Гендерная асимметрия в культуротворчестве

Гендерная тематика с каждым днем становится все актуальнее. Проблемы пола все больше интересуют гуманитариев. Суть гендерной концепции заключается в том, что в ней опровергается традиционное убеждение, что качества, относимые к собственно мужскому и женскому вырастают из пола автоматически. Гендер в самом широком смысле есть социокультурное бытие пола. Гендерная теория описывает культурные и социальные различия, а также значения этих различий между мужчиной и женщиной.

Гендерная система отражает ассиметричные культурные оценки и ожидания, адресуемые людям в зависимости от пола. Те виды деятельности, которые исторически отводились женщинам (собирательство, домашнее хозяйство, воспроизводство потомства) и мужчинам (война, охота) определили значимость их социокультурных ролей, соответственно как воспроизводящей и инновационной.

«Задав новую парадигму мышления, гендерная теория тем самым вывела на авансцену обществознания неосознаваемые прежде характеристики человека, общества, культуры. Так был выявлен маскулинный характер современной (в самом широком смысле слова) культуры, который оставался незамеченным именно вследствие своей универсальности, своего всепроникающего влияния. В самом обществознании эта маскулинность выразилась как раз в отрыве «человека» от своего пола [1]. Адепты гендерных исследований указывают не на антропоцентричность культуры, а на ее андроцентричность. Отсюда, видимо, и появилось понятие гендерной асимметрии. Данное открытие-наблюдение справедливо, на мой взгляд, в той мере, в какой справедливо и замечание, что все то, что творится из недр мужской энергии осознаваемо, ощутимо, авторски отмечено. Творение же женской энергийности протекает под знаком перманентности, неосознаваемости, анонимности. Но от этого ценность женского культуротворческого опыта не умаляется.

Поэтому в данной работе делается попытка определить специфику мужского и женского культуротворческого опыта; рассмотреть процесс творения культуры как развивающегося равновесия двух культуротворческих интенций - мужской и женской. В свою очередь это предположение дает новое понимание культуры, определение самих субъектов культуры.
В свете рассматриваемого вопроса хочется обратиться к творчеству интереснейшего испанского философа Х. Ортеги-и-Гассета, который не раз обращал свое внимание на тему соотношения мужского и женского в культуре. Хочу обратить внимание на речь, произнесенную Ортегой-и-Гассетом на собрании представителей Немецкого спортивного союза в феврале 1954 г. «О спортивно-праздничном чувстве жизни». В ней философ пытается определить специфику мотивов жизненных проявлений человека через категории спорта и труда. «Глубинная жизненная активность всегда спонтанна, необязательна, бесцельна и заключается в свободном излиянии накопленной энергии. Она не обусловлена никакой фактической необходимостью и не является вынужденной. Это непроизвольная вспышка, неожиданный порыв» [2]. Позже философ уточняет авторство творения такой энергии. Человек, о котором он говорит, является, в конечном счете, мужчиной, а точнее, любовник, юноша, спортсмен. Спортивные силы, которые лежат в основе жизненных проявлений мужчины, не всегда имеют перед собой определенную цель, необходимость. Эти силы направлены на беспорядочное открытие новых возможностей, изобретение, новацию. В связи с этим Ортега-и-Гассет доводит до читателя образ, который запомнился ему с детства. Это образ клоуна, достающего из своего необъятного кармана дудочки. А директор цирка пытался отнять их у клоуна. Но у него появлялась новая дудочка. Автор применил этот образ для обозначения специфики жизненной активности мужчины. Эта активность заключается в бесчисленных свободных актах, направленных на создание, изобретение, то есть это есть некий безудержный, по-детски капризный «прорыв» из повседневной реальности. В своей работе «Размышления о Дон Кихоте» (1914) он выдвигает идею витального или жизненного разума, суть которой состоит в следующем: функциональность разума состоит не в постижении сущего, а конструировании несуществующего, возможного; разум атрибут человека (мужчины?) отмечен не мыслью, а изобретением [3].

Но есть ли нечто, что наполняет целевым содержанием, воспроизведение того, что изобреталось? Да, такая сила есть, и она, по мнению философа, принадлежит женщине. «Дело в том, что тормозящая сила для мужчины исходит от женщины. Женщина по натуре – умирительница» [4]. Этому наблюдению посвящены строки других эссе Ортеги-и-Гассета: «Мужское и женское начало» (1927), «Этюды о любви» (1939) и др.

В «Этюдах о любви» Ортега-и-Гассет задается вопросами: что такое женщина, когда она просто женщина? в чем состоит достоинство мужчины и женщины? какова культурная роль женственности?

Для ответа на первый вопрос философ использует понятие идеала, как импульса, устремленного вовнутрь нашей жизни. Задача и назначение женщины – быть конкретным идеалом, импульсом жизни. То есть, абстрагируясь от всех социальных различий внутри женского мира, собственно женское есть действительное, обращенное на «здесь и сейчас». Далее, следуя поставленным вопросам, он отмечает: «Достоинство мужчины, следовательно коренится в действии (hacer), а достоинство женщины - в бытии (ser) и в существовании (estar). Другими словами, мужчина ценится за то, что он делает, а женщина за то, что есть» [5]. «Есть» женщины Оргтега-и-Гассет характеризует качествами диффузности, статичности и сравнивает его с атмосферным давлением (оно есть, но оно не ощутимо). Неощутимость и есть причина, на мой взгляд, того, что в гендерной теории доминирует описание культуры как анроцетричной. Да, человеком был мужчина, но потому, что внешнее проявление сущности как-то более заметно (например, мы помним суть теории, но не то, как она работает в каждый день).

Каково же место женщины в культуре? На каких этажах культуры она обитает? «Как для науки, искусства, так и для ремесла быть женщиной требуется определенная доля гениальности. А это значит, что сама по себе женственность составляет существенное измерение культуры, что существует специфически женская культура со своими талантами и гениями, со своим опытом, со своими достижениями и неудачами, благодаря которым женщина вносит только ей свойственный вклад в развитие истории» [6]. Для изучения женского измерения культуры необходимы и другие, специфические «женские измерители». Думается, что изучение культурного бытия женщины органично связывается с философской традицией осмысления проблемы повседневности. Ведь методология исследования повседневности ориентирована на мир обыденной жизни, где люди рождаются и умирают, радуются и страдают; структуры анонимных практик, а также будничность в противоположность праздничности, экономию в противоположность трате, рутинность и традиционность в противоположность новаторству [7].

Исходя из вышесказанного, можно сделать предположение, что гендерная симметрия в культуротворчестве неявно, но присутствует. Однако это «присутствие» еще подлежит изучению.

Примечания

1.    Брандт Г.А. Философская антропология феминизма. Екатеринбург,
2004. С. 37.
2.    Х. Ортега-и-Гассет. О спортивно-праздничном чувстве жизни // Философские науки, №12, 1991. С. 137-138.
3.    См.: Гайденко П.П. Хосе Ортега-и-Гассет и его «Восстание масс»// Вопросы философии, №4, 1989. С.160.
4.    Х. Ортега-и-Гассет. О спортивно-праздничном чувстве жизни // Философские науки, №12, 1991. С. 137-138.
5.    Ортега-и-Гассет Х. Этюды о любви // Осмысление духовной целостности. Вып.3. Екатеринбург, 1992. С. 36.
6.    Там же. С. 39.
7.    См.: Марков Б.М. Храм и рынок. Человек в пространстве культуры. -Спб., 1999. С. 291.