Аксиоматический конфликт рода и цивилизации (искусство надежней свинца)

1. Увеличение массы конфликтов в современном обществе обусловлено единственной причиной — при стремительном росте народонаселения гуманитарная инфраструктура, призванная быть этической платформой жизни, нравственной линзой высокого разрешения, не успевает за научно-техническим прогрессом. При этом дисциплины обращены к пересозданию собственных дисциплинарных контекстов и стремятся к автономности внутренних целей, приспосабливают к себе внешние обстоятельства, но не поглощают их. 

Необходимое научное и образовательное условие воссоздания дисциплинарных задач становится непреодолимым препятствием для полноценной их реакции и синтеза с гуманитарным потенциалом естественно-научного знания, часто просматривается особая дислокация того и другого от религиозного опыта, чем выявляются слабые стороны поиска в целом.

Сформированные ценностные критерии жизни в философии, искусстве, эстетике, истории и др. оказываются несинхронизированы и между собой и с гуманитарными идеями естественных наук, а также и с политологией, социологией, психологией, юриспунденцией — и в конечном итоге оказываются неработающими.

Одной из фундаментальных причин рассогласований является несовпадение при определении каждой дисциплиной ценностных ориентиров общества. Сформированные идейные или идеологические постулаты проверяются на живом теле человечества, часто без предустановления будущего результата. В особенности это касается производящих сил. Эта особенность связана с управлением материальными активами — часто они используются неосторожно, без претерпения взаимного согласия сфер духовной и материальной. Конечно и стагнация духовного опыта может становиться причиной конфликтов, и это лишь доказывает несовершенство обеих частей в подразумеваемых внешних целях. Проявляется в основном на противостоянии нарождающегося культурного потенциала предыдущему. Преодолевается тяжело. Инструментом преодоления чаще всего выступает опыт страдания и претерпения внутри коллективов. Выражается это национальным катарсисом, преосуществляется в ближайшем к человеку окружении — семье.

Вся история человечества свидетельствует о непреходящем значении семейно-родовых отношений в передаче общественного опыта. Уже в палеолите существуют дислокальные семьи внутри родоплеменного объединения, а с периода патрилинейных отношений очевиден ее устойчивый статус. На основе семьи формируются общинные отношения. Нетрудно заметить, что изменения в обществе, на протяжение нескольких тысячелетий носило вид цивилизационного обновления и отражалось на родовых, семейных связях и в целом на общественной инфраструктуре. Решение задач государственного ассемблирования неизбежно вело к созиданию нового бытия семьи и рода и преобразованию, но не разрушению старого. Так жесткой альтернативой языческому обществу стала конфессиональная ветхозаветная традиция. Конфликт порожден исчерпанностью рабовладельческих языческих деспотий. Раб в Египте или Вавилоне оставался рабом навечно. Раб еврея после шести лет работы отпускался на волю «даром». Для этого потребовалась новая ценностная программа: в отношениях членов родов и семей важнее становится вынесенный фактор — воля Бога, но не человека. Так Иосиф говорит своим братьям, некогда продавшим его в рабство: «{...} Бог послал меня пред Вами для сохранения вашей жизни». Любопытно, что в истории с подложенной чашей младшему брату, якобы украденной им, просматривается аналогия с чашей, которая была подложена Эзопу — здесь смысловые дефиниции сюжетов провокации противоположны.

Устройство новой организации жизни на принципах семейно-родовых структур дано в четвертой книге Моисея — Числа. Исчисленное общество по родам, семействам, именам мужского пола «поголовно»4 четко определяет месторасположение по отношению к скинии, представительство в структуре управления израильским обществом, функциональную структуру родов.
Структура «большой семьи», которая являлась ядром общинной организации, легла в основу системы статусов населения древнеирландского племени. «Как известно, общинные отношения в древности играли едва ли не решающее значение для формирования государственных и племенных образований и воспроизводились на самом различном уровне — от развитого полиса, до сельской общины отдаленных от центров античной культуры районов».

