| Взаимодействие международного частного права |
О месте и взаимодействии международного частного права и международного гражданского процессаАвтор: В.В.СавчукПроблема определения места международного гражданского процесса и международного частного права в единой правовой системе имеет давнюю историю. До настоящего времени она вызывает споры, не выработано единого подхода, хотя и наметился ряд направлений в ее рассмотрении: – через соотношение частных и публичных правоотношений в международном праве в целом; Приступая к освещению данной проблемы, необходимо сказать о том, что рассмотрение вопроса о месте международного частного права в правовой системе может быть полноценным только при рассмотрении аналогичного вопроса в отношении международного гражданского процесса, так как эти учебные дисциплины существуют в совокупности. В свое время Матвеев Г.К. писал в отношении международного частного права: «нуждается в исследовании как предмет этой отрасли (содержание регулируемых ею правоотношений), так и система – ее общее место в перечне правовых подразделений…» [1, с. 51]. Данное высказывание, с нашей точки зрения, является абсолютно правильным. Необходимо отметить, что в советскую эпоху развитию международного частного права и международного гражданского процесса должного внимания не уделялось. Более того, имели место попытки обезличить частноправовой характер отношений, произвести слияние публичных и частных отношений в международном праве. Теоретики от советской идеологии, имеющие косвенное отношение к науке и судебной практике, помимо вмешательства в частные отношения, вторглись и в учебный процесс. «Трудно объяснимо и другое – исключение науки международного частного права из учебных планов юридических вузов нашей страны. Ликвидация этой дисциплины была сделана в 50-х годах под предлогом сокращения многопредметности в учебных планах путем слияния международного частного права с курсом международного публичного права» [1, с. 51]. Такая ситуация продолжалась примерно до середины 70-х годов прошлого века. Лишь в связи с некоторыми политическими изменениями, неуклонным развитием общественных отношений международное частное право и международный гражданский процесс вернулись в надлежащем виде в систему высшей школы, стали активно развиваться. С этим периодом связывается окончательное становление таких ученых-международников, как Лунц Л.А., Марышева Н.И., Богуславский М.М. и других, работы которых заложили прочный фундамент для развития науки и учебных дисциплин. И хотя данные учебные дисциплины были идеологизированными, тем не менее, в их развитии произошел весьма существенный скачок. Следует отметить смелость Матвеева Г.К., который в 1980 году, задолго до начала «перестройки», одним из первых сделал вывод о том, что слияния дисциплин не получилось, так как крайне отлично содержание регулируемых публичным и частным правом общественных отношений: «терминологическое сходство между институтами международного публичного и международного частного характера не дает оснований к их смешению…» [1, с. 53]. Тем не менее, ряд тезисов, изложенных данным автором, являются спорными. Особенно с точки зрения современных реалий и правовых представлений, начиная с определения международного частного права как отрасли права (тот факт, что международный гражданский процесс не является отраслью права, в научной литературе сомнений не вызывает) вообще и частичной относимости частного права к публичному: «можно сделать вывод о том, что международное частное право занимает промежуточное (хотя и вполне самостоятельное, отраслевое) место между внутренним гражданским и международным публичным правом…» [1, с. 53]. Если выводы в отношении международного частного права, при определении его в системе права как самостоятельной отрасли, являются дискуссионными, то тезис об определении частного права как промежуточного звена между гражданским и международным публичным правом является, очевидно, неверным. Данные выводы оспаривались Г.И.Тункиным В.М.Корецким, И.П.Блищен-ко, И.И.Лукашуком, Д.И.Фельдманом. Не согласимся с подобными утверждениями и мы. Неверность тезиса заключается в том, что, наряду с внутренним гражданским правом, международное частное право включает в себя нормы и семейного права, трудового, и даже уголовного (в части возмещения ущерба, причиненного преступлением), а также нормы гражданского и уголовного процесса. В настоящее время, например в Республике Беларусь, в этой сфере являются превалирующими отношения семейного, а не гражданского характера. Впрочем, причины заблуждений Г.К.Матвеева понять можно. Во-первых, они объясняются традиционной для СССР подменой международных частных отношений отношениями публичными. И хотя слияния публичного и частного права не произошло, тем не менее, в условиях жесткого государственного регулирования на международном уровне частноправовых отношений советских граждан только путем заключенных международных договоров, иного вывода не было бы сделано. Советская правовая система подверглась критике, но ровно настолько, насколько позволила это сделать. Во-вторых, объективно вопросы международного гражданского процесса, традиционно и неправильно относимого только к международному частному праву, являются в любом государстве процессами публичными, а не частными. В-третьих, превалировала дуалистическая правовая концепция разделения международного и национального права. Но и выводы Лукашука И.И. и Фельдмана Д.