| Богословские проблемы в России |
Автор: Протоиерей Владимир ВоробьевНекоторые проблемы богословскоисторической науки и церковной жизни в России накануне 2000летия Рождества Христова2000летний юбилей христианства обязывает Русскую Православную Церковь, так же, как и всю полноту Православия, благодарно, но трезво оценить свою историю, подвести итог прожитых столетий и осмыслить проблемы, которые ставит перед нею сегодняшняя жизнь. Современный западный мир не зря называет себя постхристианским, т. к. он быстро отходит от своих исторических корней, побуждая новые поколения забыть христианские духовные ценности и устремляться к богатству, попкультуре, «научнотехническому прогрессу». Культ низменных страстей, духовный и демографический кризис, потеря нравственных ориентиров, пришедшие на смену духовным исканиям, религиозной жизни и высочайшей культуре, стали естественным результатом ухода от Бога в жизни прежде христианских народов. То в одной, то в другой точке мира, накаленного политической и национальной борьбой, вспыхивают войны или гонения на инакомыслящих. Но за всю историю христианства не было гонения, которое по масштабу и продолжительности приближалось бы к тому, которое было воздвигнуто на Церковь безбожной коммунистической властью в России. Русской Православной Церкви есть, чем встретить великий юбилей пришествия на землю Христа, смиренно полагая к Его стопам свою выстраданную верность. Молитвенно обращаясь ко Господу Иисусу Христу, Русская Церковь, как никакая другая, может сказать:«Якоже плод красный Твоего спасительного сеяния, Церковь Русская приносит Ти, Господи, Вся святые, в той просиявшие. Тех молитвами в мире глубоце Церковь и страну нашу сохрани, Многомилостиве». Великий сонм русских святых многократно умножен в XX веке новым воинством мучеников, исповедников и праведников. Победа веры во Христа и Его Церкви очевидна и за последние столетия является едва ли не самой грандиозной во всем мире победой добра над злом, Божией правды над сатанинской ложью. Будут проходить годы и десятилетия, и подвиг наших мучеников будет все ярче сиять над пустыней бездуховного мира, теперь еще более чем прежде, плененного злом и грехом. Наши святые, будут указывать путь ищущим спасения, вдохновлять на подвиг противления злу, помогать в беде и учить верности. Именно ценой крови, страданий и самой жизни новых мучеников сегодня совершается возрождение Русской Православной Церкви. В истории вряд ли можно найти период, когда так быстро, в течение нескольких лет открывались бы сотни монастырей, тысячи приходов, десятки духовных школ. Чудо Воскресения Русской Православной Церкви, закономерно следующее за ее Голгофой, есть лучшее доказательство ее благодатного единства со Христом, с подвигом святых. Первый и неотложный наш долг — прославить своих святых, с благодарностью и надеждой возносить им свои молитвы, через них сохраняя благодатную преемственную связь с великим прошлым Русской Православной Церкви. Празднование 2000летнего юбилея в нашей Церкви несравненно украшается долгожданной канонизацией всех, за Христа в православной вере безупречно пострадавших. При этом поименно прославляются сотни новых мучеников, жития которых удается уточнить и подготовить. Поистине великая канонизация сонма новых святых поможет преодолеть инспирированные гонителями в период гонений расколы и разделения. Необходимо продолжать выявление и поименное прославление тех, чьи мученические акты еще не изучены. Требуются определенные усилия, чтобы почитание новых мучеников и исповедников Российских сделать действительно общецерковным и всенародным. Прославление новых мучеников и исповедников не означает, что автоматически канонизируется их деятельность, богословие и эпистолярное наследие. Напротив, подчеркивается, что канонизация новых святых совершается по факту мученической смерти и доброго исповедничества веры Христовой. И, тем не менее, это прославление еще недавно отверженных богоборческим государством, атеистическим обществом, а в ряде случаев и внутренне зависимыми от гонителей представителями церковной власти, не может не означать кардинального пересмотра официальной церковной историографии. Не только заведомо ангажированные издания, такие, как «Правда о религии в России» или «Патриарх Сергий и его духовное наследство» , но и последующие, не явившиеся плодом свободного исследования и непредвзятого осмысления исторических фактов, не могут