Сила и слабость государства-республики |
Сила и слабость государства-республики: взгляд изнутри городского социумаАвтор: И. А. КрасноваОсмысление силы и слабости Флорентийского государства на уровне идеологических обоснований, по мнению большинства исследователей, стало осуществляться лишь к концу XIV века в трудах представителей раннего гуманизма. За неимением теоретических трудов, в которых более или менее систематически излагались бы взгляды на политическое устройство города-республики, для историков весьма актуальными являются смутные, зачастую полуосознанные, хаотически выражаемые представления обыденного сознания. Далеко не всегда горожане XIV в. отдавали себе отчет о достоинствах и недостатках собственного политического режима, что так явно проявилось в сочинениях Никколо Макиавелли и других писателей 90-х гг. XV – начала XVI века. Тем не менее, они в любом случае отражали сложную динамику становления суверенного республиканского управления, в процессе которой не отвергались прерогативы императорской власти, шли поиски опор в лице монархов или феодальных синьоров с чрезвычайными полномочиями, предоставлялась значительная судебно-исполнительная власть выборным иноземным должностным лицам – подеста и капитанам народа. Параллельно с этим опытом многовластия формировались с 50-х гг. XIII в. выборные коллегиальные органы коммунального правления и складывалась избирательная система (статуты 1328, 1355 гг.). В осознании противоречивых тенденций политической практики постепенно выявлялись основные доминанты флорентийского общества, понимаемые как главное его преимущество – народовластие и свобода. На уровне официальных речей, произносимых на Советах, они воплощались в традиционных, почти официальных риторических формулах, демонстрирующих коммунальный патриотизм и лояльность государству, противостоящему любым формам тирании2. Эти ценности являли себя в комментариях флорентийских хронистов, например у Джованни Виллани в повествовании о свержении режима герцога Афинского3. Хронист Маркьонне ди Коппо Стефани, сообщая о событиях 1266 г., когда гвельфы пришли к власти, замечал: «Народ Флоренции был воодушевлен тем, чтобы устраивать свои дела без синьоров…»4. Наконец, в письмах, мемуарах и домашних книгах свобода и республиканские формы правления также истолковывались и в их внешнем – антитираническом – смысле как высшие формы политической справедливости: Веллути показал герцога Афинского как «тирана, которому нельзя отдать флорентийскую свободу»5. Но в такой же степени они утверждались и во внутрикоммунальном значении – как возможность реализации полноправия граждан: даже внесение фамилии в избирательные списки считалось признаком уважения и авторитета гражданина в обществе. Что же говорить о пребывании, пусть кратковременном, на коммунальных постах, особенно высших: этот факт обязательно фиксировался в домашних книгах, являлся показателем высокого статуса индивида в социуме и всегда становился местом концентрации семейной памяти, с гордостью упоминаясь близкими и далекими потомками в их мемориях и жизнеописаниях. Есть основания полагать, что до 20–30-х гг. XV в. граждане Флоренции не проявляли особых сомнений в превосходстве, силе и жизнеспособности республиканского устройства, которое обеспечивало реализацию политических прав относительно широких слоев коммунального сообщества, позволяя, по словам одного из горожан, «добросовестно ускорять работу комиссий», «действовать добрыми и приветливыми речами, а некоторый раз и угрозами», руководить людьми и городами-государствами, разрешать сложные политические ситуации6. Критика различных сегментов системы государственного устройства в XIV– первые десятилетия XV в. никогда не превращалась под пером граждан Флоренции в опровержение республиканского правления в целом, определяемого как «добрый и прекрасный порядок». Для указанного периода не наблюдается отчетливо выраженных настроений политического абсентеизма, т. е. сознательного отказа от государственных должностей вследствие убежденности в бессмысленности и порочности службы обществу. Конечно, имелись граждане, которые не стремились к публичной деятельности, но, как правило, в том случае, когда считали для себя более