И. о том, что международное публичное и международное частное право являются подсистемами единого международного права, нами оспариваются: прежде всего, по основанию наделения международного частного права статусом отрасли права по признаку возникновения правоотношений с так называемым «иностранным элементом». Этот признак имеет место, но его применение носит не основной квалифицирующий характер, а частный, и обязательным по отношению к конкретным субъектам правоотношений (прежде всего гражданам, а не юридическим лицам) по конкретному делу он может и не являться. Например, гражданское дело было рассмотрено белорусским судом в отношении лиц, проживающих на территории Республики Беларусь, по правилам белорусского гражданского процесса. Ответчик может выехать на постоянное место жительства за пределы Республики Беларусь, в этой ситуации так называемый «иностранный элемент» возникнет. А может не выехать, или выехать и вернуться, то есть в отношении одного дела «иностранный элемент» может просто исчезнуть. Мы считаем, что наделять по такому неустойчивому признаку отраслевой классификацией международное частное право нельзя. А иных существенных отраслевых классифицирующих признаков нет, особенно учитывая тот факт, что международное частное право включает в себя элементы многих других отраслей права. В Российской Федерации термин «иностранный элемент» в международном гражданском процессе и международном частном праве превалирует. В Республике Беларусь он также распространен. Но в отличие от подхода российского законодателя, определившего соответствующий раздел в ГПК с применением подобного термина, ГПК Республики Беларусь содержит в себе главу, называемую «Международный гражданский процесс». Белорусский подход считаем более правильным, так как он наиболее правильно отражает саму суть рассматриваемых правоотношений и место международного гражданского процесса в системе права. Понятие « иностранного элемента» подробно рассматривали, например, Лунц Л.А. [2, с. 21–22], Богуславский М.М. [3, с. 18–22], Звеков В.П. [4, с. 8– 12] и И.С. Зыкин [5, с. 58], но критической оценки этому понятию не давалось. Только в последнее время подход к правильности применения данного термина стал более критичен. По нашему мнению, справедливо замечание Вельяминова Г.М.: «Спорен, на наш взгляд, и сам критерий так называемого иностранного элемента, его надежность для определения того или иного правоотношения как международного» [6, с. 79]. Помимо этого, у международного частного и публичного права разные правовые источники, объекты и субъекты правоотношений. На наш взгляд, попытки дать оценку месту международного частного права в порядке традиционных отраслевых представлений о системе права в целом, к позитивным результатам не приведут. Тем более не приведут к успеху попытки наделения его названием отрасли права по предмету регулирования специфическим методом качественно однородных общественных отношений, так как оно регулирует различные общественные отношения, имеющие собственную отраслевую классификацию во внутренней правовой системе. Наличие споров на эту тему считаем нецелесообразным, так как, на наш взгляд, сам предмет спора определен некорректно. В ситуации, когда идет оперирование неправильно установленной терминологией, данная проблема решения иметь не будет. Нельзя использовать при постройке дома – «национальной правовой системы» в качестве кирпича тот элемент, который является «раствором» для скрепления разных кирпичей этого дома. В качестве чего-то отдельного и международное частное право и международный гражданский процесс могут выступать как учебные дисциплины, но не как отрасли права. Измените термин, с учетом специфики данных правовых комплексов, и споры исчезнут. Одним из серьезных доводов, в соответствии с которым международное частное право не является самостоятельной отраслью права, будет тот факт, что при попытке наделить его отраслевыми признаками, мы оперируем или понятием субъекта – «иностранного элемента» или средством – применением иностранной нормы права. Но в основе национальной отраслевой системы права находятся не эти критерии, а качественно однородные общественные отношения, которые в МЧП различны. То есть, в привычном понимании, предмета регулирования отрасли права в МЧП просто нет. Никто не отрицает того факта, что, например, в уголовном праве основу отрасли права составляют правоотношения, вызванные совершением преступлений, но мы же не говорим о том, что критериями отраслевой классификации являются субъекты этих правоотношений или правовые нормы, которые в этих правоотношениях применяются. Для национальных отраслей права эти признаки являются частными и носят изменяемый характер. В отношении МЧП мы эти же частные признаки почему-то рассматриваем в качестве определяющих. В то же время в сфере международных публичных отношений квалифицирующий признак – иностранные государства (и их органы) – является неизменным и устойчивым.Межгосударственные отношения всегда остаются межгосударственными. Характер частных отношений может изменяться. Правильно отмечает Матвеев Г.К.: «Полемика о предмете международного частного права привела … к тому, что нормативная разработка многих институтов международного частного права … отстает от требований современной практики…» [1, с. 54]. Рассмотрим иные аргументации. Мюллерсон Р.А. писал: «Существуют две основные концепции о месте международного частного права. Господствующим в советской литературе является подход к нему как к части национального права. Подобной точки зрения придерживается и большинство западных юристов» [7, с. 80]. М.М.Богуславский считает, что природу отрасли права надо определять не по его источникам, а по предмету регулирования (с чем мы полностью согласны), следовательно, международное частное право – это часть внутреннего гражданского права. И вновь возникает извечный спор, который, видимо, никогда не кончится, – международное частное право ближе к международному публичному или к внутреннему гражданскому праву? Мюллерсон Р.