Современные интерпретации натурализма в эпистемологии права

Аналитическая философия права на рубеже веков развивается в большей степени под воздействием не отраслевых юридических наук, а под влиянием общих закономерностей научного познания, изменением научных представлений о моделях объяснения и научной рациональности в целом. Одним из важнейших факторов развития аналитической философско-правовой традиции в настоящее время становятся попытки прямого применения философской и научной аргументации основных концепций философии науки к анализу традиционной философско-правовой проблематики.

В этом смысле классические вопросы о понятии и сущности права, соотношении права и государства, природе правовой системы и способах изучения правовой реальности в настоящее время могут быть сведены к постановке наиболее значимой теоретико-методологической проблемы – какие модели юридического объяснения используются в процессе изучения философско-правовых вопросов, и каковы теоретические ограничения и постулаты, формирующие научные представления о правовой реальности. Тем самым конкуренция основных методологических подходов в философии права XX в. (натурализм, позитивизм, реализм) превращается в научную дискуссию о поиске наиболее обоснованной аргументации, модели юридического объяснения и оценки процесса «натурализации юриспруденции», что выступает основанием для появления эпистемологии права как специфической области философско-правового знания.

Впервые использование философской программы «натурализации эпистемологии» в сфере юриспруденции наблюдается в работах Б. Лейтера, в которых он стремится дать собственную оценку достижениям американского правового реализма с позиции формирования натурализованной эпистемологии права. При этом Б. Лейтер полагает, что реалисты приводят аргументы в пользу необходимости создания «натурализованной юриспруденции, которая избегает анализа понятий в пользу постоянства эмпирического исследования» [1]. Обоснование такого утверждения в данном случае требует существенного изменения юридической аргументации и исследования различных значений термина «натурализм» в области философии науки и философии права в контексте процедур натурализации эпистемологии. В дальнейшем различные интерпретации натурализма будут представлены с точки зрения критического анализа работ Б. Лейтера и с позиции научного исследования возможностей выявления таких форм натурализма в области юридического знания [2].

Философское и философско-правовое понимание натурализма в его классическом выражении значительно расходятся. В философии права термином «натурализм» обозначаются естественно-правовые теории античности, средних веков и Нового времени независимо от их внутреннего содержания. Ключевым положением при этом является то, что в структуре правовой реальности необходимо выделять наряду с позитивным правом (правовыми нормами, установленными государством и не существующими вне государства) сферу естественного права (представления о морали и справедливости; право, имеющее природное происхождение и действующее наподобие законов природы; неотчуждаемые права, присущие человеку как природному и социальному существу) [3]. Такое понимание натурализма становится основой для появления множества метафизических концепций естественного права в XVI-XVII вв. и в эпоху Просвещения. В дальнейшем позиции классического натурализма в праве пересматриваются в связи с появлением концепций юридического позитивизма, общее утверждение которых состояло в том, что естественное право относится к области морали и не имеет юридического значения, а исследоваться должно, прежде всего, позитивное право и его отдельные элементы. Такое положение ограничивает юридическую сферу действующими источниками права, которые применяются при наличии специального признания и санкции со стороны государства и общественных институтов.

Несмотря на доминирование позитивизма в отраслевых юридических науках сохраняется базовое утверждение онтологического натурализма (Дж. Локк, Т. Джефферсон) о наличии у индивида естественных и неотчуждаемых прав, существование которых предшествует воздействию норм позитивного права на поведение индивида. Данный тезис имеет существенное значение для юридической практики, развития международного и внутригосударственного права, но остается теоретически ограниченным установками и аргументацией правового позитивизма [4]. Но помимо данного тезиса Б. Лейтер указывает на специфику методологического натурализма, который формируется в философии науки в концепциях У. Куайна и его аргументах против фундаменталистских программ научного познания [5].

Методологический натурализм выступает философской позицией, которая позволяет дать альтернативные ответы на вопрос о реальности объекта научного познания. В частности, онтологический натурализм основывается на существовании только физических явлений, познаваемых методами естественных наук. Тем самым из позиции физикализма следует, что в социальных науках общество как объект познания не существует в качестве единого целого, а представляет собой совокупность индивидов. Соответственно, в
юриспруденции концепции нормативного методологического натурализма (юридический позитивизм и неопозитивизм) направлены на обоснование эмпирических методов изучения судебных решений как актов правоприменения, способов доказывания и оценки доказательств. Основу нормативности в данном случае составляют юридические нормы (правила) как необходимое условие обоснования судебного решения, поэтому позитивистские концепции образуют «фундаменталистскую» модель юридического объяснения. Помимо этого в XX в. сохраняют свое значение и возрождаются классические формы натурализма, в частности в скандинавском правовом реализме (А. Росс), когда правовые явления изучаются через категории и понятия психологии. Реализм в такой интерпретации допускает возможность натурализации философско-правового знания даже без критики априорности юридических правил. Однако реальная попытка натурализации юриспруденции, по мнению Б. Лейтера, осуществляется именно в американском правовом реализме. Третьей формой становится концептуальный натурализм (аналитические концепции естественного права), основной постулат состоит в том, что в процессе толкования юридических норм возможно выявление их морального содержания и, соответственно, интерпретации значений этических категорий и понятий. Естественное право в этом случае воплощено в позитивном праве и составляет неотъемлемую характеристику позитивной правовой системы.

