Модернизационный потенциал научной и общественной критики современной Российской демократии

Любая модернизация нуждается в программе своего осуществления. Не важно в принципе, будет эта программа сформулирована в идеологическом, мифологическом или научном формате. Важно то, что она должна по логике вещёй вырастать из опыта критического осмысления того, что предшествовало данной модернизации и первых опытов самой модернизации. В данном случае будет предложено теоретическое обоснование той роли, которую критика современной российской демократии с самых разных научных и политических позиций, с позиций массового сознания, способна сыграть в деле проведения современной модернизации. 

Главная идея, аргументации которой посвящена настоящая публикация, состоит в том, что одним из главных препятствий для нынешней демократической модернизации в России, и не только в ней, является негативное отношение к демократии как стратегии развития. Отношение, сформированное в массовом и элитарном сознаниях научными средствами, являющееся следствием особенностей той критики демократии, которая сопровождала практику демократического реформирования в России в последние десятилетия.

Демократия представляет собой критикуемый идеал развития современных цивилизованных обществ, что, собственно, и позволяет говорить о том, что с этим порядком социально-политической организации, возможно, связан и дальнейший прогресс современных социально-политических систем в мире. Не является исключением в этом плане и российская демократия, на всем протяжении своей истории и особенно сегодня являющаяся объектом научной и общественной критики. Вопрос заключается, однако, в том, насколько такая критика способна по своим внутренним свойствам содействовать прогрессу современной российской демократии, а не привести ее к тому результату, к которому научная и общественная критика привела демократию советскую.

В отечественной научной литературе прослеживается устойчивый ракурс критики современной российской демократии, в основании которого лежит исторически традиционная для политической мысли России идея: демократия как стратегия и тактика политического развития не может быть адекватно воспринята массовым сознанием и она устойчиво несовместима с сознанием властных элит. Альтернативный ракурс, основанный на представлении о совместимости, получил определенное развитие в 90-е годы прошлого века, но явно недостаточное для того, чтобы сформировать в массовом сознании представление о демократии как осознанном выборе обществом пути своего политического развития. Мысль о несовместимости России и демократии, как показывают нынешние тенденции централизации административно-государственного управления и отношения к этому общества, гораздо прочнее укоренилась в массовом сознании. На протяжении последних десятилетий демократических реформ, если представить общую картину, произошла инверсия приоритетов массового сознания: от господствующей убежденности что демократию в России построить можно до столь же господствующей ныне убежденности, что построить ее нельзя. Во всяком случае, в том формате, который предполагался изначально. Такая заявка на переформатирование исходной задачи, как представляется, содержится в формуле «суверенная демократия». С другой стороны, обнаружившаяся неотзывчивость массового сознания и критический настрой политических и ещё более интеллектуальных элит в отношении этой формулы как раз демонстрируют тотальность таких сомнений в перспективах демократии в России.

Российское общество не демонстрирует осмысленности в критике демократии в той же мере, в какой оно не проявляло осмысленности в 90-е годы в своей приверженности ей. Нынешний глобальный экономический кризис показывает, насколько вообще мало проявили способности критическому осмыслению собственного опыта индустриального и постиндустриального развития те европейские народы, которые законно гордятся совершенством механизмов саморегуляции своих социально-политических систем, развитостью структур гражданского самосознания.

Общая проблема для всех структур массового сознания здесь, вероятно, заключается в том, что им сложно самоопределяться в линейном политическом пространстве и времени, которые не согласуются с циклическим характером пространства и времени повседневных социальных практик. Начиная со времени отечественной «перестройки» можно наблюдать, как формировалось и воспроизводилось непонимание российским обществом и его элитами масштаба и смысла тех перемен, участником которых они оказывались. Эта неопределенность побуждала и периодически возникавшие проблемы с реализацией демократических проектов в 90-е гг. воспринимать как циклическое движение от одного провала к другому. Это являлось аргументом для массового сознания в пользу пагубности демократии как идеи развития. Сегодня фактически воспроизводится именно этот ракурс восприятия демократических принципов и ценностей. Сохранение такой направленности критики демократии в долгосрочной перспективе неизбежно будет иметь результатом то, что как идея и практика либеральная демократия разделит в России судьбу демократии советской. Это будет означать, что тогда, когда другие развитые страны, за неимением лучших альтернатив, будут выходить из нынешнего глобального кризиса и встраиваться в процессы глобализации на почве совершенствования своих традиционных либерально-демократических институтов, будут продолжать отработанную стратегию и тактику модернизации, российская социально-политическая система в очередной раз окажется в положении участника глобальной гонки за политическую субъектность, не понимающего смысла и цели этой гонки. И это опять будет интерпретироваться как проявление загадочной народной ментальности, как мистическая предопределенность особого пути России. Хотя реально загадки нет, а есть парадокс.