Противопоставление новой евангелической традиции ветхозаветной — конфликт ситуативный, как конфликт детей и отцов, отчасти разрешившийся впоследствии, имея ввиду преемственность и ратификацию христианством догматов ветхозаветных преданий там, где это отвечало новым божественным предустановлениям. Задача приведения к Вере языческих народов могла быть решена только из новых условий государственного преобразования, что требовало нового вероосуществления. Стагнация гуманитарных идей внутри иудейского общества должна была быть преодолена. Что и произошло. Семейно-родовая структура языческих коллективов укрепилась христианизацией. Христианская община предполагала снятие межплеменных, межродовых противоречий. Родовые отношения постепенно трансформировались в общинные. Расширение границ Древнерусского государства и втягивание в оборот переустройства многочисленных этносов —закономерный процесс, в котором формируются механизмы защиты родовых святынь. Во многих случаях были найдены варианты таких механизмов. Так например, башкирские роды в течение нескольких десятилетий были военными кантонами на границах российского государства. Определенные аналогии можно увидеть в процессах происходивших на Кубани, в Придонье, происходящих на Кавказе сегодня. Раскольнические общины в XVII в. нашли прибежище в жизни сельских общин, основанных на пашенном земледелии, а в XVIII и XIX вв. мануфактурах, например металлургических на Урале.

Конфликт государственного быстродействия в XVIII в., когда промышленное обновление страны сопровождалось попранием родовых и религиозных святынь, постоянно усугубляясь, не мог не привести к пролитию крови царей и народа, не мог не вызвать в российском обществе системного конфликта и трагедии семейной общины. Противоречия между общинным и индустриальным общественным воспроизводством в условиях советского коллективного строя — фундаментальный конфликт в России прошлого века. Без понимания исторической неизбежности преобразований и вне осознания человеком своего места в этом процессе — начинают срабатывать родовые, коллективно-обусловленные ценности как аргументы защиты права на жизнь. Значение этих ценностей фундаментально, поскольку альтернативы запуску процессов культуры с помощью семейно-родовых механизмов не существует. В период индустриального XX века на смену родовым структурам должны были прийти общественные структуры в виде «советских производственных коллективов». Формы родовых структур иногда оказываются перенесенными на ячейки криминального мира. В условиях, когда цена человека ничтожна, когда родители и дети не озабочены друг другом, а образование не успевает оперативно отреагировать на изменение обстоятельств жизни и опаздывает на несколько десятилетий, нравственный вандализм, деградация не кажется случайной. И когда попрание человеческого достоинства становится нормой, тогда мифологическое сознание, выстреливает в цивилизацию суицидом, джихадом, забвением национального достоинства. Наращивание силовых аргументов при этом кажется неизбежным, но если ему не сопутствует всеобуч средствами культуры, образования, искусства, если не намечено встречное движение творчества и государственной политики в сфере культуры, если обнаженный нерв художника перестает искать гармонию нового созидания— такое государство обречено.

Таким образом, обстоятельства жизни не могут быть раскрыты без ключа существующих конфликтов: несовпадений этики родовых и цивилизацио нных процессов и ценностей. Среди всей совокупности конфликтов именно этот остается фундаментальным. Без его решения все остальные: «корпоративные», «криминальные», «классовые», «групповые», конфликты технологического обновления, конфликты нового со старым, дискриминации по половому признаку будут воспроизводиться и множиться. В них без труда можно увидеть наличие первичных структур («семей»), которые иногда могут быть визуально определяемы (тюркские семьи вписаны в магометанскую, русские в христианскую общину), а иногда действующие не на поверхности явления, а в его глубине (как например, «интересы групп и кланов»). Эти противоречия можно разрешить в рамках «национальных интересов страны», но для этого необходимо вернуться к решению национального вопроса на новых принципах «расцвета и сближения наций».

Если этого не сделать, то категории «тождества» и «различия» родовых и цивилизационных истин будут материализованы в средства защиты и (или) агрессии в зависимости от нарушения их взаимной соподчиненно-сти. Примеров этому достаточно много.

2. «Искусство — есть искусство жить» (А. Белый). Искусство в условиях войны — нелепо. «Какое искусство — если гибнут люди?». Но в разрушенном осетинском городе Цхинвал оркестр дирижера осетина Гер-гиева потрясает мир. Завертелись жернова жизни. Если понять, что именно в искусстве заложены психотипические механизмы поведения, которые управляются с помощью приспособления, встраивания архетипического сознания в современное культуротехнологически, но не психотехнически, благодаря чему культура обретает полновесность, то значит здесь спасение человека и человечества. Если справедлив кибернетический принцип «результат влияет на начало», то понятно, почему спасение мира в красоте. Перемещение народов в XX столетии с территорий их традиционного проживания — это отложенная проблема, включающая долговременные механизмы мести родовой памяти.

