Социальная адаптация молодых специалистов в системе образования современного российского общества: социологический аспект

Проблемы, связанные с изучением социальной структуры общества, динамикой ее развития, являются одними из ключевых в социологии.
Динамизм социальных изменений в России предъявляет к людям и сообществам повышенные требования, связанные с конкуренцией или «сшибкой» идентичностей прежнего времени и ещё не вполне устоявшихся иден-тичностей нового, что плачевно сказывается на процессе социализации.

Проблемы, связанные с изучением социальной структуры общества, динамикой ее развития, являются одними из ключевых в социологии.

Динамизм социальных изменений в России предъявляет к людям и сообществам повышенные требования, связанные с конкуренцией или «сшибкой» идентичностей прежнего времени и ещё не вполне устоявшихся иден-тичностей нового, что плачевно сказывается на процессе социализации.

В сегодняшних условиях особое значение приобретает конкретно-исторический анализ социализации, ее форм, факторов и механизмов. Социологический анализ общественно-политических приспособительных практик ушедшего века показывает, что для современных социально-политических систем (режимов) характерны не только соответствующие последним адаптивные типы личности, но и острое противоборство старых и новых приспособительных стратегий.

Экономические и социально-политические изменения, связанные с переходом стран бывшего Восточного блока от тоталитаризма к демократии, потребовали от модернизируемых социально-политических систем осознания, постановки и решения целого комплекса задач по кардинальному изменению всего арсенала устаревших в новых условиях социетальных адаптивных стратегий, связанных с поиском качественно новой цивилизационно-адаптивной парадигмы ХХI века.

Стремительная, но не системная политика догоняющей модернизации всех сторон жизни российского общества показала на практике, что существенной особенностью современных процессов адаптации является их вынужденный характер. Предшествующие переходные периоды нашей истории (особенно послеоктябрьский) люди, как правило, приспосабливались к новым условиям, отказываясь от многих ранее сформированных моделей поведения. Исключительная важность этих процессов в социуме определяется, в том числе и тем, что социально-политическая стабильность, легитимность любого режима зависят от того, насколько эффективно в нем организованы процессы социализации и социальной адаптации личности. В свою очередь, эффективность приспособительных процессов в социуме напрямую зависит от набора тех адаптивных стратегий, с помощью которых режим воздействует на процессы индивидуальной, групповой и социетальной адаптации. Следовательно, социологический анализ стихийных или специальным образом организованных (используемых) этими режимами практик - это не только правомерная, но и весьма актуальная научная задача.

«Содержание глобальной конфронтации демократической и тоталитарной социально-политических систем в ХХ веке до сих пор продолжает воздействовать на характер и специфику процессов адаптации личности в посттоталитарную эпоху» [1, 5].

Как свидетельствует общественно-политическая практика, существуют две «траектории движения» личности: «от толпы к индивиду» и «от массы к личности». Адаптационная стратегия «от толпы к индивиду» в равной мере актуальна и действенна в условиях тоталитарных и авторитарных социально-политических систем. В самом термине «тоталитаризм» (от лат. totus - весь, целый, совокупный) уже заключено указание на всеобщность и слитность как социально-политической, так и информационно-идеологической систем. Именно тоталитарный режим как «закрытая и неподвижная социокультурная и политическая структура, в которой всякое действие – от воспитания детей до воспроизводства и распределение товаров - направляется и контролируется из единого центра» стремится к унификации всего процесса жизнедеятельности личности [2, 48]. И следовательно, он тяготеет к «упрощению и унификации социальной адаптации, вместо того, чтобы при минимальных усилиях обеспечивать максимально необходимый для режима приспособительный эффект» [3, 188]. Тотальность и безальтернативность - вот две главные особенности инфостратегии любого тоталитарного режима.

