«Небо на земле» архиепископа Вениамина

«Небо на земле» – оригинальный труд по литургике митрополита Вениамина (Федченкова), в который он включил духовный опыт всероссийского молитвенника святого праведного Иоанна Кронштадтского.

В этой книге придана система не связанным между собой заметкам – переживаниям и размышлениям о литургии о. Иоанна. Алексей Светозарский оценивает творческое участие митрополита Вениамина как «скромное обрамление», которое связывает «алмазы в блистающий венец». 

Вместе с тем роль митрополита Вениамина и в том, что он, собирая «мощные блоки в гармоничное строение», сумел уловить доминанту святых мыслей и чувств Иоанна Кронштадтского, касающихся православной новозаветной этики, то, что в них звучит тема единения. Митрополит Вениамин, говоря о размышлениях Иоанна Кронштадтского, подчеркивал, что «в нашей литературе лучшего изъяснения духа и смысла литургии нет вообще; а заграницей – ничего нет подобного» [Вениамин 1994; далее при цитировании данной книги дается указание на страницу].

Душеспасительная польза святых переживаний Иоанна Кронштадтского – уже в самом названии им литургии «Небом на земле». В приводимом митрополитом Вениамином отрывке из размышлений Иоанна Кронштадтского читаем: «Во время литургии небо и земля сочетаваются: Богъ – с человеками; небесные Ангелы – с человеками земными; все лики святых праотцев, патриархов, пророков, апостолов, евангелистов, иерархов, мучеников, преподобных и всех святых! О, какой светлый, святейший, любвеобильный, небесный, прекрасный, блаженный союз!» [с. 12].

Эта тема находит отражение и в использовании лексем с общим семантическим компонентом ‘единение’, таких, как причащение, единство, общество, общение, сообщение, связь, воссоединение и др. Приведем некоторые выдержки из книги:

«Молясь, и особенно давая вынимать частицы за здравие и за упокой», вы «сообщаетесь на проскомидии и литургии со всеми […]» [с. 80];
«Святая церковь… верна своему понятию, своей идее, как общества или общения всех и верующих во Христа» […] Бог в них жительствует, как написано: “вы есте церкви Бога жива, писано бо есть, вселюся въ них и похожду, и буду им во Отца, и тии будут Мне в сыны и дщери, глаголет Господь Вседержитель» (2 Кор. 6, 16, 18).
Это и совершилось в причащении. Единство достигнуто. Остается благодарить» [с. 130].

В следующей цитате общение христиан с Господом Иисусом Христом называется живейшей связью: «Литургия и вообще Богослужение нашей православной Церкви, праздничное и буднее, особенно праздничное, – поставляют нас в живейшую связь с Главою Церкви, Господом Иисусом Христомъ и с Пречистою Владычицею Богородицею, с небесными невещественными Силами ангельскими и со всеми святыми, коих мы непрестанно прославляем, благодарим, умоляем о заступлении, помиловании, помощи» [с. 13].

Иоанн Кронштадтский рассматривает общение христиан с Господом Иисусом Христом как брак, сочетание, сочленение, обручение, сопряжение: «А сама любовь без нашего усердия и деятельности не придет. Что же она такое? Суть ее – восторг от блаженного общения с Богом. А чрез Бога – и друг с другом. Это и есть «брак Агнца», сочетание – или «сочленение», как говорит о. Иоанн. А в других местах он называет «обручением» или даже «сопряжением» [с. 31].

В книге митрополита Вениамина «Небо на земле» тема всеобщего светлого единения находит отражение и в спектре других лексическо-семантических ресурсов, приводя к специфике толкования многих лексем в Божественном – православном – мире.

Ведущий семантический компонент концептуальной сферы этих лексем можно было бы обозначить как ‘нераздельное и единое существование разнородных сущностей’. Этот компонент включает концептуальная сфера лексем любовь, жертва, слово, хлеб, кровь, Троица.

Любовь. Толковые словари определяют любовь как «чувство самоотверженной, сердечной привязанности» и как «склонность, пристрастие к чему-н.» – см., например, [Ожегов 1972: 305].
В толковании любви Ю.С. Степановым просматривается сема единства, но только двух людей, связанных обычными мирскими отношениями. По его мнению, внутренняя языковая форма концепта любовь складывается из трех компонентов: «а) “взаимное подобие” двух людей, б) “установление, или вызывание, этого подобия действием”, в) осуществление этого действия, или, скорее, цикла действий, по “круговой модели”, в которой “адресантом” и “адресатом” попеременно выступают оба участника […]» [Степанов 2004: 397].