считаться адекватно описывающими историческую действительность. Прославление новомучеников осуществляется на основе поступления в научный оборот и тщательного изучения огромного документального материала и свидетельств духовнобогословских исканий. Даже только объем новых сведений делает быстро устаревающими еще недавние издания, а обнародование прежде секретной информации часто демонстрирует несостоятельность ранее выработанных концепций. Необходимо осознать первостепенную важность свободного изучения новейшей истории нашей Церкви, т. к. восстановление исторической правды благодатно утвердит Русскую Православную Церковь, обновит и умножит ее нравственный авторитет. Насущной задачей нашей Церкви является активное развитие миссионерской деятельности. Так называемая «внутренняя миссия» в наше время зачастую мало чем отличается от «внешней миссии», т.к. большей части нашего народа нужно проповедовать веру Христову заново. Конечно, — не на пустом месте, потому что православные корни живут в толще народной жизни и дают новые ростки гораздо быстрее, чем семена, посеянные на совершенно чуждой почве. Этим определяется наш нравственный долг — вернуть свой народ Христу, православной вере, этим же ставится и нравственная преграда инославному прозелитизму. Но приходится признать, что инославная прозелитическая деятельность развивается в нашей стране гораздо интенсивнее, чем наша миссионерская. Отношение католиков к Православной Церкви попрежнему определяется доктриной, согласно которой «православных схизматиков» необходимо воссоединить «единой Церкви Христовой» под главенством Римского папы. Для облегчения своего продвижения на православный восток католики недавно еще использовали Баламандское соглашение 1993 г., не соответствующее ни православному, ни католическому представлению о единстве Церкви, но лицемерно декларировавшее взаимное со стороны католиков и православных признание друг друга «церквами–сестрами». В настоящее время позиция католической церкви изменяется и становится все более агрессивной. В последние годы кроме протестантов всех разновидностей и многочисленных сект на канонической территории Русской Православной Церкви создаются новые католические епархии, в России формально именуемые администратурами. С 1999 г. они объединены в полноценную надъепархиальную структуру — епископскую конференцию, очевидно подготавливающую чтото вроде «русской католической церкви». В чем причина подобных явлений? Прежде всего в экономическом и политическом развале нашей страны. Но, может быть, еще более — в пассивности, инертности, духовной и интеллектуальной неподготовленности нашего духовенства и церковного народа. В это тяжелое для нас время каждая епархия, каждая духовная школа, даже каждый большой приход должны организовывать миссионерские поездки, молодежные и детские лагеря, всевозможные лектории, курсы, беседы, диалоги, вести благотворительную работу. Именно наша бездеятельность открывает ворота инославному прозелитизму и сектантству. Как только появляется рядом активная православная жизнь, попытки и тех, и других обречены на неудачу. Следовательно, подвиг проповеди веры Христовой в наше время становится важным нравственным долгом всех дееспособных членов Церкви. В современном мире, как никогда раньше, миссионерская деятельность требует церковной грамотности, образованности, широты взгляда, бескорыстия и самоотверженности. Значит, отбор и подготовка кадров становится первостепенно важной заботой нашей Церкви. Прежде высочайший научный уровень российских Духовных Академий был утрачен во время гонений, когда большая часть профессуры была физически уничтожена. Западные конфессии в течение XX столетия создали множество институтов, развили мощную науку, осуществили масштабные археологические, исторические, источниковедческие исследования. Плетясь «в хвосте» западных достижений, сегодня невозможно поддерживать авторитет Православной Церкви ни перед лицом инославия, ни в отечественной интеллектуальной среде. Это обязывает наши Духовные школы быстро подняться на уровень современной богословскоисторической науки. Наш талантливый народ дает Церкви своих сыновей, способных вновь прославить русское богословие, тем более что русские богословские школы, возникшие в зарубежном изгнании, подготовили много просвещенных православных епископов и священников, замечательных ученых. Пройденный нашей Церковью исторический путь достаточно долог и