Социализация является базовым условием для социальной адаптации, поэтому информационная стратегия социализации определяет характер социальной адаптации. Взаимодействие в системе «личность и общество» в условиях тоталитарного режима характеризуется доминированием социализации над адаптацией. Социализирующие воздействия социума (режима) на индивидов оказываются значительно сильнее и эффективнее, чем инновационные результаты приспособительной активности личности. Налицо явный дисбаланс между процессами социализации и социальной адаптации, что приводит в результате к кризису индивидуальной групповой идентификации. Поскольку тоталитаризм как социально-политический феномен возник и достиг своего расцвета в ХХ веке, все тоталитарные режимы используют для упрочнения своих позиций в обществе достижения НТР, новейшие информационные технологии. Таким образом, становится понятно, что информационно -коммуникативная система выполняет функцию своеобразного интегратора общества на новой идеологической основе. Режим навязывает индивиду и социуму адаптивные алгоритмы поведения. В целом данную стратегию можно назвать антигуманной, поскольку центральной установкой комплексной адаптационной стратегии тоталитаризма стало принятие толпы в качестве главного объекта воздействия на личность. Начиная с трудов Г. Лебона и Г.Тарда, С.Сигеле и М.Л. Руккета, в обществоведческой теории и практике утвердилось понимание того, что человек в толпе ведет себя иначе, чем вне её [4, 162]. Именно в ситуации «психологического заражения» многократно возрастает сила информационного воздействия на человека в толпе. Режим предлагал человеку такую информацию, которая включала бы в себя не только заданные адаптивные ситуации, но и дозволенные властью стратегии адаптации к этим ситуациям. Информационная стратегия тоталитаризма обусловила появление такого типа личности, который способен адаптироваться в жестких, экстраординарных условиях репрессивного режима. Доказано, что любой режим не только приходит к власти, опираясь на определенный тип личности, но и всей своей практической деятельностью формирует, воспитывает личность, которая могла бы стать его опорой. В случае с антидемократическими режимами данный тип личности получил название «авторитарного». Это понятие было введено Э. Фроммом, и прототипом для него стал «человек толпы» [5, 23].

Исследования «авторитарного типа личности» уже имеют определённую устойчивую традицию. Концепция представителей Франкфуртской школы Т.Адорно, Г.Маркузе, Э.Фромма нацелена на поиск тоталитарного синдрома внутри психологических свойств «авторитарного типа личности». Х. Арендти, Э.Канетти связывают происхождение «человека масс» (Х. Арендт) с широкими социальными движениями, охватившими многие страны в эпоху мирового кризиса и разрушения традиционных социальных структур. Разумеется, каждой стране присуща своя специфика появления и формирования авторитарного типа личности [6, 95].

Для развития России в ХХ столетии особое значение имел процесс «догоняющей» индустриальной модернизации, повлекший за собой маргинализацию и массовизацию значительной части населения. Так, например, в СССР стихийный характер маргинальных процессов, вполне естественных для индустриального этапа, был усилен искусственными мерами: коллективизацией, индустриализацией и так называемой культурной революцией. По сути дела, проследив в России генезис массового маргинала, можно установить специфику адаптационных процессов в условиях тоталитаризма, ибо «человек масс» эпохи раннего капиталистического индустриализма начала ХХ в. становится главным субъектом и объектом тоталитарного общества. Человек-исполнитель - вот идеал системы. Поэтому такие режимы, как правило, заканчивают своё существование не в результате внутренних потрясений, а вследствие военного поражения, смерти диктатора или деятельности просвещённого лидера реформатора.

Действительная адаптация к антигуманному обществу возможна лишь путём глубокой трансформации личности, а также отказа от традиционных морально-нравственных норм. И в этом смысле тоталитарная личность в терминологии Д. Рисмена - это «извнеориентированная личность». Информационная невосприимчивость является ни чем иным, как ещё одной частной адаптивной стратегией личности, призванной оптимизировать взаимодействие последней с антигуманной средой. Информационная невосприимчивость выступает как: атрибутивное свойство тоталитарной личности, или внешнее проявление глубинных деформаций внутренних мировоззренческих, психологических морально- нравственных структур личности; следствие деятельности защитной стратегии социальной адаптации личности, сумевшей сохранить определённую степень внутренней свободы и избежавшей полного «растворения» в тоталитарном обществе; внешняя маскировка для свободной личности, ситуативно оказавшейся в условиях репрессивного информационного пространства тоталитаризма. Поскольку речь идёт об использовании информации для решения познавательных задач и адаптации, то любые помехи в оперировании информацией (полное или частичное изъятие последней из социетального или глобального инфофонда, её искажение или подлог) могут привести к деформации всего интеллектуального и адаптационного процесса. Результат такой информационной стратегии тоталитаризма – деформация и дегуманизация интеллектуальной сферы как личности, так и общества. Мифологизированная социалистическая идея подменила традиционную веру в Бога. Данное обстоятельство связано также и с тем, что диа-хронный вектор трансляции информации доминантен по отношению к синхронному, в соответствии с которым в реальном масштабе времени и идут адаптивные процессы. Анализ специфических особенностей социальной адаптации личности при тоталитаризме убеждает в необходимости выделения качественных уровней, степеней глубины адаптации личности к заданным социально-политическим условиям. Мы выделяем, как минимум, три степени социальной адаптации личности в обстановке тоталитарного режима: внешняя – «мимикрическая» адаптация; неполная – промежуточная адаптация; полная глубинная – аутентичная адаптация.

