Личностный рост как практическая проблема

Лаборатория личностного роста Московского гуманитарного университета приступила к эмпирическому исследованию целого комплекса проблем, связанных с повышением эффективности обучения. На культурологическом факультете МосГУ изучаются возможности личностного роста студентов в процессе образования. Получены первые результаты эмпирического обследования. Но прежде чем познакомить с ними читателей, мы попытались внести ясность в некоторые теоретические вопросы. В предыдущих публикациях Лаборатории личностного роста были проанализированы концепции личности в трактовках русских философов (Н.А. Бердяева, В.С. Соловьева, Л.П. Карсавина и др., западных мыслителей (М. Шелера, Э. Фромма), отечественных исследователей (Д.А. Леонтьева, В.М. Розина и др.

Идея проф. И.М. Ильинского о феномене личностного роста в системе высшего образования получила значительный резонанс. Основная задача обучения состоит, согласно этой концепции, не в том, чтобы загрузить головы студентов различной информацией. Лекции и занятия призваны добиться огромных результатов в формировании личности самого обучаемого, его интеллекта, его внутреннего мира.

Между тем многие авторы, специально изучающие феномен личности (А.Г. Асмолов, Д.А. Леонтьев, В.М. Розин) отмечают особую сложность данной темы. «Проблема личности в психологии, пишет Д.А. Леонтьев, проблема необъятная, охватывающая огромное поле исследований. Отчасти в силу растяжимости понятия «личность», отчасти из-за того, что такие слова как «личность», «характер», «темперамент», «способности», «потребности», «смысл» и многие другие входят не только в систему научных понятий психологии личности, но и в наш повседневный язык, вокруг проблемы личности ведется очень много споров и дискуссий – ведь почти каждый в какой-то степени считает себя специалистом по проблеме личности»1.
Сам термин вызывает у философов и психологов разноречивые толкования. С одной стороны, личностью называют любого человека, в том числе и асоциального, например, преступника. С другой стороны, придают этому термину особый статус, полагают, что слово «личность» характеризует избранного, духовного и целостного человека.

Иногда слово «личность» используется как повод для обозначения структуры психического мира. В этом случае обращается особое внимание на иерархию слагаемых человеческой субъективности (З. Фрейд). Нередко личность помещается в контекст ее собственного развития. Тогда на первое место выдвигается проблема динамики, изменения, роста (Д.И. Фельдштейн, А.Г. Асмолов и др.). Но как совместить эти разнообразные подходы? Д.А. Леонтьев критикует различные мифы и предрассудки, которые сложились при анализе личности. Эти трафареты, по его мнению, бытуют в обыденном, в обывательском сознании и порой в научно-популярной литературе. Они опираются на свойственную почти каждому человеку потребность в простоте. «Единственный их недостаток – они имеют мало общего с действительностью. Подобно пародиям и шаржам, они выхватывают одну черту из картины реальности и раздуют ее до максимальных размеров, а остальное игнорируют».

Все авторы, пишущие о личности, неизменно обращаются к теме духовности. Однако понимание феномена оказывается нетождественным. Есть в пьесе отечественной писательницы Ольги Кучкиной «Страсти по Варваре» любопытный персонаж. Это соседка главной героини, существо юное и рассудительное. Она доверительно сообщает Варваре, что познакомилась с необыкновенным человеком. И тот, оказывается, способен разъяснить любую тайну. Ему понятна связь между фактами повседневности, обо всем он читал и слышал. Восхищенная своим другом, девушка восклицает: «Как все прекрасно, когда все осмыслено, вплоть до интимных отношений!»

Как литератор испытываю чувство зависти к драматургу. До чего просто схвачен образ! Одна реплика и живой характер. Только вот вопрос – откуда берется такое всеведение?.. Не думал я, что жизненная ситуация, обозначенная в одной беседе с пациенткой, может оказаться столь похожей на вымышленную. Тут и девушка, которая ищет во всем некий комментарий к жизни. Тут и всезнающий юноша, возвысившийся над ретроградными представлениями. И нарастающее чувство тревоги перед потоком информации.

