Pravmisl.ru


ГЛАВНАЯ arrow Филология arrow Понимание печали и уныния





Понимание печали и уныния

Лексическое выражение концептов печаль и уныние (в православно-аскетическом понимании) в русском языке XI–XVII в.

Автор: Алексеев А. В. 

В древнерусском языке использовалось большое число существительных, обозначавших страсти. При выявлении слов, которые употреблялись в церковной литературе в специальных контекстах, связанных с православноаскетическом пониманием страсти, следует преимущественно рассматривать памятники XI–XIV вв. Более поздние произведения (XV–XVII вв.), отражающие указанную тематику, создавались под влиянием древнерусских церковнолитературных традиций; в них воспроизводятся устойчивые контексты, содержащие лексемы, вошедшие в письменность в более ранний период.

Учение о страстях (греховных состояниях) души развивалось в аскетической православной традиции в рамках христианской антропологии. Основные труды в этой области были созданы в среде православного монашества в Византийской империи IV–VII вв.

Страстное состояние души — это нарушение исходной гармонии человеческого существа, оно знаменует собой отпадение от Бога. При этом дух человеческий теряет свое истинное назначение и, вместо того чтобы устанавливать пределы и направлять путь душе, сам оказывается в плену у материальновещественных потребностей. Возникает разлад, и стремление к удовлетворению временных, земных (естественных, когда они ограничены) потребностей становится беспредельным.

В аскетической литературе выделяется восемь видов основных страстей, взаимосвязанных и овладевающих человеком друг за другом: чревоугодие, сладострастие, сребролюбие, гнев, печаль, уныние, тщеславие, гордыня. Указанные страсти делятся на душевные и телесные, а также на принадлежащие к яростной или к желательной части души. Уныние и печаль по своей сущности и действию на душу относятся к пассивным страстям. По словам преп. Исаака Сирина, они, в отличие от всех остальных страстей, которые действуют «наступательно» и «смело», лишь налагают тяжесть на душу.

«Печаль возникает вследствие неудовлетворенности страстных желаний, или удовлетворения их неполного, не доставляющего удовольствия» . Под страстными желаниями здесь понимаются вышедшие изпод контроля воли желания, связанные с земной, преходящей жизнью. Таким образом, то, что в православной аскетике называется страстью печали, — это тягостное душевное переживание, обусловленное чрезмерным беспокойством о земных благах. Именно необходимостью выражать такое специфическое понятие объясняется широкое распространение в церковных памятниках существительного печаль в значении ‘беспокойство, забота’. Если говорить точнее, то, что рассматривается с современных позиций как ‘беспокойство, забота’, в церковных контекстах — излишнее беспокойство о земных, преходящих вещах, ведущее к возникновению греховного состояния души: страсти печали. Такое расширенное значение мы для краткости будем определять как ‘страсть, подавленное состояние, вызванное мирскими заботами.

Объявление:

Однако само по себе тягостное душевное переживание вовсе не греховно. Православные аскеты учат, что в случае с чувством печали мы имеем дело с искажением изначально спасительной человеческой способности. В здоровой душе печаль вызвана созерцанием грехов ближних, а также осознанием порочности собственного существования и скудности всей земной, материальной жизни. Подобная печаль усиливает стремление к Господу, служит стимулом постоянного духовного самосовершенствования. Именно такое понятие может выражать в ряде древнерусских контекстов слово печаль, употребляясь в значении ‘горестное чувство’.

Но если в центре человеческого бытия становится не Бог, а сам человек — в его страстном состоянии, с эгоистическими земными устремлениями — перспектива спасения исчезает, и печаль «по Богу» превращается в страсть. Различение двух видов печали является достаточно последовательным для аскетической литературы. Вот что говорит преп. Максим Исповедник: «Любящий Бога никого не опечаливает и сам не приводится кемнибудь в состояние печали изза преходящего. Скорбит и опечаливается он одной спасительной печалью, какой скорбел и опечаливал коринфян блаженный Павел».

Следует отметить, что оттенок значения ‘забота’ присутствовал у корня pek еще в праславянском языке. Печаль восходит к глаголу *pekti (se), *pekc (se) и образовано при помощи суффикса elь. Отметим, что другое слово с тем же корнем: печа — сохранилось в русских диалектах, где обладает значением ‘забота’; ср. чеш. pece, польск. piecza в том же значении . Глагол печися (? *pekti se) имел в древнерусском языке как значение ‘печалиться’ (1), так и значение ‘заботиться’(2) . Ср.: 1) Онъ же дряхлъ бывъ о словеси, отиде пекыи ся, бh бо имhя притяжания многа. Марк. X, 22. Мстиславово евангелие. 2) Вышьнии граждяне... до избытъка череплють [воду из реки], а нижьними не пекуть ся. Изборник 1076 г., 183. Таким образом, печаль называет состояние того, кто скорбит, печалится, беспокоится. Можно предположить, что общеславянский корень *pek соотносился при образном употреблении с обобщенным представлением о пассивной отрицательной эмоции. Позднее в различных славянских языках те или иные формы стали дифференцированно обозначать две разновидности подобного эмоционального состояния: рус., укр. печаль, болг. печал и др. — ‘горестное чувство’; чеш. pece, польск. piecza, рус. диал. печа — ‘беспокойство, забота’.