Итак, процесс социальной адаптации личности к особенностям любого политического режима составляет основу действительно стабильной социально-политической ситуации. В итоге все режимы кровно заинтересованы в устойчивости процесса социальной адаптации. Сама по себе социальная адаптация как объективный, имеющий место в любой социальной общности, любом политическом режиме процесс, лишена позитивного или негативного оценочного смысла. Не бывает хорошей или плохой адаптации: она либо эффективна, либо нет.

Приспособительный процесс в условиях как тоталитаризма, так и демократии объективно играет положительную роль, поскольку позволяет человеку жить приемлемой жизнью. И в этом смысле для адаптированного к определённой социально-политической системе человека не играет особой роли, что за мир его окружает. Мир тоталитарных иллюзий, патернализма и упрощённых схем субъективно даже более приемлем для адаптированной тоталитарной неразвитой личности, чем мир жёстких рыночных отношений демократии. К тому же и демократические режимы используют многие способствующие оптимизации процессов социальной адаптации приёмы информационного воздействия на личность — вплоть до идеологического манипулирования и создания системы мифов, но уже в условиях демократии. Тем не менее, действуя каждый раз при решении частных проблем адаптации, именно вектор «от массы к личности» определяет общую направленность прогрессивного развития демократического общества.

На наш взгляд, адаптироваться в либерально-демократической системе субъект приспособительного процесса может, лишь обладая «реальной внутренней свободой», позволяющей без комплексов, оптимально и быстро приспосабливаться к любым условиям, и «мнимой свободой», т.е. знанием о существовании юридически оформленных и гарантированных прав и свобод личности. В этом заключается взаимодействие двух комплексных адаптационных стратегий демократии. Одна из них - индивидуальная, ставящая своей целью достижение реальной максимальной внутренней свободы; другая является стратегией непосредственно социально-политической системы, которая, учитывая и принимая во внимание желания и чаяния отдельной личности, пытается совместить их со своими собственными потребностями и интересами. Таким образом, налицо процесс коадаптации двух комплексных адаптационных стратегий, которые в полном объеме реализуются именно в демократической системе, поскольку стратегии личности и стратегии системы равнозначны, не разрушают и не противоречат друг другу. «Социализация здесь служит действительным фоном, условием адаптации, поскольку она не навязывается а предлагается каждой личности для обеспечения адекватного ее интересам приспособительного процесса.» [7, 220]. Единственный выход из создавшегося положения - это создание людьми собственного адаптивного пространства, позволяющего приспосабливаться к режиму и предлагаемым им ситуациям без ущерба целостности личности и ее индивидуальной свободы. Социальным контекстом индивидуального адаптивного пространства в работах К.С. Гаджиева является – «гражданское общество» [8, 246]. Сама структура гражданского общества способствует адаптации индивида к различным ситуациям, но в отличие от тоталитарного режима, силой навязывающего общие стратегии адаптивного поведения, демократическая социальная система их предлагает. С одной стороны, это быть может и жестко по отношению к личности, так как проблема выбора не всегда бывает легкой, но с другой - личность готовится к этому с детства, и здесь существенную роль играет специфика социализации. Гражданское общество, будучи социокультурным адаптивным пространством, обеспечивает адаптацию личности одновременно на двух уровнях психики индивида: сознательном и бессознательном. При этом указанная среда потенциально включает в себя значительно больше адаптивных стратегий, чем имеет место и реально использует в приспособительной практике каждая отдельная личность. Человек в этом адаптивном пространстве обретает удовлетворяющую его идентичность, и этой ситуации практически невозможно отделить социальный аспект адаптации от психологического.