Девушка, которая сидит передо мной, беспомощна перед соблазнами духовной моды. Она открыта всем увлечениям. Сегодня – кармическое учение, завтра цигун, послезавтра – экстрасенсы. Девушка рассказывает о том, что постоянно чувствует неприязнь к матери. Она и сама толком не знает, чем это вызвано. Нет, мама не выглядит в этой исповеди злой тиранкой. И все-таки, все – таки… Мама ведет себя так, словно ее преследует какая-то давняя обида. Кстати, кое-какие подробности постепенно проясняются. Отец девушки сначала «крутил любовь» с маминой сестрой. История получилась сложная и запутанная…

На очередной сеанс девушка приходит радостная, просветленная. Она говорит: «У меня появился друг-экстрасенс. Он-то все и раскрыл. Стоило ему посмотреть в прошлое, и он обнаружил, что в предыдущих жизнях мама и ее сестра были детьми моей пациентки. И вот что случилось. Оказывается, она отдала их в монастырь, чтобы с ними не возится. Вот они корни неприязни…

Вполне понятно, каждое увлечение – стремление прокрутить модный диск, переписать у подружки некий таинственный текст о нирване, желание овладеть техникой экстатических состояний – отражают, пусть в забавной или извращенной форме, поиск идеалов, смыслов. Житейский опыт подсказывает: твердые убеждения несовместимы с пестротой увлечений. Плохо, когда, говоря словами С. Цвейга, приходится вынимать веру из души, как прожитый день из календаря.

Человек одержим поиском смысла во всем, что является содержанием его каждодневного существования. Он стремится воссоединить элементы своего социального и индивидуального опыта. Осмысливая сегодня разные грани своего человеческого бытия, мы не можем обойти вниманием эту изначальную особенность личности. В философских умопостижениях, житейской мудрости, художественных озарениях человек хочет обрести оправдание своей неповторимости. В нем неугасим запрос на духовные ориентиры.

Итак, может быть именно вопрошание смысла есть отличительный признак духовности и личностного роста. Однако проводя занятия со студентами четвертого курса факультета культурологии и туризма, мы исходим из того, что главным признаком личности является не набор тех или иных качеств, способностей, как это получается из концепции Д.А. Леонтьева. Мы полагаем, что личность отличается от индивидуальности тем, что находится в процессе развития, обнаруживает неудовлетворенность своим внутренним миром, пытается подняться на новую ступень становления.

Об этом пишет и архиепископ Иоанн Сан-Францисский, который утверждает, что человек, который в земной жизни не освободился от той или иной страсти, перенесет ее в потусторонний мир. Там его душа будет пребывать в непрестанной жажде греха и похоти. И он предлагает читателя его книги проделать простой опыт. Пусть курильщик не покурит двое-трое суток. Что он будет испытывать? Известное мучение, смягчаемое еще всеми развлечениями жизни. Но отнимите жизнь совсеми ее дарами. Страдание обострится. Страдает не тело, но душа, живущая в теле, привыкшая через тело удовлетворять свою похоть, свою страсть.

Сама душа, по-видимому, остается для нас непостижимой: мы либо исследуем ее как нечто, обладающее физическим существованием, либо пытаемся понять ее содержательную сторону. В духе же мы усматриваем значащее, осмысленное содержание, с которым душа соотносится и которое ею движет. Сфера духа одушевлена, неразрывно связана с душой и основана на ней.

«Основной феномен духа состоит в том, что он вырастает на психологической почве, но сам по себе не имеет психической природы, – пишет К. Ясперс, – это объективный смысл, мир, принадлежащий всем. Отдельный человек обретает дух только благодаря своему соучастию в обладании всеобщим духом, который передается исторически и дан человеку в форме, соответствующей каждому данному моменту… Значимая субстанция объективного духа не подвержена болезни. Но болезнь отдельного человека может иметь в качестве своей первопричины то, как именно человек соучаствует в жизни объективного духа и воспроизводит этот дух».

Еще одно фундаментальное феноменологическое качество духа, по Ясперсу, состоит в том, что он может стать реальностью, только его принимает или воспроизводит душа. Здесь возникает проблема психопатологии духа. В соответствии с клиническим замыслом нашей работы, стоит сказать несколько слов о психопатологии духа. Сам дух, как таковой, не может заболеть. Поэтому данное слово – психопатология – содержит в себе некоторое противоречие. Однако носителем духа является наличное бытие. Болезни, которые затрагивают наличное бытие, влияют на реализацию духа.

Люди по-разному оценивают собственное душевное состояние. Они могут полагать, что ими движут «страсти души». Они способны винить себя и считать свои действия злыми и греховными. Они могут, в конце концов, осуждать не себя, а богов или демонов. Они способны усматривать истоки своих бед в поступках других людей, которые их околдовывают. Поэтому одни видят в духовном опыте покаяние, другие – самовоспитание, третьи – отправления культа, четвертые – молитву, пятые – посвящение в таинство.

