Экзамен на толерантность: читателт и писатель в современной россии

Выражение «экзамен на толерантность» употребил критик Сергей Беляков в интервью, которое он дал для журнала «Большая библиотека» . Он говорил о писателе, взгляды которого ему глубоко отвратительны, но художественное мастерство которого он не может не признавать. Сам Беляков был доволен, что он этот «экзамен» выдержал.

Вообще же такая толерантность, то есть, умение вычленить чужую точку зрения, отсеять какие-то эмоции и словесный мусор, грамотно сформулировать и понять (необязательно принять) – это необходимая черта профессионального читателя, каким является критик.

Понять – а значит выслушать, сопоставить, пропустить сказанное через себя и найти ему место в своем опыте. Но Сергей Беляков  говорит и о том, что опыт чтения разных книг способствует развитию и укреплению в человеке этой самой толерантности . Чтение может стать «школой толерантности». Речь не обязательно о книгах, где открытым текстом проповедуется толерантность. Речь идет именно о разных книгах – прежде всего, «трудных», по-разному трудных и часто неприятных, каких много в современной серьезной литературе.  Но российская публика этой литературой традиционно мало интересуется.  И я хотела предложить вам несколько рассуждений на тему, почему это происходит, в чем проблема и где здесь «вина» литературы и где - читателя.

Слишком просто сказать, что налицо общий невысокий уровень культуры – и читательской, и писательской, но во многом это действительно так. Проявляется это по-разному. Самый очевидный вариант – это когда книги пишутся людьми из научной среды, филологами, историками, а также физиками, биологами и т.п. Уровень подготовки читателя не всегда вровень с требованиями, которые предъявляет текст. Один из самых свежих примеров – книги молодого филолога Марии Елиферовой , которые ценят высокообразованные читатели, но просто читателям они слишком часто оказываются не по зубам.  

Экстремальный случай – современная поэзия, часто усложненная и почти всегда сложная, метафоричная, культурно насыщенная, нуждающаяся в комментариях. Поэзия, к чтению которой мы, как правило, не подготовлены всем своим предшествующим читательским опытом. Ольга Седакова, ученый и доктор богословия, Елена Шварц, крупнейший современный поэт, практически классик, или даже Дмитрий Воденников, лидер «новой искренности», самый модный из сравнительно молодых поэтов, человек красивый и яркий  – многие ли их знают и тем более читают?

А потом поэты начинают писать прозу и естественно, что они несут свой взгляд на мир, строение фразы, стилистику и лексику. Даже если это формально мемуары (случай Владимира Алейникова ) или критика (колонка Воденникова «Стихотворение недели» в Интернет-газете «Взгляд» ), это всегда необычно и непривычно.  Современную поэзию практически не читают за пределами какого-то очень узкого круга, притом, что именно чтение поэзии способствует воспитанию читательских навыков, необходимых для понимания современной литературы в целом.
Несмотря на то, что сегодня многие пробуют писать сюжетную прозу, в том числе, на автобиографическом материале (недавние книги Андрея Рубанова ), внятный, психологически достоверный сюжет, который при этом можно передать в двух-трех фразах, сказав, «что происходит», это по-прежнему большая редкость. Как и узнаваемость происходящего. Но не всякий автор и стремится к тому, чтобы быть понятным многим. Вот цитата из интервью Евгения Гришковца, которое он дал в связи с выходом своей новой книги «Асфальт»: «Сегодня бюджетник не может быть героем произведения…Он находится в менее чувствительной и менее рискованной зоне жизни. У него много к ней претензий, но они чаще всего сводятся к тому, что его не устраивают условия работы  оплаты труда и т.д. Герой может жить в долг или иметь жуткие задолженности по кредитам. Он может вообще быть нищим, в полном минусе, но он рискует и пытается со всем этим каким-то образом справиться. Еще придет время, когда героями романов снова смогут стать главные инженеры заводов или бригадиры, отказывающиеся от премии. Ха-ха» . Очевидно, что Гришковец сознательно пишет для некоего условного «среднего класса», и герои его к этому классу так или иначе принадлежат. И все-таки, врач, главный инженер или бизнесмен, занимающийся производством  дорожных знаков, могут быть героями очерка или журнальной статьи. Героем художественного произведения может стать только человек, занятый решением человеческих проблем.