А. правильно замечает: «Следует отметить, что отсутствие четких критериев для определения понятия международного частного права привело к тому, что многие авторы говорят о нем не как о реально существующем объекте, а как о науке или учебной дисциплине, не имеющей к тому же четкого объекта исследования» [7, с. 80]. Необходимо отметить, что, несмотря на то обстоятельство, что подобная позиция Мюллерсоном Р.А. критикуется, она не лишена оснований. Действительно, международное частное право, существуя благодаря заимствованию норм из других отраслей, применительно к « иностранному элементу», по сути, является чем-то (как и международный гражданский процесс) обособленным, с точки зрения научного или учебного исследования. Еще Перетерский И.С. говорил о том, что международное частное право является наукой, предмет которой и само название плохо согласуются с принятой классификацией по классическому отраслевому делению системы права. Такую же позицию занимают Л.А.Лунц и А.Б.Левитин. Фактически мы рассматриваем проблему, которая может служить основанием для самостоятельного диссертационного исследования. Данная проблема непосредственно указывает на необходимость кодификации законодательства в сфере международного частного права и международного гражданского процесса с целью создания национального единого нормативно-правового источника. Мюллерсон Р.А. пишет: «Необоснованной представляется сама постановка вопроса, к чему ближе международное частное право» [7, с. 89]. Это и объясняет разбросанность норм МЧП по отраслевому признаку. Из всех авторов Мюллерсон Р.А. дал такое определение международного частного права, которое наиболее близко к сформулированному нами: «В результате можно дать определение международного частного права как полисистемного юридического комплекса, регулирующего международные отношения невластного характера отсылочным (коллизионным) методом...» [7, с. 89]. Неточной, на наш взгляд, является формулировка, указывающая на отношения, носящие только «невластный» характер. Истоки ее, по нашему мнению, в том, что примерно до середины 80-х годов ХХ века господствовала концепция (которая сохраняет некоторые позиции и сейчас), по которой международный гражданский процесс, по сути, рассматривался как некий процессуальный аспект международного частного права, как его подсистема. Мы уже говорили о неправильности такого подхода. Впервые (на диссертационном уровне) такая классификация подверглась серьезной критике А.Ф.Вороновым в 1987 году [8, с. 8]. Следовательно, и коллизионные нормы в международном гражданском процессе рассматривались с позиций частноправового характера. Однако нормы международного гражданского процесса, содержа в себе элементы международного частного и международного публичного права (прежде всего, в сфере заключения договоров, деятельности судов и учреждений юстиции), не могут являться отношениями невластного характера. В связи с этим вышеуказанная формулировка Мюллерсона Р.А. в этой части требует существенной корректировки. Из числа авторов, работавших над данной проблемой, кроме указанных выше, отметим Г.И.Тункина, В.М.Корецкого, Е.Т.Усенко, И.П.Блищенко, Г.В.Игнатенко, А.М.Васильева, Н.В.Миронова, В.С.Верещетина, А.А.Рубанова. Общее состояние дел в анализируемой области хорошо отражает Васильев А.М.: «В международной науке сформировались достаточно устойчивые, хотя и не <…> одинаковые, взгляды на проблему соотношения международного и внутригосударственного права» [9, с. 65]. Автором высказывается мнение о неправильности принятого в общей теории права применения отраслевой классификации по отраслевому признаку применительно к праву международному частному. В свою очередь, Тункин Г.И. в своих работах указывает, что в каждой внутренней отрасли права есть некоторые нормы, которые, так или иначе, отражают нормы международного права и международных договоров. Но это не значит, что выдержки из различных отраслей права составляют иную отрасль права. Такое положение дел, по мнению автора, является неким алогизмом, нарушением структуры построения нормы права и системы права в целом [ 10, с. 27]. Примерно такой же позиции придерживается Игнатенко Г.В., который критикует общую позицию о несовместимости понятий права и отрасли права, выработанных советской правовой системой, к праву международному [11, c. 74]. Игнатенко Г.В., как и Мюллерсон Р.А., дает понятие правоприменительного комплекса, хотя делает это менее определенно: «определенные группы межгосударственных отношений образуют сложные комплексы, регулирование которых является функцией и международно-правовых и национально-правовых норм» [11, c. 77]. Однако, в отличие от Мюллерсона Р.А., характеристика дается и публичным, властным межгосударственным отношениям. Совпадает с мнениями ученых, указанных выше, и позиция Усенко Е.Т.: «Первое несоответствие, с которым мы неизбежно сталкиваемся, проистекает из неприложимости самого понятия права, выработанного советской теорией права, к международному праву» [12, c. 46]. На наш взгляд, и возможное принятие кодифицирующего закона «О международном частном праве» не позволит говорить о международном частном праве как об институте, обладающем отраслевыми признаками. Интересной является теория, по которой международное частное право является, прежде всего, правом коллизионным, в котором вообще мало общего с правом публичным. Такой точки зрения придерживается Дж.Моррис и Дж.Ч.