Одной из основных проблем можно определить отсутствие полноценного синтеза общих знаний в системе образования. Разрыв гуманитарного знания с естественнонаучным — особая тема. Здесь мы обозначим общую проблему. Наиболее узким местом можно считать следующее: обучение приобрело вербальную избыточность. Эта особенность сама по себе не плоха, но без синтеза с другими чувственными сферами — визуальной, тактильной, фонетической: того, что обращено к чувственно-физической и чувственно-духовной сфере, и что формируется средствами искусства, в особенности в докатегориальный период сознания, полноценного синтеза знания быть не может.

Преодоление конфликтов средствами искусства отмечено в «Концепции художественного образования» от 2001 г., которую подписали руководители Министерства образования и культуры РФ. К сожалению можно констатировать сугубо декларативный характер документа, фиксирующего уже давно сформированные в обществе понятия. Помимо общих всем известных суждений о пользе воспитания и образования средствами искусства, которые могли быть актуальными полвека назад, и которые кстати тогда же активно претворялись в жизнь через открытие художественно-графических факультетов, ныне подвергшихся обструкции содержания, мы не находим в «концепции» убедительных предложений нового образования. Более того, за время прошедшее после ее опубликования интенсивно разрушалась сбалансированная структура образования в пользу тех или иных интересов: в результате исчез как самостоятельный предмет «черчение»6 (и это в условиях сугубо индустриальной державы), еще раньше «труд», который превратился в «технологию» —объект трансформировался в предмет, утратив свое кардинальное основоположение связи цели и процесса деятельности. Активно разрушается и предмет «изобразительное искусство», который является не просто стержнем пластической традиции, помогающей обновлению национального сознания народов России, но прежде всего формой предъявления инженерного творчества, умением вести анализ и синтез, и следовательно способность абстрагирования в процессе мышления и понимания законов этого процесса.

Что противостоит способности человека-народа к творчеству? И что возможно предпринять для устранения причин? Полагаем, что нынешнее время весьма благоприятно для принятия ряда решений, поскольку регламентация, сдерживающая творчество в широком смысле, еще не возникла. Вместе с тем обрушение на человека информации второстепенной, игровой, внеисторической, вненациональной ведет к фактическому обману его же человека неосновными интересами. Но может все не так страшно? Да, если бы все сказанное не сопровождалось увеличением массы конфликтов. Да, если бы социологически широко проводилась активная политика по востребованию ресурсов испытанных временем — традиционного и профессионального искусства и культуры, физической культуры, литературы, языка, музыки, физики, математики и т.д., но самое главное их сито для воспитания малых и не очень детей и одновременно их родителей. Где причины нарушенных связей и восстанавливающих мир и здоровье? Полагаем там же, где нарушаются традиции жизни в семье, где «оберегать» близких, малых не стало потребностью, где умножению греха (нарушению энергосохранения, душесохранения) не противостоит потребность в покаянии, где едва ли наберется десяток книг и потребность в библиотеке отсутствует.

6По поводу этого предмета Главный конструктор Ижмаша, доктор технических наук М. Т. Калашников писал Министру образования РФ Филиппову В. М. в июне, 2000 г. «Современная цивилизация немыслима без самой разнообразной сложной техники, строительных конструкций и технологий, квалифицированное обращение с которыми требует от человека умения разбираться в схемах и графических изображениях. Техническое творчество не может существовать и развиваться без умения читать и самому воплощать чертеж свой замысел. Все это вызывает необходимость приобретения определенного уровня знаний и навыков в инженерной графике уже со школьной скамьи. Дальнейшее сокращение технического направления в школьной программе может привести к снижению исходного уровня подготовки абитуриентов технических высших учебных заведений, что повлечет за собой утрату потенциала российской инженерной школы».