 Всего у слова печаль было в древнерусский период семь значений, но здесь мы рассматриваем лишь основные: ‘горестное чувство’ и ‘беспокойство, забота’. Ср. употребление в летописях: 1) И сгорh цьркы та вся <...> и видhвъ печаль бывшюю мужем Ростовьскым оутhшя глаголя: Богъ да, Богъ взя. Лаврентьевская летопись, 146, 6715 г. 2) А о мостh печаль имhющоу, како Днhстръ переити. Ипатьевская летопись, 1229 г., 257 об.

В церковнонравоучительной литературе указанные два значения конкретизировались как ‘«правильное» горестное чувство’ (1) и ‘страсть: подавленное состояние, вызванное мирскими заботами’ (2). Именно при употреблении во втором значении слово печаль становится выражением православноаскетического понятия СТРАСТЬ ПЕЧАЛИ. Ср.: 1) Тоже въ печали бысть въ велицh о томь, и съ сльзами моляше ся Богоу. Успенский сборник, 65 в. 2) Яко се... окъмь крадъмь, ли тъштеславиемь, ли печялию ли яростью... похоуляюште себе и исповhдаюште ся Б(ог)оу. Изборник 1076 г., 209. Ово бо намъ славолюбие съдhваеть, ово же печаль сътваряеть намъ страстьникомъ. Иде же печаль и тъщеславие, ни едино же бл(а)го обрящеть ся тоу. Синайский Патерик, 78 об. –79.

Отметим, что при реализации в церковных памятниках значения ‘страсть: подавленное состояние, вызванное мирскими заботами’ существительное печаль нередко употребляется в одном контексте с определениями (чаще согласованными) типа мирьскыи. Ср.: По острижени же матере своея и по отвьржении всякоя мирьскыя печали большими троуды паче наченъ подвизати ся на рьвение божие. Успенский сборник, 33 в. Чьто бо острhе жизньныихъ печалий, нача бо бhаста инъгда адамъ и евьга и не стыдя ся нача простости ю и невhгласьсвъмь жизни не бhаше оу нею хытростии сея жизни печалии, не помышляста како си быста покрыла тhлесьноую наготоу, не срамляста ся нищетою. Успенский сборник, 177 б. Да ниже вещи привязанъ боудеть оумъ его на печали земьныихъ вещии. Там же, 296 г.

Следует отметить, что в церковной письменности существует несколько типовых конструкций, в которых происходит диффузное совмещение значений ‘горестное чувство’ и ‘беспокойство, забота’: Николи же не отъчаи ся, нъ въ время крhпя ся вьсю печаль свою възвьрзи къ Богоу. Успенский сборник, 45 г. Совет «возложить свою печаль на Бога» по сути обобщает в понятии «печаль» все разновидности душевной угнетенности: скорбь, уныние, беспокойство, заботу.
В XV–XVI вв. значение ‘беспокойство, забота’ уже значительно реже соотносится с прежним представлением о «греховных, суетных заботах». Однако традиция прежнего употребления слова печаль остается весьма сильной. Ср. ‘беспокойство, забота’: Не малоу печаль имяше, пекыся присно о... градhхъ. Ж. Стеф. Перм. Епиф., 60, XV в. КДРС (картотека словаря XI–XVII вв.). Есть беда велика и страшна и мучение бесконечное, еже не пекутся, не имеют печали о домачных своих сиротах... Посл. Иос. Волоцк., 276 об., XVI в. КДРС. Ср. ‘страсть: подавленное состояние, вызванное мирскими заботами’: …Отрекошася единомыслиемъ всhх житейских печалей и своя стяжания и имhния убогым и нужным раздавше… Сочинения Максима Грека, 470, пер. пол. XVI в.