При рассмотрении гуманистической и антигуманной стратегий социально-политических систем можно сделать вывод, что субъект будет максимально адаптирован и сможет испытывать состояние удовлетворённости при полном доминировании в адаптационном процессе государства или при эффективной адаптивной деятельности развитого гражданского общества по обеспечению баланса интересов личности и государства. Промежуточное состояние чревато конфликтами и дезадаптацией. Особо подчеркнём, что кризисное состояние социальной адаптации в российском обществе до сих пор определяется нашими старыми историческими «болезнями» [9, 27]. Специфика адаптивной ситуации в современной России такова, что с «одной стороны, существует устойчивое убеждение в том, что российское общество за долгие годы царизма и тоталитаризма выработало навык приспособления к любой политике властных структур, с другой же — очевидна неспособность значительной части российского общества соответствовать требованиям его модернизации» [10, 45]. Данное противоречие лишь подтверждает мысль о том, что с конца 1980-х годов российское общество столкнулось с глобальным адаптивным синдромом, который вот уже два с половиной десятилетия оказывает воздействие на характер и течение всех без исключения социально-политических, экономических и психологических изменений в стране. Адаптивный синдром охватил социум, в котором «атрофировались и были полностью или частично уничтожены традиционные механизмы социальной адаптации формировавшегося гражданского общества: общинные и церковные институты, основы рынка и рыночной саморегуляции, независимая пресса и институты права» [11, 263].

Рассмотрим два аспекта проблемы «адаптивного синдрома»: во-первых, будучи крайне болезненным состоянием, адаптивный синдром, поражает все сферы общества: экономику и политику, идеологию и религию, мораль и нравственность. Основным препятствием на пути адаптации к новой рыночной реальности служит тот факт, что, по сути, людям предстоит адаптироваться к капитализму, который ещё недавно оценивался пропагандой и мифологизированным массовым сознанием как враждебная система; во-вторых, на пути к уточнению предмета социальной адаптации личности возникает необходимость использовать категорию «национальное самосознание». «Проблема своеобразия российской духовности, национального самосознания существует уже давно, но каждое новое поколение мыслителей решает её, как, впрочем, и любую другую социально-философскую проблему, заново» [12, 26].

Относительным достоинством дискретного самосознания является его гибкость и адаптивная мобильность, для которой характерен антигуманный характер, поскольку адаптация идёт лишь в интересах государства за счёт чего формировалась устойчивая, традиционная конкретного человека и гражданского общества. В России веками существует этатистски-ориентированная стратегия социальной адаптации. Возможно, дискретность сознания стала своеобразной адаптивной реакцией общества, поставленного перед необходимостью приспособления к неблагоприятным историческим обстоятельствам становления русской нации и государственности (влияние «Схизмы» - ХI в., татаро-монгольского ига - ХIII в. и «Смуты»-ХVII в.), к подавлению независимых адаптивных институтов зарождавшегося гражданского общества (в массе своей насильственные образцы антигуманной по природе «советизации», «коллективизации», «демократизации» России в ХХ столетии). Социальная практика последних десятилетий доказывает, что традиционная, этатистски-ориентированная стратегия социальной адаптации безнадёжно устарела. Разрешение глобального адаптивного кризиса в России возможно только на путях отказа от старой и выработки новой - гуманистической, личностно-ориентрированной - стратегии социальной адаптации.

До тех пор пока в России не сложилось развитое гражданское общество, регулирование адаптационного процесса обязано взять на себя государство. В противном случае стихийный характер приспособления к новой реальности способен толкнуть людей на использование таких антиобщественных частных адаптивных стратегий, которые приведут (и приводят) к массовой криминализации социальных отношений и маргинализации до недавнего времени благополучных слоёв населения (школьная и рабочая молодёжь, студенчество, крестьянство, служащие).

Современное общество нуждается в демократическом типе личности, поэтому особую остроту приобретает вопрос о том, возможно ли изменение идентичности тоталитарного типа личности или же речь можно вести лишь о её адаптации к демократическому обществу. От решения этого вопроса зависят, с одной стороны, выбор путей реформирования общества, с другой - выработка гуманистических стратегий социальной реадаптации личности.