В отличие от онтологического натурализма семантический натурализм характеризуется тем, что философский анализ понятийного аппарата науки сводится к эмпирическому изучению объекта научной теории, т.е. по существу философское исследование представляет собой подобие эмпирического исследования, направленного на описание явлений научной теорией. Семантические формы натурализма фактически не были распространены на юридическую науку из-за нормативности позитивистской методологии права. Таким образом, наиболее радикальной современной версией натурализма в правоведении, допускающей критику нормативности правовых правил, становится именно американский правовой реализм, что, по мнению Б. Лейтера, позволяет применить аргументы У. Куайна в юридической сфере: 1. критика априорности; 2. критика фундаменталистских программ научного объяснения; 3. идея «возвращения психологии».

Критика априорности юридических правил в американском правовом реализме основывается на утверждении, что содержание правовых правил определяется реальной практикой их применения судебными и административными органами власти в процессе принятия юридически значимых решений. В то же время на процесс принятия судебного решения оказывают влияние социологические, психологические и экономические факторы, поэтому обоснование юридических выводов невозможно путем традиционной ссылки на действующие правовые нормы. Их научное объяснение должно основываться на материалах реальной судебной практики, и в этом смысле является предметом натурализованной юриспруденции. Однако в концепциях методологического натурализма содержатся дополнительные аргументы в пользу натурализации юридического знания: «преемственность результатов познания» (философско-правовые утверждения обосновываются данными отраслевых юридических наук) и «преемственность методов» (философско-правовые теории опираются на наиболее эффективные специальные юридические методы, определяющие способ объяснения правовых явлений). С позиции Б.Лейтера аргумент У. Куайна против априоризма позволяет объяснить значение американского правового реализма в развитии юриспруденции и его эффективность. Тем самым основной постулат реалистов состоит в том, что правовые решения требуют эмпирического обоснования.

Но особенности романо-германской и англо-саксонской правовых систем даже в условиях интеграции и взаимодействия не позволяют однозначно утверждать об ошибочности «юридического формализма» и отсутствии нормативности юридических правил. Законы как основные источники права в ро-мано-германской правовой системе содержат, прежде всего, правовые нормы как стандарт и модель должного развития общественных отношений. Любое правовое решение независимо от его социальной обусловленности оценивается с позиции именно законодательства и в любом другом случае не является правовым. Таким образом, социальные факторы сами по себе не позволяют дать адекватное научное объяснение правового явления. В то же время в англо-саксонской правовой системе прецеденты вышестоящих судов не только вводят ограничения на толкование норм Конституции США и законов, но и являются нормативной основой принятия любого судебного решения. В этом смысле позиция реалистов не опровергает основные постулаты юридического позитивизма (объяснение на основе правил) даже при использовании аргументов о «судейском усмотрении» (Р. Дворкин) и «практике применения правил должностными лицами» (Дж. Рэз) [6]. Наиболее адекватной становится сформулированная Г. Хартом в «Постскриптуме» позиция, позволяющая включить в систему логически взаимосвязанных «первичных и вторичных правил» «правовые принципы», которые оцениваются по степени значимости судьей при принятии решения [7]. Это позволяет сохранить нормативность правовых правил.
Классической «фундаменталистской» моделью юридического объяснения, подлежащей критике в правовом реализме, является позитивистская модель, где разграничение юридических и неюридических норм (правил) проводится по источнику происхождения (для юридических норм необходимо соблюдение парламентских процедур законотворчества) [8]. Критика в данном случае основана на аргументах о существовании «внепозитивного естественного права» (Л. Фуллер, Дж. Финнис) и реалистическом утверждении, что моральные и политические решения полностью определяют юридические выводы судей и иных должностных лиц (Р. Дворкин) [9]. Примером проявления кризиса юридического позитивизма являются аргументы Джозефа Рэза против неопозитивистской доктрины Г. Харта: содержание «правила признания», имеющего высшую юридическую силу в системе правил, вытекает не из социальных фактов и источников происхождения, а из реальной практики применения должностными лицами этого правила для разрешения споров. Критерий законности в данном случае конвенционален и не сводится к соблюдению действующих правовых правил [10].