выгодными и предпочтительными разные формы предпринимательства и торговли, позволяющие накапливать капитал7. В хрониках (например, у Маркьонне Стефани) и даже в домашних книгах со второй половины XIV в. появляется своего рода «формула», выражающая «ненасытную страсть» к государственным должностям. «Соперничество из-за должностей, вследствие которого граждане ненавидели друг друга»8 – так определял эту ситуацию Дино Компаньи. Хронист Стефани заявлял об «опьянении должностями» и «великом желании занимать государственные посты». Оба хрониста видели в этом одну из причин постоянного зла – частых перемен политического режима. Если говорить о глобальных слабостях коммунального устройства, «разрушающих наше доброе правление», то к таковым граждане города на Арно относили чрезвычайную склонность их общества к разделениям и вытекающую отсюда фракционность по социально-корпоративному, партийному или семейно-клановому признаку и, как следствие, политическую нестабильность, выражающуюся в постоянных «новшествах», т. е. государственных переворотах. Примеров множество, начиная с самых ранних хроник. Дино Компаньи в начале XIV в. констатировал, описывая разногласия между черными и белыми гвельфами в 1300–1301 гг.: «Разделился снова город на грандов, средних и мелких». О том же самом свидетельствовал Джованни Виллани, говоря о причинах принятия «Установлений справедливости» 1293 г.: «Эти преобразования пополанам не удалось бы совершить из-за силы грандов, не будь между теми таких ссор и разногласий после возвращения гвельфов во Флоренцию». Объявление: Хроники XIV в. наполнены рассказами о распрях, переходящих в гражданские войны. Повествуя о событих 1304 г., когда еще не утихли противоречия между черными и белыми гвельфами, Дино Компаньи характеризовал состояние города: «И так разъярены были души, что люди вооружились и стали оскорблять друг друга, имея больше стремления к вендеттам, нежели к примирению…». «Новая хроника» подтверждает эти данные: «В городе образовалось несколько группировок, сражавшихся между собой много дней… Из-за этой распри и гражданской войны в городе и контадо случилось много убийств, пожаров и грабежей, ибо во Флоренции царили расстройство и беспорядок, должностные лица были беспомощны и свое право диктовал сильнейший». Как флорентийские писатели пытались комментировать эту особенность их города, которая казалась им источником всяких бедствий? Они приводили про-виденциалистские мотивации, как, например, Джованни Виллани: «Наша Флоренция в это время достигла наивысшего счастья и процветания… Однако из-за порока неблагодарности и козней врага рода человеческого это изобилие породило гордыню и испорченность… Зависть привела к возникновению партий среди горожан». Гражданские распри и противоречия, в отличие от стихийных бедствий и природных катаклизмов, связывали не столько с волей Бога, сколько с кознями и наущением дьявола, тогда как установление внутреннего мира и предотвращение гражданской войны чаще приписывали божьей воле и попечительству святых покровителей города. В частности, в анонимной хронике, автор которой условно назван «Компаньяно», говорилось по поводу событий начала сентября 1378 г., когда были подавлены чомпи – радикальные слои тощего народа: «Они желали город захватить, сжечь, разрушить, поубивать граждан. Они сотворили бы много зла, если бы попустил Господь, но он не захотел благодаря молитвам Св. Джованни Баттиста (Иоанн Креститель – покровитель Флоренции), Св. Дзаноби, защитников и хранителей этого города, а также по просьбам благочестивых женщин и мужчин, которые были и есть в этой земле». Однако для обыденного сознания горожан было свойственно разграничение божественного промысла или сатанинской злокозненности и действий фортуны, влиянием которой они объясняли изначальную склонность к борьбе фракций у своих сограждан. На уровне ментальных представлений они не испытывали потребности обосновать и полностью уяснить этот феномен, но употребляли его в качестве мотивации особенностей социально-политического устройства своей коммуны. Хронист Маттео Виллани приписывал политические перемены и нестабильность действиям фортуны: «Теперь следует рассказать о новом и удивительном событии в рассуждении