труден. Каждый его период должен получить справедливую и благодарную оценку, не исключающую объективное рассмотрение доставшихся нам в наследие проблем и вопросов. Юная Церковь Киевской Руси подарила миру множество дивных святых, благоуханную красоту христианской духовной жизни и церковного искусства. Падение Константинополя в 1453 г., ставшее катастрофой для всего православного мира, оставило Русскую Церковь, преодолевающую последствия татаромонгольского ига, перед лицом западного католического, а потом и протестантского влияния без своего богословия, без учителейгреков, стремительно терявших под владычеством турок не только свою богословскую культуру, но даже и тот язык, на котором писали древние святые отцы. Уже в конце XVI в. явились последствия упадка православного востока: Брестская Уния отторгла от Православия значительную часть клира и мирян Киевской митрополии. Возрождение православного богословия было необходимо для выживания нашей Церкви, но теперь учиться богословской науке можно было только в западных университетах и коллегиях. Этим путем прошли преподобный Максим Грек, братья Лихуды, киевский святитель Петр Могила, основавший КиевоМогилянскую коллегию и вернувший Малороссию Православию. Ученики митрополита Петра стали учителями Московского царства. Будучи несвободными от латинского влияния, они создали русскую богословскую школу западного типа с преподаванием на латинском языке, с воспринятой от католиков схоластической методологией, с присущими ей юридизмом и формализмом, с заимствованным католическим учением о Таинствах и существенными нововведениями в литургической жизни. Тем не менее, они поставили православную полемику с Западом на твердую почву ученого богословия. Митрополит Петр Могила предпринял первый полный перевод Синодика в Неделю православия, который можно считать важной символической книгой Православной Церкви, а также перевел сборник проповедей патриархаисихаста Каллиста . Главным стремлением митрополита Петра Могилы и его школы было укрепление православных позиций, формулирование православного учения с неменьшей четкостью, строгостью и полнотой, чем у католиков. Защищая и сохраняя неповрежденными главные догматические утверждения Православия, Могилянская школа нередко пользовалась учением католиков для систематизации недостаточно разработанных или нечетко сформулированных православных положений. Примечательно, что в конце XIX–нач. XX вв. в Русской Православной Церкви возникает стремление к освобождению отечественной богословской школы от западного схоластического влияния. Митрополит Антоний (Храповицкий) и его последователи создают нетрадиционную сотериологию, желая преодолеть латинский юридизм в учении об Искуплении. Важнейшие понятия западного богословия: «удовлетворение Божественного правосудия», «заслуги» — полностью отвергаются, а Голгофское страдание и крестная смерть Господа Иисуса Христа в их теориях теряют свое центральное положение в учении о домостроительстве нашего спасения. Сам митрополит Антоний (Храповицкий) кульминационный момент нашего спасения усматривал в «гефсиманском борении» Господа Иисуса Христа, подчеркивая нравственный характер победы, одержанной Спасителем над греховными наклонностями падшей человеческой природы, будто бы воспринятой Им . Его последователи главное спасительное значение усваивают факту Боговоплощения . Забывая основную роль понятий «искупления» и «жертвы» в древнем святоотеческом учении, новая сотериология привносит в христологию несторианский оттенок. В настоящее время рядом отечественных богословов также высказываются суждения о том, что Сын Божий в воплощении воспринял не только полноту человеческой природы, но и греховную волю, которую Он преодолел в Своем подвиге. Несмотря на антикатолическую и антизападную направленность подобных теорий, в их основе лежит западная концепция, которую о. Иоанн Мейендорф назвал «замкнутой антропологией» . Человек понимается как некая «вещь в себе». Человеческая природа, даже будучи воспринята Богом Словом в единство Своей Ипостаси, представляется слишком автономной. Грех при таком видении рассматривается исключительно в категориях испорченной человеческой природы («грех — не преступление, а болезнь») и, следовательно, Искупление становится лишь ее исцелением. Очевидно, что Православие вновь должно правильно сформулировать свою христологию, антропологию и сотериологию, найти правильное осмысление категории греха