Мы, люди западной цивилизации, живем в такой культуре, которая утесняет душу, но зато открывает пространство для телесных радостей. Первая трудность, с которой сталкиваются философы, это объяснение души человека. Душа как таковая не есть объект. Что это означает? Она может проступить (объективироваться) благодаря сопутствующим соматическим обнаружениям, осмысленным жестам, поведению, поступкам. Она проявляет себя посредством речевой коммуникации. Все эти доступные восприятию феномены – результат действия психической субстанции. Но если мы не воспринимаем психическую субстанцию непосредственно, то, по крайней мере, делаем вывод о ее существовании.

Но психическая субстанция или душа как таковая в итоге не становится объектом. Наш опыт осознанных переживаний, подчеркивает Ясперс, убеждает нас в том, что душа существует. Исходя из объективных наблюдений над сходными обнаружениями психической жизни у других людей или из сообщений этих людей, мы представляем себе, что их переживания должны быть аналогичными нам. Но эти объективированные переживания также всего лишь внешние обнаружения. Мы можем сколько угодно пытаться объективировать душу посредством символов или аналогий; но она все равно останется не объективируемым до конца обрамлением бытия.

В истории психологии о душе написано немало. Но вот в чем парадокс – в это слово в разное время вкладывался разный смысл. Платон разделял восточное представление о том, что человек много раз живет на земле. По его убеждению, душа бессмертна. Поэтому она хранит в себе опыт многих людей, прошедших через реинкарнацию. В ней выражена жизненная судьба поколений. Аристотель не принял такого истолкования. Его трактат «О душе» отечественные исследователи связывают с появлением психологии. В этом трактате он дал истолкование души, явлений восприятия и памяти. Душа, по мнению Аристотеля, представляет собой высшую деятельность человеческого тела. В душе находится ум (нус), который не возникает и не подлежит гибели, разрушению. Аристотель делает попытку создать теорию растительной, животной и разумной души, лежащей в основе деления живых существ на растения, животных и людей.

В эпоху Реформации и романтизма душа воспринималась как арсенал богатейшего психического содержания. «Когда-то глубинная психология, пишет Дж. Хиллман, оперировала живым языком. Первоисточники современной психологии в интроспективе Реформации, в романтическом воображении Кольриджа или в революционной активности Филиппа Пинеля (Пинель Филипп – французский психиатр – настаивал на гуманном обращении с душевно больными и первым из вра  чей на свой страх и риск снял с буйнопомешанных – П.Г.) черпали лексику из души своей эпохи. Венские психоаналитики позволяли душе свободно ассоциировать и выражать свои радикальные, не отшлифованные культурой мысли; их фантазии стремительно набирали высоту. Официальные круги были шокированы такими методами и языком, высвободившими новую психологическую речь. Психология вступили в контакт с душой. У нее появилось воображение».

Однако психология нередко говорила языком абстракций. В Новое время и в эпоху Просвещения душа стала отождествляться с сознанием. Решая проблему соотношения духовного и телесного, Декарт признавал независимость первого от второго. Для Декарта мыслительное, интеллектуальное является единственно истинным, начальным и преобладающим. Однако Декарт все же признает, что материальная и духовная субстанции могут повлиять на направление тех течений, которые присущи противоположной субстанции. Более того, Декарт пытался определить центр сосредоточения этой связи чисто механически, а именно: в шишковидной железе мозга. Душа оказывается синонимом психики.

После открытия бессознательного, душа стала ассоциироваться с психикой, которая рассматривалась как высшая форма взаимосвязи живых существ с предметным миром. К.Г. Юнг сделал попытку разделить понятия «душа» и «психическое». В «Психологических типах» он пишет: «Душа (психическое, психика, личность, персона, анима). В процессе моих исследований, посвященных структуре бессознательного, мне пришлось установить логическое различие между душой и психическим. Под психическим или психикой я понимаю целокупность всех психических процессов, как сознательных, так и бессознательных. Со своей стороны, под душой я мыслю определенный, обособленный функциональный комплекс, который лучше всего было бы охарактеризовать как «личность». Для более ясного описания того, что я при этом имею в виду, я должен привлечь сюда еще некоторые точки зрения. Так, в частности, явление сомнамбулизма, раздвоенного сознания, расщепленной личности и т.д., в исследовании которых наибольшие заслуги принадлежат французским ученым, привели нас к той точке зрения, по которой в одном и том же индивиде может существовать несколько личностей».