о великой переменчивости фортуны для земных царств». Теоретические рассуждения на тему о фортуне развернутся в полной мере лишь в XV в. под пером флорентийских гуманистов. Своеобразный урбанизм и ощущение определенного уровня цивилизованности своего общества проявлялись в приверженности к правовым нормам организации всех сфер жизни города. Основные реформы, созидающие пополанскую республику: Установления справедливости 1293 г., законы 1328 и 1355 гг., а также постановления Балии 1382 г. в целом, не подлежали порицанию18. Для сознания горожан была характерна убежденность, что большинство принимаемых Синьорией и Советами законов хороши и справедливы. Хронист Дино Компаньи (ум. в 1324 г.) предполагал, что созданный в 1282 г. приорат установит единство общества, опираясь на законы, которые всегда казались согражданам залогом стабильности: «Их законы в результате получились такими, что стремились сохранить благо Коммуны так, чтобы Синьория вершила правосудие для каждого, чтобы мелкие и ничтожные не были подавляемы грандами и потентатами. И если бы они придерживались этих законов, была бы великая польза для народа, но все быстро изменилось, потому что граждане, которые вступали в эту должность, не стремились соблюдать законы, но нарушали их»19. Далее он раскрывал, как именно они нарушали законы: покровительствовали своим друзьям и родственникам; растаскивали имущество Коммуны; освобождали от судебной ответственности за взятки. По мнению этого хрониста, порча и извращение коренились главным образом в области неправильного применения законов и установлений на практике. Историк Джованни Виллани обнаруживал подобное же понимание: «Это был бы замечательный и полезный указ, если бы его соблюдали. Но наша дурная привычка всякий раз менять законы, обычаи и порядки… сводит на нет все ценные декреты и распоряжения. Таков наш природный порок, как сказал Данте: ”тончайшие уставы мастеря…”»20. Одним из основных факторов нарушения стабильности его младший брат Маттео Виллани считал неправильное использование законов, безусловно, полезных и необходимых для коммунального общества: «Ведь ясно было для каждого сведущего, что закон, принятый в пользу партии гвельфов (1358 г.), стал совсем другим в конце, нежели он был в начале, и оставался бы он полезным и добрым, но плохо применялся, и те, кто должны были, по мнению принимавших закон, быть наказаны, возвеличивались и возвышались, а город во многих сферах оказался разорванным, разделенным и наполненным злобой, оставаясь в трепете и сомнениях, и не находилось средств, спасающих от этого зла». Флорентийские писатели всегда роптали по поводу извращенного применения законов, являющегося, по их мнению, одной из главных причин возникновения противоречий внутри городского социума. Наряду с провиденциалистскими интерпретациями, в качестве причин разделений и политических перемен указывались интенции и действия отдельных групп людей или личностей. Наиболее рельефно это отражается в хронике Дино Компаньи, описывающего гражданские распри 1308 г.: «Медичи и Бордони напали на Скамбрилли с целью убить его и нанесли ему множество ран в лицо … а его друзья склоняли его к тому, чтобы он сделал большую вендетту». В описываемых Компаньи разделениях внутри партии гвельфов вообще очень велика роль межличностных отношений и межклановых противостояний: Гвидо Кавальканти пришел в стан Черки, «потому что он был врагом Корсо Донати»23. Противоположные партии черных и белых гвельфов спаяны и разделены не по социальному или идеологическому принципу, а «по давнему обычаю и дружбе», «по нанесенной обиде»24. Пожалуй, основным объектом критики флорентийских граждан являлся именно фракционный политический режим, когда преобладание какой-либо группировки оказывало значительное влияние на всю структуру коммунальных органов управления, подобно периоду 1358–1378 гг., когда наблюдалось засилье гвельфской партии («архигвельфов», если употребить термин хрониста Стефани), или этапу 1878–1382 гг., рассматриваемому как преобладание фракции противников архигвельфов, равно как и «тощего народа» – представителей членов младших цехов (как раз тот случай, когда к внутрипартийному противостоянию добавились социально-корпоративные