вообще и первородного — в частности. Древние ереси, гностические учения, попытки той или иной реформации или внешнего «обновления» Церкви то и дело возрождаются в наше время под влиянием церковнополитических расчетов, под действием искушений ложно понятого патриотизма или экуменизма, или как реакция на застой и недостатки церковной жизни. «Экуменическая» нечувствительность современного христианства к догматическим компромиссам ярко проявилась в принятии в 1990 г. в Шамбези итогового документа «Второе общее заявление и предложение Церквам», по существу подготовившего унию с нехалкидонитами. Архиерейский Собор Русской Православной Церкви в 1994 г. признал «благовременным иметь общецерковное обсуждение данного вопроса» . Однако, ранее догматика нехалкидонитов не являлась предметом серьезного изучения русских богословов. Да и теперь, за исключением нескольких докладов и работ, сделанных в ПСТБИ , никаких реальных шагов в направлении, указанном Собором, предпринято не было. В то же время, за последние годы в других Поместных Церквах, особенно в Элладской, появилось немало значительных книг по христологии монофизитов, но они, к сожалению, остаются у нас практически неизвестными, несмотря на очевидную актуальность древнего спора православных с теми, кто не принял Халкидонский Орос. Русское богоискательство породило в XX веке еще две богословские проблемы: софиологию и имяславие. Первое учение, развитое выдающимися религиозными философами — Владимиром Соловьевым, священником Павлом Флоренским и, в особенности, священником Сергием Булгаковым, утверждает существование некоей божественной идеи, совечной Творцу и обладающей ипостасным бытием. София оказывается неким персонифицированным посредником между Богом и человеком, что явно напоминает древние гностические системы с их учением об эонах–«посредниках» между Богом и миром. Если софиология не получила достаточного богословского осмысления, то и не имела значительного числа последователей. В отличие от нее, второе учение — имяславие — незадолго до революции было осуждено Святейшим Синодом, возбудившим серьезные репрессии против более чем 600 монаховимяславцев русского Пантелеимонова монастыря на Афоне. Однако целый ряд богословов и несомненных праведников Русской Церкви не приняли синодального запрета, указывая на то, что проблематика учения об Имени Божием имеет несомненную связь с догматом об иконопочитании и с исихастским учением святителя Григория Паламы и не может быть столь прямолинейно отвергнута. В числе инициаторов суда над имяславием был все тот же будущий митрополит Антоний (Храповицкий) . В числе сторонников — оптинский старец преподобный Варсонофий, Великая княгиня преподобномученица Елизавета, святитель митрополит Макарий (Невский), священники Павел Флоренский и Сергий Булгаков, мученик М. А. Новоселов, А. Ф. Лосев и другие. Следуя взглядам епископа Феофана Полтавского и избегая крайностей как «имяславцев», так и «имяборцев», В. Н. Лосский утверждал возможность истолкования учения об Имени Божием в контексте православного мистического учения о Божественных энергиях. Вопрос о православном почитании Имени Божия имеет принципиальное значение для современного богословия и требует серьезной проработки. Ярким и тревожным примером нового реформаторства или «неообновленческого» учения являются деятельность и теоретическое творчество священника Георгия Кочеткова. Движимый стремлением «улучшить», «осовременить» Православие и одновременно «вернуть к нормам древнего предания» церковную жизнь, о. Георгий Кочетков пытается «отменить» исторический путь нашей Церкви, пройденный в течение многих столетий, и «механически», без должного подвига внутреннего духовного очищения и совершенствования «обновить» церковную реальность наших дней, «вогнать» ее в им изобретенную реконструкцию жизни первохристианских общин. Итогом его трудов являются две недавно опубликованные книги . Обе книги имеют явно вероучительную направленность и содержат оригинальное догматическое учение гностикоеретического характера. Таковы учение о Святом Духе, о происхождении зла, об искупительной жертве за мир, которую Христос якобы приносит сатане, о всеобщем апокатастасисе и «саморазложении душ», о крещении Господа Иисуса Христа на Иордане, объясняемом в духе древнего несторианства, сомнения в приснодевстве Божией Матери и т. д. Новое учение, изложенное о. Георгием и рассчитанное на катехизируемых неофитов, требует