О любви как одинаковом чувстве к Богу и человеку пишет архиеп. Иоанн Сан-Францисский (князь Дмитрий Алексеевич Шаховской): «Признак того, что мы любим кого-либо, это когда мы любим тех, кто его любит. И всех, кого он любит. И любя Бога, мы не можем не любить тех, кто любит и тех, кого Он любит (все творение)» [Иоанн 2003: 518].

Иоанн Кронштадтский под любовью понимал объединяющее всех верующих блаженство общения с Богом, Пресвятой Богородицей и всеми святыми: «В чем секрет и сила нашего общественного богослужения? […] В том, чтобы молящиеся – пастыри и церковнослужители, возвышались всегда до идеала христианской молитвы: молитвы горящей, всех объемлющей любви; чтобы молящиеся горели любовию к Богу Триипостасному, Богоматери, ко всем силам ангельским, ко всем силам, на небеси со Христом царствующим, чтобы были в искреннем, молитвенном общении с ними, чтобы человек познал и возлюбил первоначальную и первообразную красоту образа Божия в человеке» [с. 28].

Митрополит Вениамин подытоживает это так: «И эта одна мысль об общении всех в единстве любви и утешала его и приводила его в радостный восторг. И понятно: любовь всегда такова, любовь есть блаженство общения» [c. 28]. То есть речь идет о том, что разные люди объединяются единством любви друг к другу и Богу, представляя собой одно целое и одну любовь, которая только и является истинным блаженством.

А теперь обратимся к лексеме жертва. Толковые словари выделяют следующие употребления лексемы жертва: «1. В древних религиях: приносимый в дар Божеству предмет или живое существо (убиваемое при этом), а также приношение этого дара. 2. Добровольный отказ от кого-чего-н. в пользу кого-чего-н., самопожертвование. 3. Кого-чего, о ком-чем-н., пострадавшем от насилия, от какого-н. несчастья, неудачи и т.п. 4. То же, что пожертвование» [Ожегов 1972: 177].

В Божественном – православном – мире концептуальная сфера лексемы жертва имеет более глубокое содержание, связанное с особенностями христианской культуры, где жертва интерпретируется главным образом в ракурсе мученической смерти Иисуса Христа, христианского покаяния, необходимого для воссоединения человека с Богом, и основных новозаветных заповедей – любви к Господу нашему Иисусу Христу и ближнему. Так, «Объяснительный словарь церковнославянских слов, встречающихся в Св. Евангелии, Часослове, Псалтири» [2002], отмечает, например, такие значения лексемы жертва, как «Жертва правды» (Честное Тело и Кровь Христова; добродетели) и «Жертва хвалы» (Новое богопочитание по духу Евангелия).
Святитель Тихон Задонский под жертвой понимает «1. Дух сокрушен и сердце сокрушенно; 2. Жертву хваления и благодарения; 3. Жертву милости и милосердия; 4. Жертву правды и истины; 5. Жертву удов или членов плоти нашей» [Тихон Задонский 1889].

Иоанн Кронштадтский, как подчеркивает митрополит Вениамин, говоря о Литургии, акцентирует единство искупительной жертвы Иисуса Христа и благодарственной, хвалебной жертвы со стороны человека.

В параграфе «Брак Агнца» находим выдержки из рассуждений Иоанна Крондштадтского: «Величие, святость, безмерная обширность страшной Жертвы Христовой открывается уже… на проскомидии, на которой приготовляется вещество таинства Евхаристии – хлеб и вино, или Агнец Божий, присно закалающийся за грехи всего мира и в благодарственную жертву за всех святых, – в честь коих изымаются частицы из просфор и полагаются возле Агнчей части… искупительная жертва будет совершаться и о них, т. е. в благодарность Богу за них как искупленных уже от земли и совершенных крестною жертвою Христовою, и радующихся в Церкви Небесной, торжествующей. Чудная жертва!.. Истинно Божественная жертва!..» [с. 24].
Ср. также: «Служба православной Церкви есть торжественный гимн Господу Богу Спасителю, победителю греха и смерти, подателю святыни, воскресения, жизни и бессмертия. Всякое богослужение есть торжество благодати, …торжество обожения человеков через воплотившегося Сына Божия, чрез таинства, дарованные Им Своей Церкви Православной» [с. 22].
«Богослужение есть словесная жертва человека, существа словесного, Богу Создателю своему; ... жертва, приятнейшая Богу более всех других жертв» [с. 25].

Митрополит Вениамин комментирует это так: «Спасение, совершенное Искупителем однажды, теперь повторяется на каждой Литургии. А потому она есть одновременно и искупительная и благодарственная Жертва; – жертва любви Бога к человеку и – ответной любви человека к Богу Спасителю» [с. 22].

«Богослужение есть взаимослужение Бога человекам и человеков Богу, или сердечный, благодарный, благоговейный отклик человека на любовь, правду, силу» [с. 25].
Тема ‘единства’ звучит и в концептуальной сфере лексем слово, хлеб, кровь.