Чешир. В свою очередь отметим, что признак коллизионности, как таковой, не может являться основанием наделения международного частного права отраслевыми признаками, так как вопросы применения коллизионных норм права напрямую соотносятся с условиями возникновения оснований их применения, то есть, ориентированы на так называемый «иностранный элемент» в гражданских правоотношениях. В качестве подтверждения того, что и международное частное право и международный гражданский процесс не могут рассматриваться только как составные части национального права, служит следующее высказывание: «…даже в случае, когда проверенные процессуальные теории распространяются на международный гражданский процесс, истина открывается лишь частично: первоначально ситуация ограничивается лишь участием иностранного лица в национальном процессе. Но такое участие, как правило, требует подключения к национальному процессу органов иностранного государства. Однако последние действуют на основе собственных процедур. Следовательно, процесс становится двойственным» [13, с. 363]. Таким образом, внося в элементы международного права не только нормы, присущие внутреннему праву, но и нормы иностранного законодательства, мы неизбежно, без процедуры рецепции, руководствуемся иностранным правом, что уже говорит о том, что эти нормы не являются исключительно правом национальным. Кодификация в виде единого закона норм МЧП и МГП представляется необходимой и по причине правовой природы международного гражданского процесса и международного частного права в целом. Еще в 1987 году в кандидатской диссертации «Признание и исполнение иностранных судебных решений в СССР» Воронова А.Ф. высказывались сомнения относительно правомерности полного причисления института международного гражданского процесса к международному частному праву. Сомнения эти имели и имеют под собой реальную почву. Автор доказывал, что нормы гражданского процесса, определяющие деятельность органов юстиции и судов, не могут быть относимы к вопросам международного частного права, так как деятельность данных учреждений всегда носила ярко выраженный публичный, властно-правовой характер. Мы частично согласны с данной позицией, но только в той части, которая указывает на обособленность норм международного гражданского процесса от норм международного частного права в целом. Фактически в настоящее время не вызывает сомнения тот факт, что отдельной отраслью права международный гражданский процесс не является. Вместе с тем, в последнее время международный гражданский процесс и в учебных планах все чаще и чаще рассматривается в качестве отдельного курса, а не как институт в составе международного частного права. В то же время мы не согласны с полным отторжением норм международного гражданского процесса от международного частного права. Так где же истина? Как представляется, в наличии вышеуказанных противоречий и кроется уникальная правовая природа международного гражданского процесса. Считаем, что международный гражданский процесс не является частью ни одной из существующих отраслей права или правовых комплексов, а представляет собой межсистемный (или межотраслевой) правовой комплекс. Помимо отраслевой теории права, присущей романо-германской правовой системе в целом, в теорию права необходимо вводить понятия таких правовых институтов, вбирающих в себя нормы различных отраслей права (как материальных, так и процессуальных), согласующихся между собой по некоему специфическому признаку. В нашем случае данным специфическим признаком является участие в делах «иностранного элемента» и необходимость применения иностранной нормы права. Если исходить из логики причисления международного гражданского процесса к международному частному праву, то с таким же успехом его можно причислить и к национальному гражданскому процессу, гражданскому, семейному, уголовному, трудовому праву и так далее. Тихиня В.Г. отмечает: «Международный гражданский процесс – это комплексное понятие, включающее в себя совокупность вопросов, связанных с защитой прав иностранцев в суде…» [14, с. 278]. Именно по этой причине нельзя разбрасывать нормы, регулирующие международный гражданский процесс по разным правовым актам, это нелогично, во многих государствах данный вопрос давно решен и приняты соответствующие внутренние законы. Тогд а почему же нужен закон «О международном частном праве», а не «О международном гражданском процессе»? Как нам представляется, все же нормы международного частного права являются наиболее близкими и емкими по отношению к международному гражданскому процессу, мы уже указывали на недопустимость отторжения этих норм. Помимо этого, целью такой кодификации не является выделение международного гражданского процесса в отдельный закон, важно, чтобы нормы находились в одном нормативно-правовом акте и, что еще более важно, чтобы имели характер прямого действия, а не отсылочный характер, как в настоящее время. На наш взгляд, нормы, содержащиеся в международном и внутреннем праве, находясь совершенно в разных плоскостях, не могут образовывать и самостоятельную отрасль права. Надо признать, что нормы международного гражданского процесса, как и нормы международного частного права не поддаются «классической» правовой оценке. В целом МГП как межсистемный правовой комплекс своей основной гранью находится на стыке международного частного гражданского права и гражданского процесса. Попытки определить систему международного права (публичного и частного) привели в 1969 году (по инициативе Л.Н. Галенс-кой) к делению права на материальное и процессуальное. Такое положение подверглось критике со стороны Пушмина Э.А. [15, с. 107] и Игнатенко Г.В. [16, с. 26]. Г.В.