нелицеприятного богословского рассмотрения и достойного ответа. Литургическая жизнь нашей Церкви, необыкновенно дорогая русскому церковному народу, тоже прошла путем долгого развития и накопила множество проблем. Первой из них можно назвать проблему богослужебного Устава. Когда Киевская Русь принимала святое крещение, в Константинопольской церкви существовали Типикон Великой Церкви, т. е. святой Софии Константинопольской, и Студийский монастырский Устав. Ослабление Византии, завершившееся падением Константинополя в середине XV в., не случайно совпадает с переходом большей части православного мира, в том числе Русской Церкви, под влиянием литургической традиции Афона на Иерусалимский монастырский Устав. Только к концу XVII в. формируется Типикон Русской Церкви, но уже в XVIII–XIX вв. богослужебная практика коренным образом расходится с ним . В начале XX в. и на Поместном Соборе 1917–1918 гг. предлагались проекты реформы Устава, учитывающие возможности приходского богослужения, но революция и начавшееся гонение не только не дали осуществить уставную реформу, но внесли еще больший разнобой в богослужебную жизнь. Изданные в 1980х гг. «зеленые Минеи» во многом не согласуются с Типиконом и открывают «зеленый свет» для широкого литургического произвола. Между тем Элладская Православная Церковь давно уже восстановила древнюю традицию двух уставов: приходского и монастырского. Русская Церковь, не отменяя монастырского Устава, регламентируемого Типиконом, использует неписанный приходской устав, учитывающий сложившуюся литургическую традицию, естественно сориентированную на богослужебную практику Патриаршего собора, как это было в древнем Константинополе, но незафиксированную никакими официальными церковными документами. Все настоятельнее осознается необходимость учесть в Типиконе и Богослужебном календаре канонизации многих новых великих святых и предусмотреть общецерковное празднование в дни их памяти. В полемике с «учеными» католиками православные, лишившись своей богословской школы, допускали немало ошибок. Так, отстаивая необходимость эпиклезы в чинопоследовании литургии, греки, желая подчеркнуть и усилить момент призывания Святаго Духа, вставили в анафору Златоуста чтение тропаря третьего часа. По аналогии этот тропарь был перенесен и в анафору Василия Великого. Увидев в свое время, что этот тропарь, обращенный ко Второму Лицу Святой Троицы, разрывает единый текст анафоры, целиком обращенной к Богу Отцу, греки отказались от него. Русские, заимствовав это нововведение из греческих рукописей XV в., до сих пор печатают его в своих Служебниках. Правда, в парижском издании Служебника и в репринтном издании Московской Патриархии, которые широко используются русскими священниками, тропарь третьего часа печатается в скобках без какихлибо пояснений. Таким же образом под влиянием католического учения о тайносовершительной формуле, вполне чуждого древнеправославному сознанию, в анафору Василия Великого в XVII в. были перенесены слова «преложив Духом Твоим Святым» из анафоры Иоанна Златоуста. Получившееся довольно грубое искажение текста Василия Великого было отвергнуто греческой Церковью, но осталось в русских служебниках. Так же осталось в нашем Служебнике ошибочное исправление XVIII в.: после Великого входа слова «Дух Святой найдет на тя и сила Вышняго осенит тя» у нас говорит священник диакону, в то время как они должны быть обращены от диакона к священнику. Может быть, теперь приблизилось благоприятное время, когда можно будет, наконец, внести необходимые исправления и освободить от повреждений важнейшие литургические тексты православной анафоры, составленные великими вселенскими учителями святыми Василием Великим и Иоанном Златоустом? Следует сказать, что «справа», т. е. исправление богослужебных книг, испокон веков проводилась на Руси постоянно, нередко привнося новые ошибки, но потом постепенно изживая их. Ярким примером может служить знаменитый Требник Петра Могилы 1646 г., содержащий множество новых чинов, заимствованных и переработанных из католического Rituale Romanum 1615 г. и введенных впервые в православный обиход . Митрополит Петр Могила, следуя католическому учению, утверждал, что хлеб и вино пресуществляются во время Евхаристии в Тело и Кровь Христовы при произнесении слов Господних: «Примите, ядите, ... пийте от нея вси...», что Таинство брака заключается обоюдным согласиемдоговором брачующихся перед