Итак, процесс социальной адаптации можно назвать устойчивым в случае отсутствия серьёзного рассогласования между мировоззренческими основами и теми частными адаптивными стратегиями, которые обеспечивают реализацию приспособительного процесса в конкретной адаптивной ситуации.

Как уже было показано, за годы своего существования тоталитарный тип личности достигает аутентичного соответствия адаптивных стратегий менталитету, комплексу мировоззренческих установок. В результате стратегии адаптации позволяют индивиду существовать в условиях тоталитаризма с минимальными для него психологическими потерями. Однако, оказавшись в качественно новой адаптивной ситуации, тоталитарная личность сталкивается с тем, что привычные и некогда надёжные индивидуальные и коллективные адаптивные стратегии оказываются неэффективными. Длительное существование в антигуманной адаптивной среде тоталитарного общества вырабатывает высокий уровень адаптивности, готовности к мобильным изменениям конкретных адаптивных стратегий под приспособительным прессом режима.

Логично предположить, что адаптивность как свойство личности включает в себя два уровня: операционно-процессуальный (отвечающий за конкретные способы, стратегии приспособления к адаптивной ситуации); мо-тивационный (опирающийся на глубинные мировоззренческие основания личности).

Основной проблемой переходного периода является модификация не столько первого (поверхностного), сколько второго (глубинного) мотиваци-онного уровня, что в конечном итоге должно привести к оптимизации целей и средств процесса адаптации (образование, телевидение, пресса и т.д.).

Кризис социальной адаптации усиливается в рассматриваемый период, так как цели и средства её не оптимизированы ни на одном уровне. Более того, цели не всегда определены, а средства, прежде чем начать работать на новую стратегию, сами должны быть адаптированы к новой ситуации. Анализ показывает низкую вероятность устойчивой адаптации к новому обществу на основе старых целей и средств. В ситуации стихийного развития приспособительных процессов в обществе остаётся возможность лишь неустойчивой адаптации. Но её основой становится уже не насилие и не целенаправленное адаптирующее влияние государства и социума, а личный интерес, связанный с тем, что для человека выгоднее даже минимальная адаптация на уровне сосуществования с новым строем, чем открытая конфронтация. Проблема адаптации в переходный период естественным образом связана с такой особенностью взаимодействия личности с обществом, как «..несинхронный характер общественных и психологических перемен» Адаптивные процессы в демократическом обществе оптимизированы настолько, насколько к их осуществлению готовы структуры гражданского общества. Если при тоталитаризме суть социальной адаптации носила государственный тотально-централизованный характер (в чём и состояла причина её естественной антигуманности), то для социальной адаптации демократического общества характерен общественно значимый, децентрализованный адаптивный процесс, в котором основная тяжесть ложится не столько на деятельность казенных бюрократизированных структур, сколько на целенаправленную восприимчивость институтов гражданского общества.

Литература

1.    Давыдов Ю. Н. Введение. Стабилизационное сознание в век кризиса: его основополагающие категории //История теоретической социологии. - Т.4. - М., 1997.
2.    Totalitarianism. Proceeding of Conference Held of the American Academy of Arts and Science. March 1953.-Cambridge (Mass), 1954.
3.    Ромм М.В. Адаптация личности в социуме: Теоретико-метологическийаспект. - Новосибирск, 2002.
4.    Сорокин П.А. Современное состояние в России// Новый мир.- 1992.- №4.
5.    Фромм Э.Бегство от свободы.- М., 1990.
6.    Горшков М. Российское общество в условиях трансформации (социологический анализ). - М., 2007.
7.    Ромм М.В., Адаптация личности в социуме: Теоретико-методологический аспект. - Новосибирск, 2002.
8.    Гаджиев К.С. Опыт введения в политологию// Полис. - 2006.- №1/2. -С.97.
9.    Опекунов А.Е. Опыт российской модернизации XVIII — ХХI века. - М., 2010.
10.    Левада Ю. Координаты человека. К итогам изучения «Человека советского» //Мониторинг общественного мнения: экономические и социальные перемены. - 2001. - № 1.
11.    Соловьев Э.Ю. Правовой нигилизм и гуманистический смысл права //Квинтэссенция: Филос. альманах - М., 2008.
12.    Голенко З.Т., Витюк В.Т., Черных АН. Гражданское общество в России: теория, история и современность //Социальное расслоение и социальная мобильность. - М., 1999.