Игнатенко отметил, что это не проблемы системы права, а проблемы учебного курса. Мы с ним полностью согласны. Такое высказывание лишний раз подтверждает, что нельзя во всех случаях пытаться отождествить учебную дисциплину с отраслью права. Например, уголовное право, будучи отраслью права, прежде всего, отождествляется с уголовным кодексом, гражданское – с гражданским и так далее (хотя, как системы отраслевого права, они вбирают в себя гораздо большее количество нормативных актов) и отождествляются с соответствующими учебными курсами. Однако мысли о наделении международного частного права отраслевыми признаками и о причислении международного гражданского процесса к праву частному и в настоящее время имеют место: «Унификация международного гражданского процесса как части международного частного права в указанных областях…» [17, с. 7]. Отметим тот факт, что, в частности Ануфриевой Л.П., вопрос о месте МГП рассматривается с двух позиций: в системе юридических наук и в системе права [18, с. 589-560]. Мы уже отмечали, что следует различать статус МГП как науки или учебной дисциплины и как правого комплекса. В отличие от многих отраслевых наук совпадения отрасли права и учебной дисциплины в данном случае не происходит (как и в случае с МЧП). Между тем, и в части определения МГП в науке и образовательном процессе есть различные мнения. Часть ученых склонна относить в системе юридических наук МГП к международному частному праву в качестве некоторого процессуального аспекта данной дисциплины (что традиционно часто делается). Другая часть считает, что МГП должно относиться к национальному гражданскому процессу: например, Лунц Л.А., Перетерский И.С., Звеков В.П., Садиков О.Н., Поздняков В.С., Грингольц И.А., Розенберг М.Г. Их подход в целом характеризуется следующей концепцией – нормы МГП относимы к гражданскому процессу как отрасли права (то есть закрепляются в системе права), а к МЧП они относимы как проблемы научные (то есть закрепляются в системе юридических наук). Но, на наш взгляд, нельзя столь категорически относить нормативное содержание МГП или к национальному гражданскому процессу или к МЧП. Это все взаимосвязано, а научные проблемы МГП могут относиться не только к МЧП, но и гражданскому процессу в целом. В то же время некоторые правовые институты, например, в зависимости от цели их применения, могут быть нормами как материальными (то есть относимыми к МЧП), так и процессуальными ( относимыми к МГП). Имея такую правовую взаимосвязь, причем не только научную, но и правоприменительную, разграничить четко эти понятия, как представляется, нельзя. Отсутствие четких предметных критериев раздела и говорит о полисистемности норм МГП и МЧП. Являясь правовым комплексом, МГП, скорее, как уже отмечалось, находится на грани этих наук и дисциплин. Но в системе права она не поглощается ни МЧП, ни национальным гражданским процессом. Но в то же время Ануфриева Л.П. считает МЧП отдельной отраслью права [16, с. 591], что, как представляется, является ошибочным. В заключение этой темы отметим, что в последнее время в ФРГ получает все большее распространение точка зрения, в соответствии с которой нормы МГП должны быть выделены в особую отрасль права – международное гражданское процессуальное право, причем в виде отрасли правовой системы, а не системы наук. Думается, что попытка наделения МГП такими отраслевыми признаками происходит в связи с позицией, занятой сторонниками определения МЧП как отрасли права. В данном случае, видимо, проводятся аналогии между наличием материальной и процессуальной связи некоторых отраслей права, прежде всего, гражданского и гражданско-процессуального. Отметим, что если исходить из концепции определения отрасли права, действующей у нас, то у МГП оснований стать самостоятельной отраслью права значительно меньше, чем даже у МЧП, так как существенно различаются правоотношения и правовые источники их процессуального регулирования. Полноценное рассмотрение данной проблемы невозможно без анализа соотношения национального и международного права в целом и определения их приоритета. Этот подход при определении места МЧП и МГП в правовой системе позволит нам не только определить спорные моменты, возникающие как во внутренней правовой системе, так и в международной. Соответственно и выводы будут носить более объективный характер, так как учитываются все теоретические аспекты рассматриваемого вопроса. Такой анализ возможен только через призму спора «националистов» и «интернационалистов» в международном праве. Первые не отрицают примат международного права над национальным, но при этом считают, что международное право для отдельно взятого государства может возникнуть только при условии соответствия данного права национальной правовой системе. Следовательно, их вывод заключается в том, что международное право – это не что иное, как совокупность совпадающих правовых норм различных государств, нашедших свое отражение в соответствующих международных соглашениях. При этом, так или иначе, происходит либо импле-ментация, либо инкорпорация, либо трансформация этих норм. Такую позицию очень четко определяет высказывание Вельяминова Г.М.: «А коль скоро гражданско-правовые (и смежные) отношения, бесспорно, регулируются, прежде всего, гражданско-правовыми, в принципе – национальными нормами, то и международное частное право есть, по-видимому, право национальное» [6, с.77]. Аналогичную позицию поддерживают М.М.Богуславский, А.Б.Альтшулер, М.И.Брагинский, И.А.Грингольц, В.П.Звеков, С.Н.Лебедев, А.Л.Маковский, Г.К.Матвеев, М.Г.Розенберг, А.А.Рубанов, О.Н.Садиков, английский ученый М.Вольф. Данная теория в настоящее время является господствующей и каких-то правовых теорий, способных ее опровергнуть, не выдвинуто. Идентичного мнения Верещетин В.С. и Мюллерсон Р.А.: «В настоящее время государства, принимая на себя международные обязательства, тем не менее, стремятся, как правило, оставаться судьей в своем собственном деле, решая чаще всего в одностороннем порядке и окончательно вопросы толкования и применения принятых обязательств» [19, с. 6]. Такой же точки зрения придерживаются и Л.А.Лунц с Н.И.