Юнг поясняет, что у нормального индивида никогда не обнаруживает такое умножение личностей. Однако возможность диссоциации личности, подтвержденная этими случаями, может существовать и в сфере нормальных явлений, хотя бы в виде намека. Действительно, достаточно понаблюдать, как меняется человек при переходе из одной среды в другую. Стало быть, расщепление характера вполне возможно и у нормального человека. Поэтому Юнг с полным правом обсуждает вопрос о диссоциации личности и как проблему нормальной психологии. Если продолжать данное исследование, то можно придти к выводу, что у такого человека вообще нет настоящего характера, что он вообще не индивидуален, а коллективен. Но в действительности он индивидуален, как и всякое существо, но только бессознательно.

В наши дни душа приобрела еще один синоним – «информация». Многие авторы рассматривают внутренний мир человека как арсенал различных мыслей и чувств, вполне выражаемых через понятие «информации».

О чем свидетельствует такое разнообразие трактовок? О том, что культура накладывает свой отпечаток на представления о том, что такое внутренний мир человека, каково его содержание. Тот же Юнг подчеркивает, что душа как отражение мира и человека настолько многообразна, что существует бесконечное множество аспектов ее рассмотрения. С психикой дело обстоит точно так же, как с миром: систематика мира лежит вне пределов досягаемости человека, и поэтому все, чем в этом смысле располагаем, есть лишь кустарные правила да аспекты интересов. Каждый выхватывает свой собственный фрагмент мира и сооружает для своего частного мира собственную частную же систему, зачастую с герметическими стенами, так что через некоторое время ему кажется, будто он познал смысл и структуру мира. Конечное никогда не сможет объять бесконечное. Мир психических явлений есть лишь часть мира в целом, и кое-кому может показаться, что как раз в силу своей частности он более познаваем, чем весь мир целиком. Однако при этом не принимается во внимание, что душа является единственным непосредственным явлением мира, а, следовательно, и необходимым условием всего мирового опыта.

Еще раз подчеркнем, что психическая субстанция или душа не есть вещь. Говорить о душе как об объекте – значит вводить в заблуждение. Во-первых, душа означает сознание, но в той же мере (а с некоторых точек зрения – прежде всего) она означает бессознательность. Вовторых, душа должна рассматриваться не как объект с устойчивыми свойствами, а как «бытие в собственном мире», как целое, охватывающее внутренний мир и окружающий мир. В-третьих, душа – это становление, развертывание, различение, в ней нет ничего окончательного и завершенного.

Идею целостности организма К. Ясперс иллюстрирует на примере медицины. В прежние времена, когда причина болезней приписывалась демонам, существовала жесткая дихотомия: человека считали либо полностью здоровым (то есть свободным от власти демонов), либо полностью больным (то есть всецело одержимым демонами). Затем настало время одного из величайших научных достижений в истории человечества: обнаружилось, что организм не бывает болен как таковой, то есть как некая целостность: заболевание сосредоточивается в том или ином анатомическом органе или биологическом процессе, откуда оно оказывает воздействие на другие органы, функции или даже организм. Были открыты реактивные и компенсаторные отношения между болезненными отклонениями и соматической субстанцией в целом; они были идентифицированы как проявления жизненного процесса, направленного на исцеление организма.

Возникла возможность, как показывает Ясперс, провести различие между чисто локальными болезнями, не оказывающими влияние на остальные части тела, пользуясь волной терминологией, их можно было бы назвать «изъянами», и расстройствами, воздействующими на соматическую субстанцию в целом, которая отвечает специфическими реакциями.
Вместо бесчисленных болезней с неопределенными признаками, которым по неразвитости научных представлений приписывалось поражающее воздействие на организм в целом, удалось описать ряд четко отграниченных друг от друга заболеваний, ведущих свое происхождение из различных источников. Правда, существует достаточно важная группа соматических расстройств, укорененных, казалось бы, в общей предрасположенности (конституции) организма. Но можно утверждать, что в конечном счете любые идентифицированные расстройства всегда так или иначе связаны с конституцией – то есть в сущности, со сложным, многосоставным единством неповторимого живого организма.