Американский правовой реализм в качестве решающего аргумента против юридического позитивизма вводит «тезис о неопределенности юридических правил»: правила неопределенны по содержанию и подлежат специальной судебной интерпретации в процессе создания прецедентов, которые изменчивы. Отсюда следует невозможность объяснения судебного решения на основе законов и иных юридических правил и, как отмечает Б. Лейтер, эффективнее заменить позитивистскую теорию законности на эмпирическую теорию судебного решения. Следовательно, теория судебного решения должна быть описанием причинных связей между фактическими ситуациями и реальными судебными решениями без апелляции к нормативно-правовым основаниям. Это становится этапом натурализации юриспруденции как научной дисциплины.

Однако позиция реалистов не позволяет опровергнуть нормативность и использование юридической логики в судебных решениях. Влияние моральных и политических факторов не исключает применения логической аргументации и формализма в процессе обоснования в мотивировочной части содержания окончательных выводов суда. Такая процедура представляет собой неотъемлемую характеристику любого судебного процесса, а ее нарушение влечет пересмотр, либо отмену судебного решения. Тезис о неопределенности правил также не является верным, поскольку содержание законодательства становится более определенным под влиянием обязательных к исполнению правовых позиций конституционных и верховных судов, которые по существу конкретизируют положения законов.

В конечном итоге натурализация эпистемологии права как раз и предполагает признание «антифундаменталистской» позиции: правовые основания (правила) не предопределяют решение спора и не позволяют обосновать юридические выводы. Натурализованная юриспруденция, таким образом, превращается в один из разделов социологии (а юридическое знание в разновидность социологического, психологического и иного социального знания). Однако нормативность, по мнению Б. Лейтера, сохраняется только в отношении понятия права, которое фактически используется в судебной практике, что является важным ограничением позиции реалистов. В действительности нормативность правовых норм сохраняется на разных этапах юридической деятельности и механизма правового регулирования: «презумпции» позволяют предсказывать отдельные варианты юридически значимого поведения, а «фикции» - моделировать возможные ситуации. Кроме того, функция юридических правил состоит в определении правового статуса судей и иных должностных лиц (наделение властными полномочиями конкретных социальных субъектов), ограничений судейской деятельности (регламентация судебных процедур, делопроизводства, способов доказывания и оценки доказательств) и в обеспечении единообразия судебного толкования нормативно-правовых актов. Субъективность оценки доказательств не имеет существенного значения ввиду наличия множества инстанций и возможностей устранения «судебных ошибок».

Литература

1.    Leiter B. American Legal Realism // Public Law and Legal Theory Research Paper. - 2002. - Vol.042.
2.    См.: Дидикин А.Б. Натурализация эпистемологии в юридической сфере: критический анализ философско-методологического проекта Б. Лейтера // Материалы Летней философской школы «Голубое озеро-2006». Наука и философия в Сибири – Новосибирск, 2006.
3.    См.: Дидикин А.Б. Концептуальный натурализм в философии права и логическая структура отраслевой юридической науки // Труды МНСК «Студент и НТП». – Новосибирск, 2006; Фуллер Л.Л. Мораль права. – М., 2007.
4.    См.: Дидикин А.Б. Методологический анализ оснований международного права в неопозитивистской теории Г. Харта // Международное сотрудничество России и ее субъектов: история и современность. Сб. трудов. – Новосибирск, 2005.
5.    См.: Naturalistic Epistemology. A Symposium of Two Decades. – D. Reidel Publishing Company, 1987; Hookway C. J. Naturalism and Rationality// University of Sheffild (www.sheffild.ac.ru); Feldman R. Naturalised Epistemology (2001) // Stanford Encyclopedia of Philosophy (www.plato.stanford.edu); Аналитическая философия. – М., 2006.
6.    См.: Дидикин А.Б. Философия права Р. Дворкина и современный либерализм: от натурализма к реализму // Актуальные проблемы социальных и гуманитарных исследований. – Новосибирск, 2006.
7.    Hart H.L.A. Concept of law. Second edition. – Oxford, 1994; Харт Г. Понятие права. Перевод с англ. Е.В. Афонасина, А.Б. Дидикина. – Спб, Изд-во СпбГУ, 2007.
8.    См.: Афонасин Е.В., Дидикин А.Б. Философия права. – Новосибирск, Изд-во НГУ, 2006.
9.    См.: Дидикин А.Б. Методология практической рациональности и метафизика общего блага в философии права Дж. Финниса // Наука. Технологии. Инновации. 2006. Материалы конференции. – Новосибирск, Изд-во НГТУ, 2006.
10.    См.: Dworkin R. Judicial Discretion // Journal of Philosophy. – 1963.
Vol.60. No.21. P.624-638; Dworkin R. Is law a system of rules? // Philosophy of
Law. Edited by R. Dworkin. – Oxford, 1977. – P.38; Dworkin R. Objectivity and
Truth // Philosophy and Public Affairs. – 1996. – Vol.25. – No.2. P.87-139;
Dworkin R. Taking Rights Seriously. – Harvard, 1977 (Рус. перевод: Дворкин Р.
О правах всерьез.М., 2004).