Марышевой, которые определяют значение собственного гражданского процессуального права во всех видах гражданских дел, невзирая на наличие « иностранного элемента», как доминирующее. Такой подход представляется как аксиома. Истина, как обычно, находится где-то посередине. Несмотря на то обстоятельство, что большинство ведущих юристов-международников во всем мире придерживается именно такой позиции, следует отметить тот факт, что эта теория, имея серьезное научное и практическое обоснование, тем не менее, содержит ряд серьезных изъянов, не вписывающихся в сложившиеся правовые представления, на которые не принято обращать внимание. Серьезное противоречие данному постулату заключается в том, что если при рассмотрении вопроса об унификации коллизионных норм права в рамках заключаемых международных соглашений теория « фактического» примата национального права над правом международным (а не наоборот, как, например, отражено в ст. 543 ГПК Республики Беларусь) соблюдается, то при внесении в национальное правовое поле иностранной нормы права в виде судебного решения данная теория нарушается. Во-первых, неясно для чего законодателю в этом случае понадобилось при отсутствии « чистого» международного права вносить в закон нормы, принудительно закрепляющие примат международного права над национальным. Тем более что в сфере международного гражданского процесса в Республике Беларусь господствует институт обязательного заключения международного договора, то есть происходит обязательная унификация коллизионных норм права и сравнение правовых систем. Во-вторых, поскольку у каждого государства и процессуальное и материальное законодательство различно, то и решение иностранного суда может вступать в противоречие (и, как показывает судебная практика, вступает) с правом национальным. Ведь международное частное право и международный гражданский процесс формируются не только за счет соотношения «норма национального права – норма в договоре» отдельно взятого государства. Таких государств в структуре построения правовых источников как минимум два. Следовательно, норма права иностранного государства уже может не совпадать с аналогичной материальной или процессуальной нормой права национального. Так о какой же полной им-плементации норм международного права во внутригосударственное право мы говорим, если на признание и исполнение могут поступать иностранные судебные решения, вступающие в противоречие с национальным правом? Причем такие ситуации возникают в рамках заключенных международных договоров, то есть после унификации коллизионных норм. Таким образом, не все нормы международного права являются частью национальной правовой системы, и, следовательно, международное частное право (как и международный гражданский процесс) существуют как отдельное правовое явление и исключительно частью права национального не являются. Здесь мы наблюдаем некую « абсолютизацию» точки зрения « националистов». Если же, как указывалось выше, доминирующее значение собственного гражданского материального процессуального права, семейного права являлось бы аксиомой, то зачастую имело бы место элементарное несоблюдение норм (и опять же, как показывает судебная практика, имеет) международных договоров. Помимо этого, возникает спор о терминологии. Необходимо отдавать отчет в том, что если мы рассматриваем указанную проблему с точки зрения возникновения международного частного права и международного гражданского процесса в Республике Беларусь, то есть абсолютизируем данную проблематику применительно к нашему государству, то это один вопрос. Если же мы говорим о науке международного частного права и международного гражданского процесса в целом (а вторая позиция представляется более правильной, особенно с учетом наличия признака международности правовых отношений), то позиция ученых, отрицающих наличие в «чистом виде» некоторой части международного частного права, не выдерживает критики. Ведь независимо от нашего участия и сознания международной обстановки, обширности международно-правовых связей, международное частное право и международный гражданский процесс существуют в виде правоотношений иных государств и индивидуумов. Следовательно, эти нормы существуют и вне нашей правовой системы и в то же время могут затрагивать и интересы Республики Беларусь. В-третьих, позиция «националистов» опровергается судебной практикой по конкретным делам (связанной либо с исполнением международно-правовых обязательств, либо с их ненадлежащим исполнением), о чем было уже сказано. В-четвертых, если бы речь шла о полной взаимозаменяемости правовых институтов, закрепленных в праве международном и праве национальном, то не было бы необходимости законодателю вводить ограничения на пути проникновения иностранной нормы права в виде оговорки о публичном порядке и др. В-пятых, имеются противоречия в рассуждениях некоторых авторов. Производится наделение иностранного судебного решения признаками обязательности и исполнимости как решения внутреннего, в то же время провозглашается приоритет нормы внутреннего права, хотя такое решение уже является иностранной нормой права. В-шестых, международное частное право обладает некоторыми правовыми институтами, которые свойственны только ему и заимствованиями из внутреннего права не являются. Например, институт оговорки о публичном порядке, который неприменим к решениям собственных судов. Однако и позицию «интернационалистов» мы не разделяем. Нельзя ее разделить, прежде всего, по той причине, что, несмотря на то, что не все нормы международного права относимы к праву национальному отдельно взятого государства (что не исключает наличия этого права как такового), большинство основных международно-правовых институтов находят свое правовое закрепление во