лицом священника, что Таинство елеосвящения может преподаваться только умирающим, что на литургии Преждеосвященных Даров в Чаше и после погружения освященного Агнца остается простое вино, что не соответствовало прежней православной традиции, и т. д. В Требнике 1646 г. впервые вводится условная формула крещения «Аще не крещен, крещается...» , которая довольно странным образом подразумевает, что священник в этом случае не знает, совершает он Таинство крещения или нет. Требник стал основой для последующих московских изданий, но большая часть нововведений митрополита Петра, имеющих смысл католических заблуждений, была преодолена. Правда, в последующие 300 лет «испуганное» старообрядческим расколом исправление книг стало мучительно трудным, хотя необходимость его не уменьшилась. Одна из важнейших проблем в наше время возникает в связи с Таинством Покаяния. История его чинопоследования непроста, и пониматься оно может поразному. Древнейшее понимание Таинства как «второго крещения», необходимого для тех, кто отпал от Церкви через совершение какоголибо смертного греха, соединяется впоследствии с монашеским отношением к исповеди как к откровению помыслов — средству, необходимому для духовного возрастания, регулярного очищения сердца. Если в древности Таинство Покаяния не считалось необходимым для участия в Божественной Литургии и для причащения, то в России в последние столетия была установлена категорическая связь двух таинств: «без исповеди причащаться нельзя». Это соответствовало упадку евхаристической жизни — причащались редко. Иллюстрацией этого страшного явления может служить императорский указ 1716 г., предписывавший всем православным в Российской империи ежегодно исповедоваться и причащаться Святых Христовых Таин под угрозой денежного штрафа. Таинство Покаяния никогда в истории не совершалось часто. Теперь настало радостное, счастливое время возрождения евхаристической жизни. Многие беспрепятственно приступают к Святой Чаше регулярно и часто, стараясь проводить христианскую жизнь под руководством духовника. Но на больших приходах это порождает неизбежные проблемы: каким образом поисповедовать несколько сотен желающих причаститься в каждое воскресенье, в каждый праздник? Греческая Церковь, православная диаспора в Европе и в Америке так же, как и католики, вернулись к древнему разделению Таинств Покаяния и Причащения. Результат этой меры в наше время — неоднозначный, нередко плачевный. Вместо профанации Исповеди зачастую получается профанация Причастия — в современной действительности при отмене обязательной исповеди любой вошедший в храм человек может подойти к Чаше и причаститься. Но и в нашей практике получается не лучше: по инерции проводимая «общая исповедь» распространяется на таких же пришедших с улицы тяжких грешников, которые, получив вместо Таинства покаяния «разрешительную молитву», идут к Чаше, в то время как для них необходима подробная индивидуальная исповедь. На многолюдных приходах опытные духовники находят выход, возвращаясь к древнейшей практике, существовавшей на Православном Востоке . Для собравшихся верных, желающих причаститься Святых Христовых Таин, духовник проводит совсем краткую исповедь и прочитывает разрешительную молитву, если знает их и считает возможным допустить к Причастию, а впервые пришедшие или тяжко согрешившие направляются на подробную и неторопливую исповедь. Это позволяет сохранить благоговейное и неформальное совершение Таинства Покаяния и одновременно избежать необходимости неоправданно частой подробной исповеди, становящейся препятствием к частому причащению для тех, кто живет действительно христианской церковной жизнью. Для преодоления профанации Таинства Покаяния на все еще практикуемой «общей исповеди» было бы чрезвычайно важно получить соответствующее благословение священноначалия. К сожалению, решение некоторых из перечисленных проблем уже скомпрометировано обновленцами и неообновленцами XX века, несанкционированно изменяющими церковные традиции, Устав и богослужебные чинопоследования, столь дорогие нашему сердцу. Но излишний ригоризм и застой, неоправданный страх в исправлении очевидных ошибок и неправильностей в соответствии с законом диалектики как раз и порождают реформаторский и революционный пыл и патологическое противление Церкви ненавыкших послушанию «совопросников века сего», доводящих до вопиющего абсурда разумную и необходимую самокритику. Жизненно важной задачей