Среди таких причин особенно остро стоит проблема забвения слова, утраты исходных смысловых импульсов речи, их этического генезиса. В современных методиках языка очевидны семиотические потери, восстановление которых предполагает возврат к приемам изучения языка (письма и речи) на основе базовых значений букв алфавита. Буквы и звуки есть своего рода энергетические генераторы, запускающие процессы созидания. По примеру, где дед обучал внука грамоте в рассказе «Детство» М. Горького7, приведем значение слова «сердце»: с{слово, или Бог) е{есть) р{рцы или энергия) д{добро) ц{смысл} е(есть). Сколь емок язык, если в одном из органов человеческого тела сосредоточена вселенская мощь нашего безостановочно качающего кровь 8 энергия Бога смыслом определяющего добро. И сколь бы не была стушевана генетика контекстов речи в XX столетии, где строение слова подменило его семантику и направленность на этику, достаточно восстановить ряд методических приемов, досоветского периода, чтобы во-первых, найти смыслы языковой общности в ранних, например индо-еропейских языках, а во-вторых — вернуть звуку, фонеме его энергетический резерв. Это необходимо сделать не из идейных соображений, а дидактически—для ранних возрастов это послужило бы мифологической подоплекой процесса обучения и воспитания. Вхождение рода в цивилизацию предполагает освоение мировых языков, а значит двух форм сопоставлений: сопоставление через языки родовых ценностей в культурах разных народов, и сопоставление родовых и цивили-зационных ценностей. Будет целесообразным из 4000 лексических единиц осуществить разбор 300-400 фонем, общих нескольким языкам.

Одной из важнейших проблем отеческой памяти, наряду с забвением слова, является достаточно поверхностное отношение к мифопоэтиче-ской памяти и мифам (архетипам) творения мира. Опыт миропонимания может быть представлен последовательным развертыванием мифологического знания к религиозному, а затем к научному. При этом каждая из известных форм знания, миропостижения не исчезает, не теряет своей актуальности — она становится частью восприятия и воспитания — способности охватывать процессы жизни для их последующей реконструкции. Миф — это и особое знание, и игра и цель творчества, помогающая пластичности процесса восприятия и осмысленности ценности жизни. Поэтому введение материалов по мировым архетипам подобна «рыболовной 7«Буки-аз — БА, буки-аз — БА. Получается БАБА. Буки-он-живете-есть. Получается БОЖЕ. Буки-он-глаголь. Получается БОГ.

8Какова должна быть мощная смысловая основа этого слова, которое связывает кров-красный-крест-крестьянин-христианин-Христос, кстати и круг, кремль и др. сети», которая забрасывается для ловли будущего предметного знания, понимания той игры воображения, без которой творчества не бывает, и без которых невозможна природная широта мышления вначале детей, впоследствии студентов и наконец устроителей жизни.