Сегодня существует парадоксальная ситуация: в перспективности демократии сомневаются очень многие, но нет выраженного желания осуществить ту ее конструктивную критику, которая вывела бы общество на понимание новых ориентиров пост-либерально-демократического, или какого-либо иного развития. Откуда такое внешне странное сочетание сомнения и некритичности, откуда такая готовность воспринимать политическую реальность в современной России, как «трагическую неизбежность»?

Представляется, что немалую роль здесь сыграла позиция политической науки как фактора, во многом определяющего направленность и интенсивность критических высказываний и в обществе и в рядах элит в адрес демократии. Наука за последние десятилетия много сделала для разъяснения обществу и политическим элитам того, что есть демократия вообще и либеральная демократия в частности, что есть демократия в своих исторических и современных измерениях, что есть демократия как главный критерий цивилизованности современных обществ и почва для этнических и геополитических конфликтов. Однако наука подготовила общественное и научное сознания и к сомнениям в своей правоте, подготовила почву для обвинений в свой адрес, что не может точно объяснить обществу и политическим элитам, куда им дальше совместно двигаться в политическом процессе. По большому счету, наука даже заставляет сегодня общество сомневаться в своем собственном существовании, когда ставит проблему гражданского общества, и заставляет сомневаться в своем существовании политические элиты, когда ставит вопрос о том, а по-настоящему ли политические они, или же являются только ответвлением (политизированной модификацией) бизнес-элиты.

Массовое сознание не дифференцирует достижения политической научной мысли по методологической направленности, особенностям понимания предмета исследования, традиционным теоретическим подходам в рамках научных школ. Оно воспринимает политическую науку как целое. Часто оно даже не отделяет ее от правовой и исторической наук. И получается так, что в этом пространстве науки, которое обществом воспринимается как единое, научные аргументы сегодня варьируются от указаний на несовместимость: демократии со свойствами геополитического пространства Евразии, до указаний на уникальные свойства российской ментальности, от метафизических интерпретаций событий и процессов до попыток привести их в формальный формат1. То есть, во многом эти аргументы имеют взаимоисключающий, а не взаимодополняющий характер.

Такой разброс аналитических подходов естественен. Российская социально политическая система на очередном этапе модернизации продемонстрировала неустойчивость перед лицом вызова со стороны мира либеральной демократии, и этот факт столь очевиден для массового, а, тем более, научного сознания, что объяснение этой ситуации не может быть сведено к какой-либо одной или даже нескольким формальным причинам.

Но такой разброс интерпретаций, фактически, делает критику современной российской демократии преимущественно деструктивной, усиливающей в массовом и научном сознании неприятие демократии как таковой, как идеи развития, и политической науки, как средства обеспечения такого развития. Демократия и политическая наука становятся символами неопределенности, они выглядят проблемой, тормозящей развитие больше, чем олицетворяют стратегию развития. «Сдвинулась сама система координат – пишет С.Н. Пшизова. – Для стран, переходящих к демократии в период холодной войны, альтернатива была проста. Консолидированный демократический Запад противостоял недемократическому Советскому союзу с его сателлитами. Сегодня принятие политических решений затруднено состоянием глобальной неопределенности. Как должна вести себя страна, стремящаяся быть демократической? Какими принципами ей следует руководствоваться и на какие образцы ориентироваться? Кто ее союзники? …Оказалось, что «третья волна демократизации» представляет собой нечто более сложное, чем всего лишь количественное и территориальное расширение демократии. … Результаты таких трансформаций пока трудно точно описать. Очевидно, однако, что формирующиеся политические институты едва ли будут идентичны старой доброй системе массовой представительной демократии».

Общественное сознание в результате постоянно вынуждено выискивать «истину» (или хотя бы достоверность) в круговороте мнений авторитетных специалистов, часто взаимно исключающих и подразумевающих, что массовый читатель научной продукции никому не должен полностью доверять. Для формирования научного взгляда на мир это может быть и хорошо, а вот для формирования гражданского сознания создает проблему. Невозможность для гражданина определиться в окружающей политической реальности, четко расставить ценностные, идейные и поведенческие приоритеты негативно в целом сказывается на том, что условно можно назвать «субъективностью» социально-политической системы.