С другой стороны, сегодняшний читатель не очень-то стремится найти в литературе отражение и осмысление близкой себе реальности, даже если писатель делает такие попытки. Существуют традиционно тяжелые темы (смерть, умирание, болезнь, безумие, бедность, армия, деревня), от которых мы инстинктивно стараемся себя оградить: «Этого так много в жизни, зачем же я буду об этом читать в книжке?»  И поэтому не попадают в поле зрения очень значительные современные писатели, не склонные смягчать свое повествование юмором или иронией. Многие ли знают Бориса Петровича Екимова , «последнего деревенщика», или более молодого Олега Павлова ? О последнем лауреате «Русского Буккера» Александре Иличевском  слышали многие, но едва ли многие дочитали его «Матисса», как только разобрались, что это «что-то из жизни бомжей». Это действительно непростое чтение, как, например, и проза одного из центральных на сегодня «молодых писателей» Романа Сенчина . Считается, что он исключительно точно описывает современную «серую» повседневность, что для потомков эта проза будет иметь ценность этнографического документа, но современникам читать это зачастую просто скучно.

Сенчин принадлежит к сообществу писателей,  которых условно называют «новыми реалистами» и к которым относят такого популярного автора, как Захар Прилепин , а также целый ряд фигур, более или менее известных, со своей окраской и почерком  (Д. Гуцко, Д. Новиков, С. Шаргунов, А.Козлова и др.). К ним примыкает и такая талантливая девушка, как Василина Орлова, которую многие называют будущим русской литературы, редактор Интернет-журнала «Органон» . Чаще всего это литература достаточно уязвимая с художественной точки зрения, но хорошо в ней уже то, что она действительно хочет говорить о реальности, об актуальных проблемах, бедах, она пытается вырабатывать новый язык, повернуть общество лицом  к правде. Хотя, конечно, бросается в глаза, что в ней пока немного настоящей жизненной силы, чистой энергетики, и это мешает ее полюбить по-настоящему.

Практически неизвестны публике авторы так называемой «тихой прозы» (Александр Яковлев , лауреат премии «Ясная Поляна»). Мы, конечно, подпортили себе вкус легким чтивом, и нас уже не хватает на камерные, человеческие, подчеркнуто провинциальные истории, которые пишет, например, Михаил Тарковский . Сегодня все говорят, что в русской литературе не хватает рассказов, чтения «компактного» и быстрого, для которого не нужно выделять специальное время.  Но ведь и культура чтения рассказа нами во многом утрачена. Рассказ вообще в чем-то ближе к поэзии, для него нужно особое дыхание, и его бессмысленно читать по диагонали. Алексей Варламов хорошо известен как автор жизнеописаний Алексея Толстого и Александра Грина, а его рассказы прошли практически незамеченными.  Антон Уткин начал с романов, приобрел популярность, но в последние годы пишет преимущественно рассказы и тоже отошел в тень. М.Тарковский объясняет это так: «Издатели охотней издают роман, премии за романы дают. На Запад косятся – там давно та же история. Да и вообще: «Читали такой-то романец?» Выходит читателю проще погрузиться то во что-то одно большое…Хотя рассказ хороший труднее написать, чем роман. Роман можно задницей высидеть. Взять сюжетом, массой. Он же здоровенный, а прочитать надо, чтоб в обществе доложить. Поэтому за долгую дорогу все равно прискрипится, притрясется читатель, даже если и все не очень, и до конца проедет. Рассказ же ближе к стиху – там ты как на ладони. Там истинная литература».

У любого общества есть такие больные места, к которым надо прикасаться очень осторожно. Выражение С.Белякова,  которое я привожу в начале, относилось к творчеству Марины Палей , которая ненавидит Россию, не скрывает этого и не устает говорить об этом прямо или косвенно. Не думаю, что это привлечет к ее творчеству дополнительных читателей, даже любителей изысканного письма и оригинального стиля. Мы можем говорить плохо о своей стране, можем не слишком ее любить, но все-таки, мне кажется, немногие захотят погружаться в тексты, где этой нелюбви слишком много.

