| Испанская культура |
Автор: А. П. Бойцова К изучению испанской культуры: культурные константы (архетипы)Изучение в студенческой аудитории испанской культуры (идет ли речь о подготовке культурологов, филологов, искусствоведов) наталкивается на то же препятствие, которое возникает при изучении любых «чужих» культур: трудно вжиться в эту чуждую культуру так, чтобы достаточно ясно различать, что в ней главное, а что второстепенное, что наносное, а что фундаментальное. Стремясь преодолеть этот барьер, мы предлагаем уделить в студенческой аудитории особое внимание двумтрем центральным образам той или иной культуры, которые можно отнести к ее константам или архетипам. Понятие «архетип» в настоящее время ассоциируется с учением К. Г. Юнга о коллективном бессознательном6. Но юнгианское представление об архетипах носит не столько культурологический, сколько психиатрический оттенок. Кроме того, оно не изначально. Сам К. Г. Юнг в работе «Об архетипах коллективного бессознательного» указывал на источник термина: «Выражение “архетип” встречается уже у Филона Александрийского (De opif. Mundi, параграф 69) по отношению к образу Божьему в человеке. Также у Иринея (Adversus haereses 2, 7, 4), где говорится: “Безупречный Создатель не осеменил грязь, но изменил, принеся архетип”. В “Corpus Hermeticum” Бог называется архетипом света. У Дионисия Ареопагита это выражение неоднократно встречается в “Небесной иерархии”, а также в “Божественных именах”. У Св. Августина Блаженного, правда, встречается не выражение “архетип”, а “идея”; так, например, в “Божественных поисках”: “идея, которую формирует не существование, а которая в Божественном разуме содержателя”. “Архетип” — перифраза, объясняющая платоновскую идею7». Существенно, что во всех этих источниках архетип не ассоциируется с бессознательным, в то время как у Юнга это важнейшее его качество, относимое к глубинному слою психики («Инстинкт и бессознательное»8): «сущность собственно архетипа неосознаваема» («Теоретические размышления о сущности психического»), «нельзя обнаружить наличие архетипа самого по себе» («Психические аспекты архетипа Матери»)9. Вместе с тем для нас значимо, что Юнг связывал архетипы с литературой и искусством: «Понятие архетипа... выведено из многократно повторяющихся наблюдений, что, например, мировую литературу определяют те мифы и сказки, которые содержат в себе мотивы, вновь и вновь появляющиеся повсюду. Эти же мотивы мы встречаем в фантазиях, сновидениях, делириях и безумных идеях современных людей. Чем они отчетливее, тем в большей мере им присуще сопровождаться особенно живыми эмоциональными тонами... Они оставляют впечатления, оказывают влияние и завораживают. Они проистекают из неосознаваемого самого по себе архетипа, бессознательной предформы, которая, по-видимому, относится к унаследованной структуре психики и вследствие этого может манифестироваться повсюду как спонтанное явление» («Совесть с психологической точки зрения»).Думается, для характеристики культурных явлений можно воспользоваться термином Юнга в более широком, культурологическом понимании и говорить об архетипах культуры, под которыми понимаются наиболее значимые константы, превратившиеся в вечные образы, образующие основной образ той или иной национальной культуры. Культура Испании дала миру три таких архетипа: это, прежде всего, два знаменитых персонажа — Дон Кихот и Дон Хуан (под влиянием мольеровской комедии обычно произносимый как Дон Жуан). К ним есть все основания добавить некую центральную художественную идею испанской культуры, сформулированную Кальдероном в названии его величайшей философской драмы: «Жизнь есть сон». Примечательно, что все три описываемые архетипа появились, примерно в одно время — в XVII веке. Образ Дон Кихота создал Мигель де Сервантес Сааведра в романе «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский» («El ingenioso hidalgo Don Quijote de la Mancha», т. 1 — 1605 г., т. 2 — 1615). Впервые образ Дон Хуана (Дон Жуана) появился в пьесе «Севильский озорник и каменный гость» («El burlador de Sevilla у convidado de piedra», 1619– 1620?) Тирсо де Молина, изданной в 1630 г. Пьеса испанского драматурга Педро Кальдерона де ла Барка «Жизнь есть сон» («La vida es sueno») впервые была представлена в 1635 г. Все три писателя являлись наиболее яркими представителями Золотого века испанской литературы, и важно отметить, что Тирсо де Молина и Кальдерон связаны со школой Лопе де Вега, вслед за которым развивали национальный испанский театр и драматургию. Дон Кихот — идальго, начитавшийся рыцарских романов и, потеряв рассудок, вообразивший себя странствующим