То же самое, по мнению К. Ясперса, относится и к психической жизни человека. Для ее постижения важна эта противоположность частей и целого. Но в этом случае, по его словам, с научной, методологической точки зрения все выглядит куда более неопределенно, многомерно и многогранно. Говоря о «человеке в целом» (или «целостности человеческого»), мы имеем в виду нечто бесконечное, и, по существу, непостижимое. В состав этой целостности входит огромное число отдельных психических функций. Возьмем, к примеру, какую-нибудь яркую частность: дальтонизм, отсутствие музыкального слуха или феноменальную память на числа; можно сказать, что во всех подобных случаях речь идет о своеобразных отклонениях души, способных оказывать свое воздействие на личность в целом в течение всей ее жизни.

Аналогично мы можем рассматривать другие частности или изолированные функции души, то есть как ее «органы» или «инструменты», обеспечивающие личность разнообразными возможностями; связанные же с ними отклонения от нормы (например, отклонения от нормальной функции памяти) мы можем противопоставить отклонениям совершенно иного рода, с самого начала укорененным в личности в целом, а не в какой-то частной области психики. Например, у некоторых больных мозговая травма приводит к тяжелым дефектам памяти, расстройствам речи и параличу, явно разрушительным для личности как таковой. Но при внимательном рассмотрении и при некоторых благоприятных условиях можно различить первоначальную, еще не тронутую изменениями личность, лишь на время «выведенную из строя» или утратившую способность к самовыражению. В потенции она сохраняет свою целостность нетронутой.

С другой стороны, нам приходится сталкиваться с больными, чьи «инструменты» (то есть в данном случае, отдельные душевные функции) кажутся достигшими вполне нормального развития, но при этом сами больные как личности выказывают явные (хотя нередко не поддающиеся определению) отклонения от нормы. Именно поэтому, замечает К. Ясперс, психиатры старшего поколения называли душевные заболевания «заболеваниями личности».

Эта противоположность души в целом и составляющих ее частей полностью соответствует человеческой природе. По словам немецкого философа, в процессе психологического исследования приходится сталкиваться с множеством разнообразных элементов и относительных целостностей. Отдельные феноменологические элементы противопоставляются целостности мгновенного состояния сознания, отдельные проявления способностей личности – всему комплексу ее способностей, отдельные симптомы – типичным синдромам. Что касается более многогранных и сложных целостностей, то к их числу относится конституция (строение тела), природа болезни (нозология) и целостная история жизни личности. Но даже эти эмпирические целостности относительны и не тождественны целостности «человеческого». Последняя охватывает все эмпирические (относительные) целостности и проистекает из свобо  ды, трансцендентной по отношению к человеку как объекту эмпирического исследования.

«Наука, подчеркивает К. Ясперс, всегда должна руководствоваться идеей объединяющей целостности, не соблазняясь надеждой на возможность непосредственного соприкосновения с этой целостностью».

Один из крупных губернаторов современной России, выступая в «Независимой газете», заговорил о национальном достоинстве. Он призвал всех забыть о трагических страницах нашей истории. До каких пор, спрашивал губернатор, мы будем казнить себя за репрессии, за массовые расстрелы, за прошлые преступления. Разве у других народов не было в истории таких же событий. Нам пора перестать вести расчеты со своей совестью. Иначе Россия никогда не поднимется с колен.

Такая извращенная логика. Если у других народов в истории случались преступления, разве это оправдывает другие страны, вступившие на этот путь. Если этот убил, значит и я имею право… Сегодня многие политики и публицисты говорят о правомерности убийства. Отчего все так легко – и юристы, и писатели, и жертвы, и убийцы – произносят слово «убить!». От кроткого милосердия мы сразу перешли к неумолимой жестокости. Вор должен сидеть в тюрьме, а насильник – лежать в морге. Убить, а иначе чего толковать о правах человека. Вот оно – неотъемлемое право – убить!..
Вот и М. Веллер, писатель и философ, в книге «Кассандра» пишет: «Если умирающая жертва, зная, что отмерены минуты, убивает убийцу – никто не посмеет отрицать ее право. И обещание, данное умирающему, всегда и у всех народов почиталось священным. Через него умирающий продолжает жить на земле. Умирая, мы чаем, что наши самые праведные и сильные желания переживут нас – они продленнее жизни. Показать своего убийцу – священное и последнее право жертвы».