Существуют и иные области забвения: визуальное (трепету природного сознания противостоит пропагандируемая обструкция физиологического вожделения), звукового (где происходит изведение национальной энергетики, индивидуального и сокровенного в музыке), чувства стыда (где исчезновение совестливости, сдержанности, чувства достоинства человека как представителя конкретной культуры (рода) привело к утрате интенсивной духовной жизни, забвение греха — нарушение законов Бога — и непокаяние, ведущие к тотальному сбою физического и ментального в человеке. Грех повседневный как правило рождается из противоречия того, что в сознании выступает как завершенное целостное самоосуществление, но которое процессуально неосуществимо без участия в этом окружающих людей (со-знания). И если первая часть представляется очевидной, то со второй очень трудно считаться, но надо. Разрушение связи в семье и между поколениями, проводившимися интенсивно в XX столетии, пролитие крови государя, помазанника Божия в предшествующие этому времена, примеры геноцида народа все ведет к фактическому умножению греха, все увеличивает противоречия между результатом «Я» и процессом — «Мы». Вся структура текстов скрижалей, а в Евангелие заветов Горной проповеди четко направлена на ликвидацию этого разрыва, который обеспечен священными таинствами и по сути настолько легок для исполнения, насколько пьется вода.
3. Мертвые страха не имут. Искусство — это защита человека перед лицом неизбежного. Защитный смысл искусства являет на первый взгляд проблему психологическую. Однако психологическое—это только форма, она без содержания лишь напоминание о сущем, но не само сущее, хотя и этого уже не мало. Потом будет потом. Пока мы живы. Пока дышу — надеюсь. Как Бог даст. На миру и смерть красна. Страх как функция психической устойчивости и фактор жизни, если он не превращается в ее противоположность ввиду замутненности сознания, есть закономерная реакция организма на внешние раздражители. Благодаря им консолидируются духовные силы и мобилизуются «спящие» возможности человека. Но текст жизнесохранения не узок: не сохранение только себя, а сохранение жизни вместе с другими — это метацель. Для ее реализации надобно видеть все обстоятельства — личные, родовые, национальные. Тогда только выбор может быть осознанным. Но для этого нужно, чтобы были созданы условия для формирования типических структур сознания, ответственных за выбор цели. Их, если можно так сказать качество, есть вопрос культуры. Инструментом культуры является искусство. И поэтому, возвращаясь к названию доклада, «искусство надежней свинца».
Эта мощная онтологическая природа искусства требует величайшей самоотдачи. Для этого художник, музыкант, актер, должен был стать монахом от искусства, схимником, агнцем, брошенным на жертвенный алтарь общественной правды. По сути в XX столетии художник искупал грех советского атеизма. Каждый существенный шаг искусства был не столько отражением созидательности советского строя, сколько восхождением духа, творящего реальность из самого себя, борющегося за самого себя, в напряжении нервов, в скрытом и реальном противостоянии с коллегами по цеху, идеологическими постулатами, ищущий и находящий абсолютную форму образа уже неподвластную идеологии? атеисту? антихристу? завистнику? Тотальной идеологии противостоял конкретный человек, в котором претворялись родовые и семейные ценности. Уже одно то, что в семье как правило мало придавалось значения идейному пафосу, рождало размышление, лейтмотивом которого было христианское «милостивое сердце греха не осудит ...» (Ф. Затворник). Но разрушение семьи, активно проходившее в стране, отрыв детей от родителей в самых разных формах все же дали свои плоды. Упрощенный образ мира, классовая борьба, атеистический вульгарный материализм породили убывание целого (эманацию), упрощение духовной культуры (редукция как схематизация потребностей), породили конфликт культуры: прежде всего конфликт родовых ценностей и ценностей цивилизации. Проявлялось это в том, что для многих этносов вопрос утраты национальной идентичности в условиях противостояния цивилизационному обновлению был долгое время основным фактором страха. Проблема конфликта родовых, этнических ценностей (в случае с большими народами национальных) и цивилизационных (транснациональных) составляет на протяжении нескольких сот лет основное противоречие жизни. Вопрос о том, что происходит с человеком в условиях системного обновления жизни стоял всегда. Сейчас особенно остро из-за оперативной трансформации идейных иллюзий и фундаментальной трансформации социалистической идеологии.

Общепринятой стало мнение, что идеология, сконструированная для советского общества, категория универсальная, перелицованная из предшествующих религиозных идей и воззрений. Она была создана с вынесением за скобки идей этнического и конфессионального сознания и созданием неоязыческого по форме советского пантеона, которому была принесена фактическая жертва реками крови. Но вынесенное народом страдание очистило его. Его мифологическое, детское по сути, сознание не вместило в себя жестокого прагматического мышления, подвижность которого стала решающим фактором такого течения событий в России. Неопределенность будущего, физическая измотанность, антропософская незрелость этносов были проблемами, которые решается только сейчас. Тоже впрочем не без вопросов.

Для многих этносов России в 20-30-е годы проблема национальной идентичности заключалась в разрушении архаического мифа, ритуала и базировалась на проявлении индивидуального начала9. Носителем нового духовного опыта была нарождающаяся национальная интеллигенция. Это не вписывалось в концепцию идеологии, построенной на жесткой редукции целого. С этим связано фактическое рассеяние и уничтожение национальной интеллигентности, могущей способствовать совершить цивилизационный скачок. Но для этого должно было состояться национальное покаяние, чего не произошло в силу глобальности общественного конфликта. Так или иначе произошла консервации архаического сознания народа с помощью замещения мифа архаического на миф коммунистический. Усекновение экзистенциальной экспоненты привело к разрыву традиции «национального человека», оформленной в русской литературе еще Александром Пушкиным, Львом Толстым, Федором Достоевским, Антоном Чеховым, другими. Если вспомнить об остановленных в развитии социологии искусства, психологии, философии и др., а теперь их возобновление на преимущественно атеистической основе, то понятна двусмысленность, не имеющая перспектив, но способная лукаво изменить любую идею, выходящую за пределы субмифологических установок идеологии официальной. Неважно касается это ботаники, генетики или построения общественного пространства.