антагонизмы). После 1343 г. правительство республики Флоренции – Синьория – обретало политический суверенитет в условиях многовластия, но оно никогда не смогло оказаться «над схваткой», поскольку зависело от большинства сторонников той или иной партии или группировки. Имелись ли в сознании граждан установки на преодоление гражданских раздоров, позволяющие поддерживать мир в обществе? В рассматриваемых источниках находятся свидетельства о формировании положений политического конформизма, которые в то же время выражали стремление к единству городского социума и амоидентификации с государством-коммуной в целом, а не с отдельной фракцией, партией или семейным кланом. Компаньи позиционировал себя в роли умиротворителя, когда в октябре 1301 г. был избран в Синьорию, где преобладали белые. Он писал: «Мы имели намерение скорее заключить мир, нежели решиться на то, чтобы наточить оружие». Для этого они привлекали капитанов партии гвельфов, «которые были по-доброму настроены, склоняли людей к миру и говорили слова примирения»25. Автора не оставляет устремленность к гражданскому согласию. Будучи одним из приоров, Дино выступал перед согражданами в церкви Сан Джованни: «Откажитесь же от вашей ненависти и устройте мир между вами, чтобы не быть вам разделенными; оставьте все раздоры и злую волю…ради любви и блага вашего города». Компаньи предложил дать клятву на Евангелии, но «двуличные граждане, которые по мягкости демонстрировали слезы и целовали книгу… стали главарями разрушения города»26. Хронисты братья Малиспини фиксировали внимание на достижении гражданского согласия как идеального состояния города. Джакотто Малиспини очень одобрял миротворческую миссию кардинала Латино, пока «этот мир соблюдался»: «Флоренция переживала добрые времена в мирном и хорошем состоянии…». Малиспини возлагал большие надежды на созданный в городе магистрат по примирению: «Но казалась должность эта людям просто сбродом и не могла она согласовать столько разделенных душ, и особенно гвельфам не нравились консортерии гибеллинов и изгнанников, от которых могли появиться новшества… поэтому решили для спасения и блага города аннулировать должность 14-и… и избрали трех приоров (1282)»27. Коллегии приоров, по мнению Джакотто, удалось погасить раздоры и добиться стабилизации: «В году от Христа 1283-м во Флоренции установилось прочное и счастливое состояние, много праздников и радости было заметно по всему городу, из разных мест собирались жонглеры и шуты; этот город с его гражданами пребывал в счастливейшем положении в это время, как ни в какое другое, но длилось указанное состояние лишь 1 год, а потом началось разделение между грандами и пополанами, между белыми и черными». Хронист Маркьонне Стефани также восхвалял политику социальных компромиссов ради единства общества. В 1378 г., когда город оказался раздираемым противоречиями, кульминацией которых явилось восстание чомпи, он возлагал надежды на «новых приоров, которые были людьми доброй воли и миролюбивыми: «И как только были они извлечены, сразу же позаботились… об объединении города и обуздании… духа горожан, избрав коллегию “Тридцати Одного” для решения о том, как объединить граждан»29. Судья и нотариус Донато Веллути наставлял потомков: «Я и другие из моей фамилии никогда не пойдут на то, что может причинить вред Коммуне, но всегда мы будем действовать для ее блага, и тем, кто управляет в коллегиях, это должно быть точно так же ясно, как и мне»30. Выдающийся государственный деятель Флоренции Джино ди Нери Каппони учил тому же: «Если вы хотите поддержать государство и быть с теми, кто служит ему опорой, то отдавайте преимущество тем, кто правит, чтобы государство оставалось в порядке, а пополаны не были разъединены». Действительно, за сменой режимов следовало изгнание представителей враждебной группировки, лишение политических прав, конфискация имущества, моральная компенсация пострадавших, выражающаяся в «налоговых вендеттах», всплеск насилия и террора. Хронист Рикордано Малиспини, возможно, предшественник Джованни Виллани, указывал в качестве причины раздоров между политическими противниками возвращение изгнанников при перемене политического режима, когда они сводят счеты с теми, кто