Светские словари отмечают «светское» употребление лексемы слово. Слово рассматривается как одна из основных единиц языка, служащая для именования предметов, лиц, процессов и т.д., и поэтому языкознание, прежде всего, толкует слово с точки зрения звукового состава, значения, морфологических и словообразовательных характеристик, стилистических функций и происхождения. Далее слово понимается и как самая речь, способность говорить (Дар слова), разговор (Понять друг друга без слов), право говорить публично (Свобода слова). Слово понимается и как жанр античной, византийской и древнерусской ораторской прозы и письменности («Слово о законе и благодати» Илариона).

В православном мире имеется отличное понимание слова: слово понимается еще и как одновременно дело и Сам Бог. Митрополит Вениамин цитирует Иоанна Кронштадтского: «Что удивительного, если Самъ Богъ-Слово, Творец всего видимого и невидимого, претворяет, пресуществляет хлеб и вино в пречистое тело и в пречистую кровь Свою?» И далее: «Слово Божие, – говорит о. Иоанн, – все равно, что Сам Бог. Поэтому несомненно веруй всякому слову Господа. Слово Бога – дело» [c. 59-62].

Из этого следует и концептуальная особенность лексем хлеба и вина.
Как известно, в Евангелии Сам Господь говорит, что хлеб может иметь три значения: вещественный хлеб, таинство Тела Христова и духовную пищу. Таинство Тела Христова в том, что во время совершения Литургии наитием Духа Святого хлеб становится Телом Христа. Так же и вино становится Кровью Христа. То есть после освящения Святых Даров вид хлеба и вина для человеческого глаза не изменяется, однако их вещество становится совершенно иным по своей природе: под видом хлеба и вина на престоле находятся истинное Тело и истинная Кровь Господа Иисуса Христа.

Чудо объясняется тем, что во Христе нераздельно и неслитно соединены два естества: Божественное и человеческое. Обоим естествам Богочеловека подобает единое Божественное поклонение. Преподобный Иоанн Дамаскин пишет: «Не отвергаем поклонение плоти, ибо ей воздается поклонение в единой Ипостаси Слова, которое соделалось Ипостасию для плоти; но не служим твари, ибо поклоняемся плоти не как простой плоти, но как плоти, соединенной с Божеством, потому что два естества соединились в одно Лице и одну Ипостась Бога Слова» [Иоанн Дамаскин 1992:159].

Иоанн Кронштадтский говорит: «Тело и Кровь Христовы прелагаются Духом Святым из хлеба и вина; как и во утробе Девы Пречистой оно сотворено Духом Святым от кровей  Ея».
Имеются свидетельства этого чуда. Приведем выдержку из книги [Тулупов 2003: 63-64] о том, что произошло с иеросхимонахом Сампсоном во время служения Литургии в Александро-Невской Лавре: «Однажды я, – рассказал старец, – удостоился видеть в чаше Плоть и Кровь Христовы. Епископ Стефан служил в Успенской митрополичьей церкви. Я вынес чашу на амвон для причащения народа. Он прочел «Верую, Господи, и исповедую», открыл покровец по прочтении молитвы и обомлел: в чаше Плоть человеческая и Кровь. Тогда он обращается ко мне: “Виждь, отче, что делать?”

Он повернулся через левое плечо, а я с чашей через правое, вошли в алтарь, поставили ее на престол и стали молиться, чтобы Господь сотворил милость. Владыка четверть часа молился с воздетыми руками.

Потом после его молитвы посмотрели в чашу – Плоть и Кровь Христовы опять сотворились в виде хлеба и вина. Тогда владыка вышел и причастил людей.
Свидетелями этого чуда были митрополит Гурий и отцы Лев и Варсонофий».

Святая Троица. Иоанн Крондштадтский подчеркивает непостижимое единство Бога в Трех Лицах, тайну Святой Троицы, которую открыл людям Иисус Христос, а именно, что Бог един, но троичен в Лицах: первое лицо – Бог-Отец, второе – Бог-Сын, третье Лицо – Бог-Дух Святой. Иоанн Крондштадтский называет Святую Троицу единым Триипостасным Богом, от которого произошло все: «от Святой Троицы произыде Альфа и Омега» [с. 86].

Это делает понятным, почему мы одинаково прославляем Отца и Сына и Святого Духа. Иоанн Кронштадтский делает акцент на том, как Церковь прославляет Святую Троицу: «Тебе славу воссылаем Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков» [с. 83].

Таким образом, всеобщее светлое единение, о котором говорится в этой книге, не только помогает глубже понять многие богословские истины, но и дает ключ к переосмыслению концептуального содержания ряда лексем.