внутреннем праве. Следовательно, и право национальное, и право международное являются неразрывными звеньями одной цепи, позволяющей удерживать на определенном уровне международно-правовые отношения частного и публичного характера. Доводы о том, что при доминировании института заключения международных договоров в международном гражданском процессе порядок оказания правовой помощи (что вызывает в последующем частноправовые отношения) определяется, прежде всего, договором, а не внутренним правом, а при их противоречии применяется норма договора, а не национального права, являются, конечно, правильными. Можно говорить и о двойственности самих договоров как источников права. Но при этом не следует забывать о том, что сами договоры заключаются в соответствии с действующим внутренним законом, без которого не произошло бы возникновения самого договора. В самих договорах содержатся некоторые нормы, продублированные в национальном законодательстве, препятствующие исполнению договора. Что же касается института взаимности, как правило, находящего правовое закрепление в традиционных внутренних правовых источниках, то позиция «интернационалистов» критики не выдерживает, поскольку при такой процедуре любая иностранная норма проходит жесточайшую проверку на предмет соотносимости с внутренним правом. Таким образом, применительно к рассмотрению вопроса о соотношении норм внутреннего и международного права, на наш взгляд, однозначно можно сказать о том, что внутренние нормы права носили и будут носить более значимый характер в международной правоприменительной деятельности. Позиция « националистов» выглядит более взвешенно и обдуманно, чем позиция «интернационалистов». Однако и с заявлениями о том, что международное частное право и международный гражданский процесс являются частью права национального, мы согласиться не можем. Эта структура является более сложной и включает в себя как нормы национального (в той или иной формах) права, так и нормы права международного. Но следует отметить, что их соотношение не является одинаковым. Доминирует, безусловно, право национальное, но это происходит только на стадии подготовки и формирования соответствующих внутренних и международных нормативно-правовых актов. На стадии их исполнения доминирует норма международного права ( после заключения международного договора), хотя практика показывает, что это требование выполняется далеко не всегда. Наша позиция заключается в том, что при признании и исполнении иностранных судебных решений при наличии международного договора, норма такого договора должна обладать приоритетом. Поэтому мы не можем согласиться с некоторыми мнениями, указанными выше. Рассмотрим мнение Жандаровой М.И. в этом вопросе: «Каждый договор обязателен для участников и должен добровольно выполняться. Государство обязано сделать все, от него зависящее, для реализации договора по всей полноте. Отказ от договора допустим только в соответствии с международным правом. Нельзя ссылаться на свое внутреннее право как основание для невыполнения договора» [20, с. 58]. Если данная позиция является, по сути, официальной позицией Министерства юстиции Республики Беларусь, подкрепленной требованиями ст. 543 ГПК Республики Беларусь, то мнение Мюллерсона Р.А. носит научное обоснование: «предписания международных договоров, направленные на регулирование международных отношений, … должны применяться единообразно во всех государствах – участниках договора, независимо от особенностей их национального права» [7, с. 83]. Обратим внимание на то, что, несмотря на всю схожесть международного гражданского процесса и международного коммерческого арбитража, между ними есть существенное отличие. По хозяйственным договорам может быть установлен правовой режим, не применяемый к внутренним экономическим правоотношениям, например режим импортера-экспортера (или режим в сфере порядка осуществления международных расчетов). В сфере применения международного гражданского процесса такие правила неприменимы, и связь права национального с международным должна быть очевидной, правовой режим существенно отличаться не может от правил, определенных внутренним правом. Данные позиции абсолютно четко, лаконично и в соответствии с требованиями действующего законодательства определяют примат нормы международного договора над нормой права национального. При этом ни о какой доминирующей роли внутренних норм в сфере международного частного права и международного гражданского процесса не говорится. Надо отметить тот факт, что в мире законодатели, в целом, более тяготеют к наделению приоритетом собственной правовой системы. В Республике Беларусь данный подход требует некоторого пересмотра, так как судебная практика показывает, что даже в одинаковых правовых условиях наши партнеры по международным договорам далеко не всегда руководствуются принципом приоритета нормы международного права. Однако для этого необходимо изменение законодательства, прежде всего переход на принцип взаимности, урегулированный внутренним законом, без взятия на себя международно-правовых обязательств и с закреплением в нем основных принципов международного права. На основании изложенного, поскольку международное частное право состоит и из норм национального (в том числе из разных отраслей права) и из норм международного права, оно являться только частью какой-то отдельно взятой отрасли не может, равно как не может выступать в качестве самостоятельной отрасли права. Проанализируем второй основной вопрос рассматриваемой проблемы, который тесно переплетается с первым, но является самостоятельным – сопоставление дуалистической и монистической концепции: «Согласно дуалистической концепции международное и внутригосударственное право представляют собой две