их изгнал, и происходит новый передел имущества. Он писал, характеризуя ситуацию после возвращения гвельфов во Флоренцию, ставшую причиной призвания кардинала Латино: «Гранды-гвельфы Флоренции, прекратив внешние войны, жирели на имуществе изгнанников-гибеллинов, из-за которого начали они спорить между собой, отчего родилось множество раздоров и смертельной вражды между горожанами… и почти весь город разделился, кто держал одну сторону, а кто – другую… по каковой причине коммуна и капитаны партии отправили послов к папе Николаю, чтобы он помог помирить гвельфов Флоренции»35. Пребывание горожан в этом порочном круге – основная тема второй части хроники М. Стефани: «В–третьих, была также партия купцов и ремесленников из старых фамилий, которые хотели жить в мире и порицали аммонированных за то, что они создают новые проблемы из-за своей личной мести. Они договаривались со многими видными фамилиями, отстраненными от должностей, и плохо говорили и о первых и о вторых, что часто приводило к дурным последствиям и осуждениям». Каждая перемена состава коммунальной власти влекла за собой: с одной стороны, заговоры и недовольство отстраненных от коммунального управления на одном полюсе, с другой – политический экстремизм, “налоговую вендетту” и проявление личной мести. Н. Рубинштейн обращал внимание на важность психологического фактора: постоянные заговоры создавали атмосферу внутренней напряженности и подозрительности, которая требовала усиления власти. Как выражались на страницах записок и хроник флорентийских граждан их стремления к преодолению этих недостатков политической системы? Со второй половины XIV в. в указанных текстах появляется тема поиска «золотой середины» путем компромиссных решений и осуждения политического экстремизма «своих», т. е. вставших у кормила власти представителей победившей партии, к которой относился автор. Ярким тому примером может послужить «Хроника» Маркьонне Стефани. Интересно, что политического лидера, способного к диалогу с различными слоями населения, и мастера компромиссов этот хронист видел в канцлере Колюччо Салютати. Кроме того, со второй половины XIV в. сознание флорентийцев начинает занимать тема невинных жертв, незаслуженно пострадавших вследствие переворотов и смены режимов, даже если речь идет о политических противниках. Выявляются образы, которые становятся своего рода архетипами. В какой-то мере – это Донато Барбадори, казненный в 1379 г., во время правления тощего народа, но наиболее яркий пример – Палла ди Нофри Строцци, высланный в 1434 г. Синьорией сторонников Козимо Медичи. Хронист Маркьонне Стефани выражал большие сомнения в виновности своего противника по фракции Донато Барбадо-ри, указывая на его великие заслуги перед отечеством и намекая на большое злодейство тех, кто, дав волю ненависти и зависти, осудил Донато Барбадори. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что критика недостатков, присущих республиканскому устройству, выражалась преимущественно в морально-нравственном аспекте: осуждались по большей степени неправедные и своекорыстные действия злокозненных горожан, а не несовершенства в самой системе государства. В хронике Джованни Виллани часты повторы формул о том, что причины гражданских распрей связаны с гордыней, неблагодарностью и привычкой к слишком сладкой жизни. Возможно, этот топос навеян религиозной культурой: «В 1292 г. Флоренция пребывала в величии и могуществе, всем ее начинаниям способствовал успех, горожане были сыты и богаты, и от чересчур спокойной жизни, которой присуще рождать высокомерие и стремление к переменам, они стали завидовать и превозноситься друг перед другом»40. Считая причиной раздоров порочное стремление к единоличному господству в правлении41, хронист обвинял в несчастьях «дурных правителей» и граждан, «позабывших о священном милосердии и человечности и давших волю мошенничеству и тирании, управляя республикой с великим корыстолюбием». Речь в этом случае могла идти, прежде всего, о коррупции как средстве получения доступа к власти и достижения необходимых решений посредством родственных связей и прямого подкупа должностных лиц: осуждениями такого рода наполнены хроники, дневники и домашние книги. Убедительным