Это понятие, на наш взгляд, позволяет конкретизировать, выделить из области всей реальности, обозначаемой понятием «политическая культура», ту область реальности, которая связана с пониманием номинальными участниками социально-политического процесса своего места в системе политических координат. Такое понимание создает предпосылку для реального политического участия. Это, представляется, как раз тот момент, который недостаточно учитывается современной отечественной политической наукой, весьма эффективно работающей в целом на формирование политической культуры уже активно действующих акторов политики. Это, обобщенно говоря, недостаточное внимание науки к механизму воспроизводства политической акторности, перевода естественного состояния индивида или группы в состояние политической акторности.

Любая социально-политическая система обладает собственной «субъективностью», которая выражается в способности людей и социальных групп верно определять свое местоположение в пространстве и времени совершающихся перемен. Особенно тогда, когда политика модернизации до предела ускоряет такие перемены. Субъективность современной российской социально-политической системы обнаруживает свою специфику в том, что участники российской политической жизни, особенно общество, ощущают себя не полноценными политическими субъектами, а, скорее, жертвами модернизации.

Представляется, что неопределенность представлений у политических субъектов о своем пространственном и временном положении внутри и вовне политической сферы, формируемая сегодня политической наукой, и формирующая у этих субъектов отсутствие четкой субъективности, имеет источником специфическую традицию отношения к политическому времени и пространству в самой отечественной политической науке. Если обратиться к опыту отечественной политической и правовой мысли (независимо от ее леворадикального, либерального или консервативного характера), то выясниться одна важная, на наш взгляд, закономерность, а именно склонность этой мысли к определению пространственных и временных характеристик российской социально-политической системы, проходящей очередную фазу модернизации, ее динамических характеристик, по крайним точкам пространственно-временного континуума. Можно наблюдать то, что положение российской социально-политической системы обычно определялось и определяется многими современными исследователями либо как «догоняющее» в соотношении с другими социально-политическими системами в мире, либо как «опережающее» (например, в плане духовного, интеллектуального потенциалов). При этом сторонники как «догоняющей», так и «опережающей» концепции отечественного социально-политического развития дружно соглашаются в итоге, что все в России после каждой модернизации в сущности остается на прежних местах. Такое радикальное определение места модернизирующейся российской социально-политической системы по крайним точкам политического и физического пространства и времени хорошо обеспечивает возбуждение в массовом и элитарном сознаниях либо эмоциональных переживаний за «вековую отсталость» Отечества, либо столь же эмоциональную гордость за способность своего Отечества быть впереди всех, несмотря ни на что. И эта реакция массового сознания на определенные научной мыслью крайние позиции для определения местоположения России в мировом политическом процессе сегодня продолжает проявлять себя в резких оппозициях форм электорального поведения, в конфликте идеологий, доходящем до отрицания смысла идеологии как таковой, в приверженности граждан сильной государственной власти, осознаваемой как «наш ответ» вызовам западной демократии.

Но такого рода логика анализа модернизационной парадигмы развития социально-политической системы исключает важный момент: допущение, что динамика социально-политической системы может определяться и ее положением, образно говоря, ближе к «центру» пространственно-временного континуума, к той области, где господствует неопределенность представлений участников социально-политического процесса относительно того, кто из них, в течение какого времени и куда будет двигаться в ходе своего политического участия. Иначе говоря, исключается из теоретического исследования версия, что, независимо от задаваемых ей исследователями характеристик как догоняющей или опережающей, социально-политическая система, в лице основных действующих политических субъектов, осознает свое положение во времени и пространстве как в принципе неопределенное, лишенное смысла с точки зрения тех задач, которые обычно определяются наукой как политическая повседневность. Наука признает такое самоопределение социально-политической системы в политическом пространстве и времени неестественным и насаждает представление об этой неестественности с массовом и элитарном сознании, хотя на практике именно такое состояние обнаруживает наибольшую естественность.

Из сказанного следует вывод, что современная отечественная политическая наука, активно занятая теоретической критикой современной демократии в России и мире, будет испытывать и дальше трудности с воздействием на структуры массового сознания, с формированием в этом сознании конструктивного (а не деструктивного как сейчас) критического настроя в отношении демократии до тех пор, пока не займется вплотную проблемой парадоксов в собственной логике развития, в собственном понимании тех реальностей, которые она пытается объяснить обществу. Тогда, может быть, не будет нужды упрекать общественное сознание в том неконструктивном отношении к демократическим идее и практике, предпосылки для которого политическая наука нередко закладывает сама.