| Писание и Предание |
Автор: Иеромонах Лазарь (Гнатив)Крюковое письмо и старо или палеовизантийская нотация: к проблеме Писания и ПреданияИтак, братия, стойте и держите предания, которым вы научены или словом или посланием нашим… При решении проблемы «откуда есть пошло» отечественное богослужебное пение, какова направленность движения его певческих традиций, немаловажное, если не первостепенное, значение приобретает вопрос происхождения древнерусской певческой нотации и ее связи с византийскими невмами. Еще Преосвященным Порфирием (Успенским) (1804–1885), известным знатоком Православного Востока, было отмечено, что по графике своих певческих знаков древнерусская крюковая нотация имеет громадное сходство с так называемой палеовизантийской нотацией. Описывая коллекцию древних рукописей епископа Порфирия, Е. В. Герцман замечает: «Особенно его (Преосвященного Порфирия. — Авт.) интриговало то, что начертания знаков палеовизантийской нотации, присутствующих в ранних греческих рукописях, сходны с графикой древнерусских невм. Очевидно, что, при всех прочих равных обстоятельствах, Порфирий Успенский старался завладеть фрагментами, демонстрирующими общность с древнерусскими нотированными источниками. Даже не будучи компетентным в нотациях, для него не составляло особого труда по внешним формам невм определить источники, содержащие знаки, похожие на древнерусские «крюки» . Впоследствии о близости крюковой и палеовизантийской нотации неоднократно говорили многие ученые, например, А. П. Преображенский, Н. Д. Успенский, И. А. Гарднер . Ныне происхождение знаменной нотации непосредственно от палеовизантийской, «подобно тому, как алфавит кириллицы происходит от греческого алфавита (от маюскул)» , можно считать полностью установленным фактом. Причем знаменная нотация не была скопирована с определенного типа греческих рукописей, а выработана на основе различных источников путем самостоятельного отбора и частичного переосмысления имевшегося в палеовизантийской нотации фонда певческих знаков. «Вполне вероятно, — пишет Ю. В. Келдыш, — что существовал какойто общерусский центр, где вырабатывались формы знаменной нотации, создавались первые ее образцы, распространявшиеся затем по всей Руси. Находился ли он в киевском Софийском соборе, КиевоПечерской лавре или Новгороде — это, в принципе, не меняет положения. Важно подчеркнуть: …эта письменность сложилась не стихийно, не в результате отдельных случайных отклонений от византийской нотации, а явилась плодом сознательных и целенаправленных усилий. Здесь возможна известная аналогия с тем, как создавалась древняя славянская азбука — кириллица. В основу ее, как известно, было положено грековизантийское торжественное уставное письмо (так называемый унциал) с некоторыми изменениями и дополнениями, соответствующими фонетическим особенностям славянского языка. В таком же отношении находится знаменное письмо к палеовизантийской нотации. Сохранив основную систему ее знаков, русские мастера отказались от некоторых из них и, с другой стороны, ввели такие знаки или комбинации знаков, которых не было в византийской музыкальной письменности. В результате был выработан свой тип нотации, производный от ранневизантийского невменного письма, но не тождественный ему» . Современная наука располагает данными, позволяющими указать определенный тип палеовизантийской нотации, по всей видимости, послужившей толчком к возникновению крюкового письма. Этим типом является так называемая куаленская нотация, представляющая собой последнюю и высшую стадию развития палеовизантийской нотации . Старовизантийская нотация, в целом, как и куаленская нотация, в частности, являются примерами «нотаций устной традиции». И это не случайно. Наличие писания (нотация) и предания (устная традиция), которые составляют единое целое, является одним из фундаментальных свойств богослужебного пения. Причем, понятие предания здесь ни в коем случае не может быть сведено к устным разъяснением или неким тайным сведениям, относящимся к доступному всем письменному тексту (хотя и это имеет место, как, например, «тайнозамкненность» фитных начертаний). Предание есть форма существования сакрального текста, вне которой сакральный текст просто не мыслим . Предание есть личное, живое общение, на базе которого только и возможно подлинное осмысление сакрального текста. Будучи проявлением наиболее глубоких аспектов православного сознания (достаточно вспомнить 91 и 92 Правила святого Василия Великого) , предание явилось основой возникновения совершенно особых и неповторимых концепций обучения, таких как абсолютное послушание и отсечение своей воли при старческом окормлении. Послушание, согласно учению преподобного Симеона Нового