рыцарем. Мигель де Сервантес Сааведра (1547–1616) создал образ, который вошел в число «вечных образов» мировой литературы. Существует множество точек зрения на образ Дон Кихота11, что спровоцировано самим автором, задумавшим свой роман как пародию на рыцарский роман. Все в этом романе пронизано иронией, в том числе по отношению к герою. Но в то же время Сервантес возвышает своего героя. Вне всяких сомнений то, что Дон Кихот самый умный и начитанный герой романа, читателю остается только поражаться знаниям Дон Кихота в различных сферах деятельности и науки. Но откуда у «хитроумного» идальго такой объем знаний? Ведь, как мы знаем из книги, основным и любимым чтение Дон Кихота были рыцарские и пасторальные романы: «...Когда же вошли туда, в том числе и ключница, то обнаружили более ста больших книг в весьма добротных переплетах, а также другие книги, менее внушительных размеров...», «Надобно знать, что вышеупомянутый идальго в часы досуга, — а досуг длился у него чуть ли не весь год, — отдавался чтению рыцарских романов с таким жаром и увлечением, что почти совсем забросил не только охоту, но даже свое хозяйство; и так далеко зашли его любознательность и его помешательство на этих книгах, что, дабы приобрести их, он продал несколько десятин пахотной земли и таким образом собрал у себя все романы, какие только ему удалось достать...». Он знает несколько языков, разбирается в травах, литературе, астрологии, музыке, поэзии и во многом другом. Дон Кихот живет в двух мирах: реальном и выдуманном, построенном на его знаниях, почерпнутых из рыцарских романов. Жизнь в выдуманном мире — его осознанный выбор, ведь он куда как более интересен и красочен, чем мир реальный. Всякое возвращение к реальному миру, его удручает и расстраивает. Он выдумал свой мир, даму сердца, ради которой он и совершает все свои «подвиги», в его мире обитают колдуны и исполины. «Не случайно Сервантес называет Дон Кихота “ingenioso”, что неточно переведено как «хитроумный». Слово это пришло из латыни, где еще во времена Цицерона употреблялось в значении “щедро одаренный от природы”, “даровитый”, “талантливый”, “остроумный”, “изобретательный”. Дон Кихот действительно изобретает особый мир и новые существа, которые в романе оказываются более живыми и индивидуальными, чем реальные. К реальному миру, как правило, относятся люди, имена которых почти не упоминаются, а просто говорится: священник, цирюльник, ключница, племянница, хозяин постоялого двора, герцог, герцогиня. И почти все они — люди “без свойств”, как Алонсо Кихано и Альдонса. Зато имена существ, населяющих второй, воображаемый мир, стали известны всем, характеризуя мировые литературные типы: Дон Кихот, Дульсинея Тобосская и даже Росинант». Дон Жуан (или, как правильнее, дон Хуан) — легендарный испанский распутник, совращающий женщин и бросавший их, как правило после первой же ночи. Прототипом легендарного дона Хуана считается аристократ, представитель древнего севильского рода по имени дон Хуан Тенорио. По преданию, его дерзкие любовные похождения, оставшиеся безнаказанными благодаря поддержке его близкого друга, короля дона Педро (1350–1369), долго наводили ужас на Севилью, пока наконец небесное правосудие — в лице убитого Хуаном командора дона Гонзаго — не положило конец бесчинствам. Существует и другая версия: Дон Хуана завлекли на кладбище священники, где и убили его, представив его смерть делом рук статуи командора, однако это тоже легенда, не подтвержденная документально. В литературу образ Дон Хуана ввел Тирсо де Молина (Габриель Тельес, 1571 или 1583 — 1648) в комедии «Севильский озорник и каменный гость», представив его как соблазнителя, без принципов, жаждущего только одного — завоевать и обесчестить женщину, причем любым способом («всегда моим величайшим удовольствием было соблазнить женщину и, обесчестив, покинуть ее»). Он не брезгует обманом и предательством. Дружба для него ничто. Ради своих целей он готов на все. Поскольку дон Жуан восстает против социальных условностей, позднейшие авторы очень часто делали его атеистом и заставляли провозглашать антиклерикальные тезисы. Но Тирсо де Молина был священником и, судя по тому, как развивается сюжет пьесы, вовсе не стремился поощрить бесчинства Дон Хуана, введя в сюжет мотив небесной кары. Архетип «Жизнь есть сон» воплощен в одноименной пьесе великого испанского драматурга Педро Кальдерона де ла Барка (1600–1681). Действие пьесы происходит в Полонии (Польше), где правит некий монарх Басилио. На его престол претендуют его племянники: инфанта Эстрелья и принц Московии Астольфо. Но им невдомек, что у Басилио есть законный наследник, его