продолжателей – молодое поколе-ние, в сердцах которого идеи Мышкина оставили глубокий след. «Ко-ля был поражен происшедшим… Отчасти по его старанию устроилась и дальнейшая судьба князя» (Т. 8. С. 508), – замечает в конце романа автор. Евгений Павлович Радомский принял самое горячее участие в судьбе князя, он объединяет всех «учеников-друзей» Мышкина. Идея воскресения реализуется и в системе образов романа, быть может, в какой-то степени соотносимой с образами евангельского фрагмента. В евангельском повествовании о Страстной седмице мож-но выделить три группы персонажей: в центре – Иисус Христос, вбли-зи Которого, с одной стороны, – ученики Его, с другой, – неверующие фарисеи. Проследив духовную эволюцию Мышкина в романе, можно прийти к выводу о том, что Достоевский воплощает в образе главного героя мысль о высочайшем назначении человека. Оно заключается в бескорыстном и любовном служении людям. По существу, Достоев-ский попытался воплотить в князе Мышкине представление об иде-альном человеке, носителе завещанных Спасителем качеств. В романе «Идиот» один князь Мышкин, «положительно прекрасный человек», противостоит всем потерявшим веру героям, олицетворяющим «неве-рующих фарисеев» в романе. Грехом неверия охвачены и Рогожин, и Настасья Филипповна, и Аглая Епанчина, и многие другие персонажи. Судьба каждого из них – путь нераскаявшегося грешника, не захотев-шего отойти от бесовской гордыни, не сумевшего покаяться. На дру-гом полюсе – группа персонажей, «олицетворяющих» в какой-то мере как бы «учеников» Иисуса Христа. Это люди, поверившие в право-славно-христианские идеи Мышкина, – Коля Иволгин, Вера Лебедева, князь Радомский. Благодаря им, продолжают жить мысли и слова кня-зя Мышкина, верившего в возможность спасения и воскресения даже самого погибшего грешника. Таким образом, роман «Идиот», как и все произведения Достоев-ского, несет в себе «светлую» идею, то есть веру и надежду на спасе-ние человека. Быть может, именно в этом, казалось бы самом трагич-ном романе писателя, с наибольшей полнотой воплотилась главная мысль Достоевского о воскресении и «восстановлении» человека бла-годаря именно внутренней соотнесенности всего художественного строя «Идиота» с евангельским фрагментом о Воскресении Христа, повествующего о событии, без которого невозможно было бы и вос-кресение грешной души человека. Вопреки мнению многих исследова-телей, все-таки представляется, что роман «Идиот» – не одно из «са-мых мрачных», а одно из самых «светлых, жизнерадостных произве-дений Достоевского» (по выражению финского исследователя Оскара фон Шульца). Возможно, это и определяет «загадочность» и «непостижимую» глубину романа Достоевского на все времена. Примечания 2 См. об этом: Роман Ф.М. Достоевского «Идиот». Современное состояние изучения. М., 2001. С. 453. 3 Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: В 30 т. Т. 20. С. 28. (В дальнейшем все ссылки даются на это издание). 4 См. об этом: Криницын А.Б. Исповедь подпольного человека. К антрополо-гии Ф.М. Достоевского. М., 2001. С. 341; Ахундрова И.Р. Воплощение хаоса и бытия // Роман Ф.М. Достоевского «Идиот»: Современное состояние изучения. М., 2001. С. 206. 5 Криницын А.Б. Указ. соч. С. 338, 340. 6 Хализев В.Е. Теория литературы. М., 2002. С. 183. 7 Хализев В.Е. определяет сюжет как «цепь событий, воссоздающую в лите-ратурном произведении жизнь персонажей в ее пространственно-временных изменениях, в сменяющих друг друга положениях и обстоятельствах». См. Хализев В.Е. Указ. соч. С. 249. 8 Хализев В.Е. Указ. соч. С. 297. Исследователь определяет композицию как «взаимную соотнесенность и расположение единиц изображаемого в художе-ственной форме». 9 Кассиан (Безобразов), еп. Христос и первое христианское поколение. М., 2001. С. 118. 10 Там же. 11 Об основных приемах и принципах композиции см.: Есин А.Б. Принципы и приемы анализа литературного произведения. М., 1998. С. 127-130. 12 Иерофей (Влахос), митрополит Навпакта и Святого Власиа. Господские праздники. Симферополь, 2002. 13 Архимандрит Рафаил (Карелин). Великие христианские праздники. СПб., 1997. С. 52. Объявление: |
|||||||
| < Предыдущая | Следующая > |
|---|