Все тут правильно. Только ведь библейская заповедь «Не убий!» вовсе не выражение кротости, жертвенности и кроличьей приговоренности. «Не убий!» означает, прерви цепь убийств. Приостанови вечный круговорот: «убийца» «жертва» убийца»…Но тут у Веллера речь о другом. О вечном отмщении, о зле, которое не утесняется, а множится. Иванникова, защищая свою честь, убила насильника. Ее можно оправдать. Но нельзя сказать, что она имела право на убийство. Так случилось… В жизни все так искусно и замысловато переплетено. Не заре  
кайся… Несчастный насильник тоже жертва. И его тоже нужно оплакать. Как жить людям? Правомерно ли убийство? Законно ли возмездие?

Люди сами знают, как жить. Они нарушают закон, грешат. Но они же испытывают муки совести, передают дальше эстафету жизни. Тогда зачем этика? Самое губительное в нашем существовании – торжество простых решений. Зачем слова, сомнения, терзания? Остановить зло – не означает просто убить… Почему человек так несчастлив? Ради чего мы страдаем?
Однако миллионы людей на земле отворачиваются сегодня от массовой культуры с ее культом животного секса и гедонистических ценностей. Они наблюдают исчезновение старинных праздников и увядание прежних героев. Они видят, как низвергаются привычные, унаследованные от поколений предков моральные ценности. На протяжении жизни одного поколения, отмечает американский социолог П. Дж. Бьюкенен, многим удалось увидеть, как развенчивают их Бога, ниспровергают их культуру, извращают моральные ценности.

Гедонизм, который устраняет проблемы души, не дает объяснения, зачем продолжать жить. Прирост населения всегда считался признаком здоровья нации и цивилизации в целом. Но вот гедонистическая культура ставит перед женщиной вопрос: стоит ли рожать ребенка, если это чревато отказом от удовольствий? И вот возникает угроза сокращения рождаемости. Подобно чуме Х1У века культ неодухотворенного тела может выкосить до трети европейского населения. «Почему я отказываюсь заводить детей? Мне хочется высыпаться. Я много читаю, а чтобы воспринимать книги, нужно как следует высыпаться» так рассуждает Габриэлла Тангейзер, тридцать четыре года, берлинский предприниматель, живущий в гражданском браке. (Пример взят из книги Бьюкенена, но я мог бы привести и отечественные истории).

Средняя продолжительность жизни в России сегодня составляет пятьдесят девять лет для мужчин; две из каждых трех беременностей завершаются абортами. Русская женщина в среднем делает от 2,5 до 4 абортов, а уровень смертности в России сегодня на 70 процентов превышает уровень рождаемости. Даже возвращение в свою страну миллионов русских их бывших союзных республик не может остановить процесс вымирания нации. Что самое угрожающее в данной ситуации, стремительно сокращается население Сибири – при том, что населения соседнего Китая растет поистине невероятными темпами.

Почему европейцы отказываются заводить детей и как будто смирились с тем, что они не в столь отдаленном будущем исчезнут с лица Земли? Миллионы молодых женщин освободились от «обузы» в лице родителей, учителей и священников. Прежние запреты на промискуитет утратили силу. О запретах природы – нежелательных беременностях и венерических болезнях – позаботились противозачаточные пилюли, услужливые гинекологи и новые чудо-таблетки. Внутренние запреты – чувство греха, нарушения Божественных установлений уже не действуют.
С отмиранием прежних запретов возникла новая мораль, оправдывающая «жизнь для себя». Как часто случалось в истории, новая мораль была придумана под новый стиль жизни. Погружаясь в секс, наркотики, новое поколение отвергает сложную и многомерную жизнь души. «О, счастлив тот, кто в эту пору \ Был жив и молод!»,воскликнул когда великий английский поэт У. Вордсворт.

«Массовая культура в своей иерархии ценностей ставит радости секса гораздо выше счастья материнства. Женские журналы, «мыльные оперы», дамские романы, телевизионные передачи в прайм-тайм – везде прославляется карьера, секс и независимость (и одиночество) женщин. Заботиться о ребенке – это удел бабушек Брак и моногамия так же восхитительны, как сэндвич с пюре. Древний триумвират «мир, плоть, дьявол» не только извлечены из небытия, но и усиленно пропагандируются лучшими рекламными агентствами».
Занятия, которые мы проводили в прошлом году, на факультете культуры и туризма показали, что студенты обнаружили огромный интерес к проблемам духовного становления, личностного роста. Они, может быть впервые в жизни задумались над духовными проблемами в их реальной жизненной трактовке.