сын Сехизмундо, заточенный в башне. Король Басилио всю свою жизнь увлекался астрологией, и перед тем как его жена родила наследника, он обратился к астрологу, который по звездам предсказал, что его сыну уготована страшная судьба, из-за него умрет его мать, он будет сеять смерть и раздор повсюду и собственный отец будет им свергнут с престола. Первое предсказание сбылось, и при родах умирает королева Полонии. Дабы в дальнейшем не испытывать судьбу, король Басилио приказывает заточить мальчика в башне. Но через двадцать лет у него возникает сомнение в правоте астролога. Принца Сехизмундо решают освободить из заточения, чтобы проверить правдивость предсказания. Его спящего переносят во дворец и объясняют, что все что было с ним раньше, было сном, что он является наследником престола. Не видевший прежде людей, кроме своего тюремщика Клотальдо, принц первым дело бросается на женщину, пытаясь ее изнасиловать, ее пытается защитить слуга, и тут же погибает от руки Сехизмундо, который выбрасывает его в окно. Астролог был прав, решает король и приказывает снова заточить принца в башне, что и было исполнено. Когда принц просыпается, ему объясняют, что то, что с ним произошло, было всего лишь сном. Но жители Полонии свергают Басилио и предлагают трон Сехисмундо. Однако он, получив важный урок, отказывается от трона, излагая философию, которую можно рассматривать как квинтэссенцию архетипа «Жизнь есть сон»: Он [Клотальдо] прав. Так сдержим же свирепость И честолюбье укротим И обуздаем наше буйство, — Да, только спим, пока мы в мире Столь необычном, что для нас — Жить значит спать, быть в этой жизни — Жить сновиденьем каждый час Ведь мы, быть может, только спим. […] Что жизнь? Безумие, ошибка. Что жизнь? Обманность пелены. И лучший миг есть заблужденье, Раз жизнь есть только сновиденье, А сновиденья — только сны. Три выделенных архетипа испанской культуры тесно взаимосвязаны. Так, в «Дон Кихоте» Сервантеса можно найти архетип Дон Хуана. По ходу действия романа, мы встречаем юношу, молодого дворянина из богатой семьи Карденьо, чью судьбу искалечил его друг, некий дон Фернандо. Из рассказа Карденьо мы узнаем о коварстве дона Фернандо, который обманом, обещав жениться, обесчестил молодую аристократку, и, бежав, женился на невесте Карденьо, также завоевав ее обманом. Более того, три архетипа составляют некую единую структуру. Дон Кихот и Дон Хуан — очевидные противоположности: один олицетворяет благородство, честь, рыцарственность, другой — обман, безнравственность, вольнодумство. Один влюблен в Даму сердца — Дульсинею Тобосскую, сохраняя верность этой любви во всех перипетиях, при том, что физической близости с ней нет, другой — ищет в отношениях с женщинами прежде всего физическую сторону, бесконечно меняет их. Но оба эти персонажа живут иллюзиями, их жизнь — это сон. И когда кальдероновский Сехисмундо, осознавший эту истину, предлагает «сдержать свирепость», «честолюбье укротить», «обуздать буйство», то он говорит о сдерживании (через религию и философию) тех качеств национального испанского характера, которые сказались в деятелях Реконкисты, освободивших Испанию от мавров, конкистодорах, подчинивших себе целые страны в Америке, путешественниках, совершивших кругосветные путешествия, аристократах, уничтожавших восстававший народ в испанских Нидерландах… Три архетипа проходят через века развития испанской культуры. Дон Кихот, ставший персонажем ложного продолжения романа, написанного неким Авельянедой еще до выхода второго тома сервантесовского романа, будет появляться и в литературе, и в живописи, и в музыке, и в замечательных эссе М. Унамуно и Х. Ортеги-и-Гассета, в кино и на телевидении. Точно также как Дон Хуан (Дон Жуан) станет прообразом многих героев испанского искусства. «Жизнь есть сон» станет архетипом, особенно часто используемым в испанском киноискусстве. К примеру, в сюрреалистическом фильме «Андалузский пес» (1928), снятом во Франции испанцами Луисом Бунюэлем и Сальвадором Дали, все 16 минут завораживающих, противоречивых киноэкспериментов происходят будто бы во сне. В основе сценария фильма «Андалузский пес» лежат два сновидения его создателей Луиса Бунюэля и Сальвадора Дали. Выявление архетипов культуры вовсе не должно сводиться к регистрации всех случаев присутствия образов Док Кихота, Дон Хуана, жизни как сна в испанском искусстве. В том и заключается значимость архетипов, что они встречаются намного чаще, фактически, в каждом значительном феномене национальной художественной культуры. Таким образом, они становятся ключами к изучению «чужой» культуры. Объявление: |
|||||||
| < Предыдущая | Следующая > |
|---|