примером является картина, созданная пером хрониста Филиппо Виллани, который считал причинами противоречий следующее: засилье в правлении «новых граждан»; запреты, которые мешали старым и почитаемым горожанам, «мудрым и опытным», войти в правление, и они в отместку не подавали «ценных и полезных советов с любовью к республике и верой в нее»; «много незрелой молодежи находилось на должностях по протекции их отцов»; «аммониции усиливали тайную и явную ненависть, переполнявшую граждан»; «алчность захватила души многих»; «секты не успокаивались, следя в страхе друг за другом»43. Он же сокрушался, что из «города нашего, раздираемого противоречиями, вынуждены уходить наиболее талантливые граждане», например, сир Брунетто Латини. Антагонизмы казались этому хронисту предпосылкой тиранического режима: «Было бы удивительно, если бы эти противоречия и смуты не привлекали и не устремляли дух тирана к надежде на синьорию, поддерживая его в этом намерении». Итак, основные недостатки политического устройства своей коммуны флорентийцы видели в присущей их обществу склонности к разделению и фракционности, обусловливающей постоянную тенденцию к «новшествам», приводящим, в свою очередь, к смене правящего режима. Эти политические перевороты запускали механизм образования новых сект, стремящихся к заговорам, а также проявлений политического экстремизма со стороны победителей, желающих отомстить своим персональным противникам. Попытки интерпретации особенностей коммунального устройства у хронистов и авторов домашних книг в XIV в. не носили упорядоченного характера. Как и в средневековом историописании, не исключались провиденциалистские причины, мотивирующие устройство политического миропорядка сентенциями о происках дьявола и попустительстве Господа. Наряду с этим в качестве предпосылки у некоторых авторов выступало влияние враждебной фортуны, уже отделяемой от божественного промысла. Однако во всех анализируемых хрониках присутствует и реалистическое объяснение причин политических катаклизмов, столь свойственных беспокойному обществу Флоренции. Чаще всего оно приводится на средневековый лад – в морально-дидактическом контексте, в связи с нравственной испорченностью граждан, пребывающих у власти, и тех, кто стремится получить доступ к должностям. Вместе с тем на страницах исследуемых источников заметны попытки выявить причины пороков коммунального устройства и из специфики самого республиканского строя, порождающего стремление слишком многих представителей общества участвовать в управлении государством. По мнению хронистов середины XIV в., особенно Маттео и Филиппо Виллани, выборность и довольно широкий доступ к власти являлись факторами постоянной дестабилизации вследствие притязаний «новых людей», препятствующих созданию более или менее замкнутой, но в то же время и постоянной политической структуры, поддерживаемой стабильным законодательством. В сознании граждан постепенно складывались стереотипы, направленные на преодоление порочных сторон своего общественно политического строя: одобрение и хвала в адрес правителей и государственных деятелей, которые могли осуществлять конструктивный диалог между враждующими группами и слоями населения, а также умели пользоваться тактикой компромисса. Одновременно высказываются суждения, порицающие крайности тех, кто захватил кормило власти в свои руки. Формируется комплекс конформистских установок поведения, направленных на единство и целостность социума. В различных памятниках – хрониках, биографиях, новеллах – возникает тема «жертв» смены политического режима, с горячим сочувствием к пострадавшим и осуждением несправедливости представителей победившей партии, очерчиваются образы достойнейших горожан, казненных или изгнанных из Флоренции без всякой вины только потому, что к власти пришла другая фракция. Авторы XIV в. почти не отдавали отчета в том, что полустихийные ментальные импульсы, направленные на единство социума, в то же время заключают в себе оборотную сторону – олигархическое сужение правящей элиты и в конечном счете победу единоличных форм власти над достижениями республиканского устройства, которым они так гордились в XIV– первой четверти XV века. |
< Предыдущая | Следующая > |
---|