Русской Православной Церкви является совершенствование пастырского служения, очищение его от всевозможных искажений, приобретенных и приобретаемых в исторических коллизиях бытия Церкви в этом мире. Спасительная пастырская миссия является призванием земной Церкви в целом, поэтому нужно различать две составляющие церковнопастырского служения: вопервых, требуемое временем, необходимое для достижения общецерковной пастырской цели преобразование всего строя церковной жизни и жизни православного общества, что является делом соборного церковного разума и архипастырского возглавления Церкви по преимуществу, и, вовторых, — духовное преображение каждого отдельного человека, что достигается личным примером подвижнической жизни пастыря и его душепопечительной деятельностью. На пути пастырского служения особенно опасными представляются: соблазны обмирщения и политизации, увлечение внешним земным строительством, устроением земной жизни Церкви в ущерб ее духовному благополучию; подмена в пастырях личного подвига, в котором актуализируется благодатный дар носить и являть миру смиренный и кроткий образ Христов и любовь Христову, административным авторитетом и властью, проистекающими из высокого положения в церковной иерархии и обществе. Очевидной бедой значительной части современного духовенства являются духовная безграмотность, теплохладность в вере, сребролюбие, любостяжание, отсутствие стремления к самосовершенствованию, безразличие к духовному состоянию паствы, непонимание того, в чем состоит главный долг и подвиг пастыря и какими способами он исполняется и совершается. Быть пастырем добрым, а не требоисполнителем, пасти народ Божий, а не самого себя, — вроде бы сказано понятно, просто и трудно яснее изобразить смысл священнической жизни. Но в действительности необходима большая и правильно поставленная работа по подготовке к пастырскому служению и воспитанию будущих пастырей. Нужно разработанное учение о способах и методах пастырской деятельности. Не каждый священник ощущает в себе призвание к духовничеству, с другой стороны, не каждый священник, желающий быть духовником, может действительно им стать в короткое время после рукоположения. Необходимо отличать духовническое служение от старческого, которое является харизматическим даром и не может быть восхищено каждым желающим. Начинающего священника кроме обычных соблазнов в наше время подстерегают типичные искушения. Одно из них — крайность западного происхождения, проявляющаяся, в частности, в излишнем демократизме в духовных отношениях с пасомыми, для которого характерно слишком свободное отношение с духовником, образно говоря (а зачастую — и буквально) «на ты». Понятие о послушании духовнику, о смирении перед ним здесь почти или полностью отсутствует. Вокруг такого духовника возникает общество, похожее на протестантское. В нем относительно легко развивается благотворительная, образовательнопросветительская, издательская деятельность. Само христианство понимается здесь более рационально, подчеркивается его социальное значение, экуменическая направленность, широкая терпимость к инакомыслящим, часто весьма свободное отношение к догматам, канонам, традициям, постам. Здесь постоянно ищут новые формы церковной жизни, подвергая резкой критике недавнее прошлое, хотя при этом обычно апеллируют к древнему преданию. Характерно напряженнонедоверчивое или прямо негативное отношение к монашеству. Национальная русская традиция воспринимается как ретроградность и провинциализм, образцом служит Запад, интеллигентское диссидентство считается хорошим тоном или даже нормой. Интересно, что священники этого направления имеют обычно светский вид, любят штатскую одежду, ведут светскую жизнь. В некоторых случаях, когда такое общество приобретает свойства закрытости, замкнутости (например, у священника Г. Кочеткова), оно вырабатывает свою систему посвящения и мистериальной жизни, получается чтото вроде секты рациональномистического типа. Другое искушение, напоминающее о восточном, азиатском влиянии, — это духовная тирания, основанная на властолюбии, духовной неграмотности, обскурантизме. «Пастырь» такого типа становится диктатором для пасомых, выдавая себя за того, кем не является в действительности. На этой почве возникает распространенный в наше время феномен лжестарчества или младостарчества, опасно подменяющий духовное руководство и духовную жизнь психологической зависимостью от «духовника». Такой