Богослова, является необходимым условием умного делания как совершенного образа молитвы . В свою очередь, это особое внутреннее молитвенное состояние становится основой возникновения внешних мелодических форм богослужебного пения . Поэтому, в процессе обучения певческому искусству именно послушание, которое немыслимо вне личного общения с духовным наставником, было необходимой предпосылкой постижения певческой премудрости, отчасти сокрытой в невменном письме. Отчасти потому, что все основные знания, необходимые для несения клиросного послушания, содержались вне нотации и требовали освоения еще до соприкосновения с письменными источниками. Но, прежде всего, надо было смириться «до зела» (вспомним житие преп. Иоанна Дамаскина) , и, тем самым, положить подлинное основание для духовного возрастания, без которого певческое совершенство не только не принесет доброго плода, но может дать повод к гордыне и тщеславию (что, впрочем, часто и случается) . Преобладание устной традиции над письменной на ранних стадиях развития богослужебного пения Церкви Христовой является неоспоримым фактом. Но даже с возникновением певческой письменности святыми песнотворцами Православного Востока был избран такой способ фиксации священных певческих текстов, при котором господство устной традиции оставалось неизменным. Одним из факторов, обусловивших такое соотношение писания и предания, явилось отсутствие диастематического принципа (от греч. diavsthma — расстояние), то есть отсутствие фиксации точной звуковысотности. Древнерусскими теоретиками этот принцип был заимствован и разработан с учетом особенностей и местной специфики интонационномелодического языка. И то, что в Древней Руси начал разрабатываться именно этот принцип, значительно предопределило оригинальность и самобытность пути становления древнерусской певческой нотации. В ХII и XIV вв. в Византии были проведены реформы певческой нотации. Во второй половине ХII в. палеовизантийскую (или ранневизантийскую) нотацию сменила другая, «принципиально отличная от нее система» , получившая в научной литературе наименование средневизантийской. «Она указывала точные интервальные отношения между звуками мелодии, а не общее направление мелодического движения, как в более ранних формах невменного письма» . Поздневизантийская нотация, вошедшая в употребление в XIV в., отличалась от нее лишь в деталях. Но, как отмечает Ю. В. Келдыш, реформа певческой письменности, осуществленная в Византии в XII в., «не была воспринята славянскими народами, и принципы палеовизантийской нотации с теми или иными частичными коррективами и дополнениями сохранялись у них на протяжении почти всего средневековья» . Древнерусская крюковая нотация оставалась на позиции совмещения в одном графическом знаке письменной и устной традиции, с преобладанием последней, вплоть до введения киноварных помет в XVII в., представляя собой некий оазис, сохранивший те принципы нотации, которые исчезли во всем остальном мире уже в XII в. А поскольку старовизантийская нотация, как и западные варианты невменной нотации, применяемые в некоторых тонариях IX–X вв., представляет собой нотацию, по времени непосредственно следующую за периодом устного существования богослужебного пения VI–VIII вв. и стоящую гораздо ближе к традициям этого периода как в духовном, так и в конструктивном отношении, то и древнерусская крюковая нотация, сохранявшая принципы старовизантийской, в гораздо большей степени передавала дух устной традиции VI–VIII вв., чем современные ей византийские нотационные системы. Поэтому «в историческом контексте XV–XVI вв. древнерусская крюковая письменность представляет собой некое реликтовое явление, сохранившее культурный дух единой Церкви первого ты¬сячелетия в условиях, в которых единство Востока и Запада давно уже перестало быть живой реальностью» . Как известно, в середине XVII в. русское знаменное одноголосие сталкивается с западноевропейским гармоническим многоголосием, так называемым партесным пением. «Новая западная система, вторгнувшись на Русь, предъявила свои требования, вызвав глубокие сдвиги в формах исполнения богослужебных песнопений, и, неизбежно, в формах их записи» . Древнерусское крюковое пение начинает переводиться на нотолинейную запись. Но, говоря о реформе певческой нотации, следует учесть, что началась она значительно раньше. Как замечает Г. Тильярд, русская крюковая нотация, как и куаленская нотация, была чисто невменной системой (т. е. нотацией, устной традиции. — Авт.), которая «помогала певцу вспомнить то, что он выучил из уст мастера», до изобретения киноварных помет . Именно здесь и берет свое начало реформа певческой нотации XVII в. Объявление: |
|||||||
| < Предыдущая | Следующая > |
|---|