различные самостоятельные правовые системы, тесно соприкасающиеся, но никогда не пересекающиеся» [21, с. 56]. Как отметил Дж. Гинзбургс, заслуженный профессор Университета Ратгерса США: «В целом правовой системе СССР и его доктрине была присуща дуалистическая концепция, согласно которой международное право и внутреннее право рассматривались как различные системы, раздельные и равные. Тем не менее, под давлением потребностей международного общения советские чиновники признали неизбежность частичной имплементации международных правил во внутреннее право» [22, c. 108]. Надо отметить, что в настоящее время острой необходимости имплементации норм международного права в право национальное в Республике Беларусь нет. В целом, и в теории и на практике мы несколько отошли от дуалистической концепции, чему, безусловно, помогли процессы, направленные на строительство правового государства. Схожие процессы наблюдаются и в Российской Федерации: «Строительство правового государства в России и развитие ее связей с внешним миром выдвинули на передний план проблему соотношения международного и внутреннего права в формирующейся правовой системе страны». Таким образом, монистическая концепция взаимоотношений является доминирующей и более соответствует позиции «националистов». Отметим, что в случае внедрения в международный гражданский процесс, при признании и исполнении иностранных судебных решений, принципа взаимности, фактически не оспаривается доминирующее значение национального права над международным, поскольку сама процедура и условия признания иностранного судебного решения базируются на основе внутреннего законодательства и никак не связаны с конкретными международно-правовыми обязательствами. Итак, подведем итоги. 1. Как представляется, и международное частное право, и меж дународный гражданский процесс являются уникальными полиси стемными правовыми комплексами, включающими в себя и нормы национального отраслевого ( как материального, так и процессуаль ного) права, и нормы права международного. 2. Международное публичное право является отдельной отрас лью права, а частное, по нашему мнению, – нет. Соответственно под системами единого международного права они быть не могут, так как имеют принципиально разное правовое построение. Междуна родное частное право, не являясь частью права публичного, тем не менее, с ним взаимосвязано, равно как и с национальным гражданс ким правом и другими отраслями права. Международный гражданс кий процесс не является частью права частного, хотя международ ное частное право и содержит как правовой комплекс в себе элемен ты и международного гражданского процесса, и отраслей националь ного права. В свою очередь, международный гражданский процесс содержит в себе и нормы международного частного права, и нормы национального гражданского процесса, находясь на стыке этих наук, и процессуальные нормы иных отраслей внутреннего и международного публичного права. При этом МГП характеризуется, в отличие от МЧП, публичностью правоотношений, что характерно для процессуальных норм, как норм властных, в целом. 3. И МЧП и МГП как отдельные объекты, а не полисистемные правовые комплексы, выступают только в роли разделов науки и учебных дисциплин, характеризующихся специальным предметом изучения и исследования, а не характером общественных отношений, в отличие от отраслевых дисциплин. 4. Представляется, что наделение МЧП такими отраслевыми критериями, как субъект – «иностранный элемент» и средство регулирования – «иностранная норма права», является неправильным. Эти критерии носят частный и изменяемый характер. Главным же критерием отраслевого определения должен являться « однородный характер общественных отношений», то есть предмет регулирования. В отношении МЧП это правило не соблюдается, так как оно регулирует различные общественные отношения – гражданские, уголовные (в части возмещения ущерба), семейные, трудовые. 5. На наш взгляд, споры, которые длятся уже не первый десяток лет, относительно определения места международного частного права и международного гражданского процесса в системе права, являются неплодотворными и бессмысленными. В привычном отраслевом понимании системы права, их нормы в «классическую концепцию» системы права не вписываются. Необходимо изменять сам подход к этой проблеме путем оперирования иным понятийным аппаратом. Этот спор является спором «о терминах», а не спором по существу проблемы. Поскольку сам предмет спора определен некорректно, то в ситуации, когда идет оперирование неправильно установленной терминологией в связи с попытками определить место МГП и МЧП в правовой системе в силу традиционных представлений об этой системе, данная проблема никогда решения иметь не будет. 6. В части соотношения права национального и международного отметим то обстоятельство, что и МЧП как полисистемный юридический комплекс, и МПП как отрасль права, не являясь подсистемами международного права как такового, образуют сложную взаимосвязь, одновременно содержа в себе и нормы национального и международного права. При этом и попытки отнести их к праву только международному, и попытки отнести их к праву только национальному являются ошибочными. 7. В отличие от сложившейся концепции отрицания существования международного права в «чистом виде» (то есть признания норм международного права только в виде имплементированных в национальном законодательстве и международных договорах норм), международное право как нормативная база, явление и объект существует независимо от наличия таких норм во внутреннем праве. Список литературы 1. Матвеев Г.К. Международное частное право как отрасль советского права // Советское государсто и право. – 1980. – № 6. – С. 51–58. |
| < Предыдущая | Следующая > |
|---|