лжепастырь приводит человека не ко Христу, а к себе. Вокруг него возникает группировка, похожая на секту с мистической направленностью. Характерными являются нетерпимость к инакомыслящим, формализм и буквоедство в соблюдении уставов и правил, противопоставление себя «интеллигентным умникам», которые объявляются обычно масонами, евреями, обновленцами и т. п. Традиция и правила, в которых воспитался такой «пастырь», приобретают в его глазах статус чуть ли не священного предания, канонизируются. Всякое иное устроение церковной жизни рассматривается как модернизм, обновленчество; «никогда такого не было» — звучит в качестве окончательного довода, хотя на самом деле он означает только, что для произносящего эту формулу не имеет права на существование то, чего он не знает, не встречал. Для направления этого типа характерно самоутверждение на почве ложно понятого патриотизма и национальной идеи, истолкование которых вызывает серьезные сомнения в своей согласованности с евангелием Христовым. Период гонений XX века вернул и прояснил образ доброго пастыря и пастырствования, явленные великим примером святого праведного отца Иоанна Кронштадтского, Оптинских старцев, святого старца в миру о. Алексея Мечева и др. Во время гонений была воссоздана духовная община как необходимая, почти единственно способная к выживанию форма церковной жизни, в главном имеющая духовное преемство с евхаристической общиной первых веков христианства. Такая община, состоящая из пасомых духовных чад и возглавляющего их пастыря — духовного отца, во многом напоминает монашескую общину по своей целеустремленности, преданности Церкви и строгости жизни. Здесь, конечно, не произносятся монашеские обеты и не требуется безбрачие, но считается необходимым полное доверие своему пастырю, смирение, послушание, готовность на самоотверженное служение, сыновняя любовь к пастырю и братская — к членам общины, духовным братьям и сестрам. Именно такие общины смогли выдержать самые страшные гонения, поддерживать своих пастырей в тюрьмах, лагерях и ссылках, воспитывать новое поколение ревностных священнослужителей. Духовные общины и сейчас являются основой, ядром благополучных приходов, движущей силой множества добрых церковных начинаний и дел. Они оказывают наибольшее сопротивление наступлению зла, соблазну внутреннего разложения, активно возрождают подлинно христианскую церковную жизнь. Духовные общины образуются около священников, сохранивших духовное преемство с теми пастырями, которые в исповедническом подвиге сумели найти путь праведного пастырского служения Христу, созидая в своем сердце любовь, мир, смирение, кротость, чистоту, верность до смерти. Главным в пастырском служении всегда остается вопрос о духовной подлинности, действительности жизни пастыря и его общины со Христом и во Христе, с Духом Святым. Одним из особенно опасных искушений нашего времени является соблазн «либерального» христианства, по существу — соблазн конформизма, соглашательства, теплохладности, которая богословски и теоретически обосновывается, оправдывается. Здесь предается забвению важнейший принцип христианского устроения сердца, высказанный Самим Господом Иисусом Христом: «Аще кто хочет по Мне идти, да возмет крест свой и по Мне грядет» (Лк 9:23), «Кто не берет креста своего и не идет за Мною, несть Мене достоин» (Мф 10:38). Эти слова означают, что быть христианином невозможно без крестного подвига, без готовности «распять себя со страстьми и похотьми». Подвижническое устроение либералами объявляется фанатизмом, но, тем не менее, только оно имеет настоящую притягательную силу. Только за подвижниками идут люди, ищущие добра и истины. Страшно, если в погоне за молодежью пастырь соглашается отказаться от нравственных норм, изначально присущих христианской жизни и морали. Напрасен расчет такой ценой привлечь молодежь, не потерять ее. Может быть, когото и удастся «не потерять», но это будут не те люди, кто может быть «солью мира». Тех, кто имеет стремление к действительно христианскому устроению сердца, может привлечь только подвиг, исполненный духовной красоты и силы, подвиг стояния в вере, жизни в Духе Святом, в любви к Богу и ближним, в чистоте и правде. Не по течению, а против течения пролегает христианский путь. Добрый пастырь познается по готовности идти против течения мира сего и «душу свою полагать за овцы» (Ин 10:11). Объявление: |
|||||||
| < Предыдущая | Следующая > |
|---|