Другая тема – это Великая Отечественная. Событием прошлого года стал роман «Спать и  верить» Вячеслава Курицына  – «патриотическая фантасмагория», действие которой происходит в блокадном Ленинграде. Или роман «Юбка» - литературный дебют О.Нестерова , известного музыканта и продюсера. Действие происходит в предвоенном Берлине 30-х, описанном с любовью, главная героиня повествования  - Лени Рифеншталь, знаменитый режиссер-документалист, автор картин "Триумф воли" и "Олимпия". Здесь есть забавные эпизоды с участием Гитлера и Геббельса.  Лев Данилкин видит обострение в России интереса к эстетике фашизма и пишет: «Людям нравится. Нравятся фильмы Рифеншталь, нравится эсэсовская форма и шпееровские проекты, нравится Вернер фон Браун, нравится Гейзенберг, нравятся истории про изыскания «Аненербе», нравится загубленная жизнь Евы Браун, нравится м-м-м… курьезность Гитлера, странные повороты его биографии, нравится история про перелет Гесса, нравится фигура Юнгера и немецкий характер» . Мне трудно поверить умозаключениям популярного критика о какой-то тенденции. Хорошо это или плохо, но в нашей стране все еще невозможна широкая популярность текста, романтизирующего быт фашистской Германии или пусть на уровне интонации, бессознательно иронизирующего над блокадной жизнью. «Людям нравится» - это просто лишнее подтверждение нашего сегодняшнего расслоения, потому что явно имеются ввиду какие-то абсолютно другие люди, с которыми мы никак не пересекаемся. Хотя, наверное, для тренировки своей толерантности надо читать и такие книги.
Так сложилось, что у нас практически любой человек может позволить себе ненормативную лексику в частном разговоре, в узком кругу, но видеть эти самые слова на бумаге, в художественном тексте для него всё ещё, мягко говоря, непривычно. Едва ли это скоро изменится, как бы ни размывались границы привычного и приличного. Сленг и блатной жаргон сегодня, в сущности, узаконены.  Матерная лексика стала настолько обычным делом в сети, во всевозможных блогах, что труднее найти тексты без мата. Постепенно это расползается и на бумажную литературу. Я не говорю о писателях, которые сознательно шокируют обывателя, для которых мат – часть эстетики.  Более показательно, когда вполне, в общем, респектабельные писатели не брезгуют делать соответствующие вкрапления.  И если писатель хороший, если у него есть вкус,  он сумеет соблюсти нормы, и вкрапления эти будут выглядеть естественно. Но и это может стать дополнительным препятствием на пути читателя к серьезной и значительной книге. Где здесь границы толерантности? Надо ли бороться с этим? Бороться, по-моему,  бессмысленно. Может быть, в порядке фантазии, когда чтение окончательно перейдет в разряд роскоши, развлечения дорогого и не для всех – тогда будет стильно писать старомодно благопристойные тексты.

Сейчас всё больше книг вырастает из Живых Журналов. Вот, например, книга Е.Ройзмана «Сила в правде» , которая представляет собой его ЖЖ в «живом», бумажном виде. Очень популярен ЖЖ Дениса Драгунского , где каждый пост – это маленькая история в сопровождении многочисленных комментариев. Скоро должен выйти и книжный вариант дневника. Это, конечно, особая стилистика и этика. Здесь нельзя говорить долго и рассчитывать, что тебя дочитают, выслушают, не перебьют. Поэтому доминирует короткая форма. К такому чтению очень быстро привыкаешь. Интернет уже воспитал читателей, которые свои вкусы и требования переносят на традиционную литературу, и это не может в свою очередь не влиять на писателей, на писательскую манеру. Модная и умная Линор Горалик ведет блог , выставляет свои тексты на сайте, выпускает бумажные книги – она существует везде и везде органична. Ее тексты, объединенные в цикл «КОРОЧЕ: (пятьдесят девять довольно коротких рассказов)» , можно, безусловно, читать и на бумаге, но они по самому своему строю, интонации неотделимы от особой атмосферы сетевого общения.  Они уже предполагают некие отсылки и намеки, понятные только своим, подводные течения, связи, комментарии. Сквозь них как бы уже просвечивает контекст, подтекст.  Этот динамичный, рваный, жесткий стиль, он комфортен для человека, живущего в Сети, но может оказаться неудобным для обычного читателя. Еще одна сложность, и с ней уже точно придется жить. И это хорошо, лишь бы были разные книги и разные читатели.