Это очевидно на материале русской философии. Принцип ограничения внутри марксистско-ленинской идеологемы был может и важен, поскольку в безусловном восприятии западно-европейской многозначности философских конструкций российское общество нуждалось только в той мере, в какой она способствовала сложению собственной уникальной системы, обеспеченной фундаментальным опытом ортодоксальных ветвей конфессионального сознания, идеей Творящегося Мира, того, что Павел Флоренский связывал с тем, что «разрушая материю (речь идет об идее атомного распада — прим. В. К.), человек разрушает не просто вещество, а вещество, сотворенное Творцом, «проработанное» человеком по образу и подобию Божия творческого акта и вовлеченное в круговорот духовной
9Васильев С. Ф., Шибанов В. Л. Миф перспективы и перспектива мифа (особенности семиозиса в Удмуртии) / Менталитет: широкий и узкий план рассмотрения. Ижевск: Изд-во Удм. Ун-та, 1994. С.74.

По словам 24-х летнего Сергея Есенина знание не заимствуется извне — внешний опыт служит ключом к открытию собственных возможностей, развитию народом собственных идей и понятий11. Став орудием противостояния некоей капиталистической идиоме сознания, закрашенная философская линза скрыла и выработанные на протяжении нескольких сот лет понятия русской мысли. Восстановление категорий философского мышления связано, во-первых, с осознанием двойственной природы истории отечества его государственно-исторического и культурно-исторического планов (пониманием их специфических задач и общности осуществления), во-вторых — с художественным и нравственным потенциалом социума, сутью которого является признание существующих проблем и призыв к покаянию; в-третьих перспективы воссоздания аксиоматических значений культуры, с помощью взаимной проекции идеи «роста», «возделывания» и идеи «культа» как духовного (религиозного) осуществления.

Таким образом, идейные конфликты, ядром которых ныне несомненно выступает идеология разрушения (терроризма), представляют собой нарушение системных связей между социо-организационными, научно-техническими, социо-культурными сторонами жизни общества. Для восстановления или пересоздания общественной системы сейчас используется прием «отложенной проблемы» и «массовой культуры», которые рано или поздно будет исчерпаны. Одним из средств преодоления общественного дисбаланса должно стать искусство в двух его равновесных значениях: профессиональном становлении — этого требует новая реальность, выходящая за пределы станковой картины, спектакля, оперы, но важнее — как средство образования, способ предъявления знаний в различных предметных комплексах.

Для формирования обеих частей новой реальности необходима методологическая реконструкция гуманитарно-художественного знания и превращение его из подручного средства наук в инструмент смежных наук. Не психология, социология, феноменология и т.д. искусства, а художественно-образное мышление в средствах психологии, социологии, феноменологии, эстетики дадут новое качество знаний. Не педагогика, а педагогические структуры конкретно традиционной культуры, профессионального опыта ведущих специалистов, из которых следует повышение статуса и роли мастера могут изменить общественное пространство. Не тьюторство, но личное участие учителя в судьбе воспитанника преобразует среду. Только в этом случае будут развиты смежные дисциплины и может быть предложена модель модернизации научных и образовательных концепций.

Для этого необходимо установление той онтологической и типологической зависимости материалов истории искусства, которые выравнивают и делают преемственным вид отеческого наследия, получившего в XX столетии ясное и фундаментальное изложение в трудах отечественных исследователей. В частности должны быть восстановлены материалы по русской философии, усилены типологические основания истории, прописан подробно опыт традиционной культуры российских народов, его внутренняя классификация, таксономия частей и разделов.

Данная работа позволит вводить материалы культуры и искусства в полноте характеристик в государственные образовательные стандарты, в научные классификаторы. Для этого необходима интеграция научных и образовательных ресурсов, академической и вузовской науки и образования. Это позволит ставить и решать вопросы методологического и методического обеспечения образования, издания академических персоналий, коллективных трудов и монографий по проблемам науки и образования, формировать на этой основе условия информатизации научного и учебного процесса.

С целью координации потребностей одновременного развития сфер науки, образования, производства, культуры необходимо сформировать комплексную программу. Наряду с этим необходимо широкое взаимоотношение вузов России в изучении опыта национального искусства и культуры, отражение его в структуре стандартов и содержании образования. Решение вопросов методологически: точного корреспондирования их с проблемами профилактики национальных, общественных, политических, конфликтов, должна заниматься межведомственная комиссия, в задачи которой входили бы вопросы вопросы предустановления образования, но которая должна быть основана на принципах децентрализации управления. Каждый вуз самостоятелен в выборе стратегии образования, но его потенциал должен быть известен научному, управленческому, образовательному сообществу.