Уныние в аскетике — это страсть, близкая к печали, она имеет сходные формы проявления. Уныние, по мнению святых отцов, страшно для тех, кто пребывает в уединении; оно возникает вследствие праздности и непрерванных волей суетных сомнений. Уныние выражается в виде глубокой, безнадежной тоски, оно ведет к апатии и, в конечном счете, к духовной смерти человека. Таким образом, страсть уныния является развитием страсти печали: уже не так важно, вследствие чего возникает душевная угнетенность (как в случае с предыдущей страстью, печалью). Существенно то, что такая угнетенность полностью завладевает человеком. В конечном счете причиной уныния оказывается неверие и душевная слабость. Понятие УНЫНИЕ чаще всего обозначается в церковной литературе древнерусского периода существительным уныние. Ср.: И прибывъшее съвhсти нашеи от оуныния съгноушение отмывъше, свhтьлыи вьсечьстьныи д(ь)нь. Успенский сборник, 89 г. Что сътворю о(ть)че, да яко оудолhваеть ми сласть оуныния. Синайский Патерик, 113 об.

Уныние развивается в том случае, когда душа лишь пассивно противостоит всем прочим страстям, не занимается самосовершенствованием. И это состояние пассивности оказывается чрезвычайно опасным. Как учит преп. Иоанн Кассиан, «душа, уязвленная стрелою этой разорительной страсти, действительно засыпает для всякого стремления к добродетели и наблюдения за своими духовными чувствами». Уныние возникает на том этапе, когда другие, более яркие и более тесно связанные с телесными вожделениями страсти уже подавлены. Оно как бы занимает то пустое место, которое осталось после изгнания других страстей и которое подвижник не заполняет непрестанным трудом.

Для более полного выражения указанного понятия используется устойчивая пара уныние и лhность, где второй компонент указывает именно на отсутствие духовной активности, работы над собой. Ср.: Много же печалова о немь старьць сhдяше бо яко въ мнозh оунынии и лhности изиде отъ мира сего. Синайский Патерик, 30 об. Во многоплетенныя сети мирскиа, в мятеж, и уныние и леность, даже и до блуда еже есть ров погибельный. Ерм.Ер. Слово к верным, 204, XVI в. Понеже им от того мног мятеж и свар и тяжа, и суды с мирскими бывают, и во уныние и в леность вложити их, даже и до блуда. Васс. Патр., 566, XVI в.

В праславянский период корень, от которого образовано существительное уныние, указывал на лишение сил и соотносился сразу с двумя сферами: духовной и физической. Существительное уныние является производным древнерусским словом: оно образовано от зафиксированного в письменности глагола уныти и входит в словообразовательную цепочку ныти — уныти — уныние. Одним из первоначальных значений общеславянского корня *ny: nav было ‘терять силы — лишать сил’, причем *ny (ступень редукции) скорее обозначал именно состояние субъекта, а не каузативное действие. В древнерусской письменности, в памятниках, не ориентированных непосредственно на православноаскетическую традицию, в частности, в летописях, существительное уныние в большинстве случаев обозначает ‘горестное чувство’ (сема ‘душевная слабость’ превращается в фоновую). Однако в тематически специализированных, церковнонравоучительных контекстах уныние выражает значение ‘страсть: подавленное состояние, вызванное неверием' (примеры см. выше). В памятниках XV–XVI вв. данное значение проявляется лишь при использовании традиционной устойчивой пары синонимов уныние и леность (см. выше).

Понятие уныния как страсти могло также выражаться существительными грущение, туга, печаль, скорбь. Указанные слова развивали значение ‘страсть: подавленное состояние, вызванное неверием' на основе значения ‘горестное чувство’ в определенных жанровостилистических условиях, в произведениях моральнорелигиозного содержания. Ср.: Молитва и псалтыря есть цhлhние печали и гроущению. Псалтырь, 1296 г. ?Но моя безакония превъзмогаща, нынh разоумhх и знахъ, заблоудивъ оубо бых, оунився тугою. Ч. Николы IV, 45, XI в. Сп. XIV в. КДРС. Братъ дьрьжимъ печалию въпросии старьца глаголя: чьто сътворю, яко мысли моя прибывають, ми глаголюща: яко без оума ся еси отъворьглъ, сп(а)сти бо ся не имаши. Синайский Патерик, 157. Пища же неоудобь обрhтаема, въ скрьби же вои. Гр. Наз., 262, XI в.

Итак, возможность выражения в древнерусской письменности концептов печаль и уныние (в православноаскетическом понимании) существовала в специальных контекстах церковных памятников. Существительное печаль в XI–XVII вв. могло обозначать ‘беспокойство, заботу’, существительные уныние, грущение, печаль, туга, скорбь — ‘утрату душевных сил’. Когда эти слова употреблялись в церковнонравоучительных памятниках, в контекстах, ориентированных на православноаскетическое учение, они становились именами страстей и углубляли свои значения, указывая соответственно на ‘страсть: подавленное состояние, вызванное мирскими заботами’ и ‘страсть: подавленное состояние, вызванное неверием.


Новости по теме:
 
< Предыдущая   Следующая >