Володина С.И.

Проблемы образования судебного оратора

Проблема образования многоаспектна. Это не просто накопление некоторой совокупности знаний это прежде всего создание условий для вовлеченного самопознания, самообучения и самовоспитания. Очень важно проследить каким образом и при каких условиях образование спо­собно помочь будущему оратору адаптироваться в приобретении и при­менении навыков оратора. Безусловно образование это прежде всего про­цесс и результат передачи предшествующими поколениями значимого профессионального опыта.

Б.С. Гершунский выделяет четыре аспекта содержательной трак­товки понятия «образование»: ценность, система, процесс и результат. И с этим определением нельзя не согласиться.

Профессиональное образование, по мнению С.Я. Батышева, пред­ставляет собой процесс и результат овладения определенным уровнем знаний, умений и навыков, норм и ценностей по конкретным профессиям с одновременным формированием общей культуры личности.

Для адвоката в понятие профессионального образования включает­ся, прежде всего умение критически мыслить, оценивать существующие правовые проблемы с разных позиций. Действительно для профессио­нально образованного адвоката или просто будущего оратора важно иметь высокий уровень развитых способностей, но еще более важно уметь индивидуально применять изученное к каждому конкретному при­нятому на себя поручению.

Можно выделить одинаковые по степени значимости образователь­ные уровни адвоката: общеобразовательный; профессиональный; комму­никативный; филологический. При отсутствии одного из некоторых уров­ней нарушается необходимое единство образования оратора.

В данном контексте под содержанием образования следует пони­мать ту систему научный знаний, практических умений и навыков, а так­же мировоззренческих и нравственно-этических идей, которыми необхо­димо овладеть в процессе обучения¹ и самообучения.

Для того, что бы правильно исследовать и оценить образование ора­тора необходимо определиться, что такое риторика для судебного орато­ра. Существуют разные точки зрения. Наука или искусство убеждения при помощи слов? Но большинство авторов приходят к тому, что ритори­ка триедина. Она была искусством убеждать с помощью слов, наукой об искусстве убеждать с помощью слов и процессом убеждения, основанным на моральных принципах.¹

Прежде всего, надо научиться правильно понимать, мыслить, гра­мотно говорить и писать. Образование оратора, специальная (собственно риторическая) часть которого, по мысли Квинтилиана, «не требует мно­гих лет»,² начинается с полноценного общего образования и овладения родным языком в той степени, которая исключает затруднения или ошиб­ки в устном и письменном общении на распространенные темы. И что очень важно особенно в риторике, она должна не просто показать, а до­ходчиво раскрыть все возможные области и способы практического при­ложения теоретического знания. Но профессиональная риторика, напри­мер юридическая осуществляется не только на определенном объеме тео­ретических знаний, но и предполагает знание о той деятельности в рамках которой предстоит использование риторического знания, а что самое главное предусматривает овладение принятой системой ценностей, пове­денческими навыками и умениями.

Мышление должно быть логически правильным и ситуативно-адекватным, речь – правильной, ясной, уместной, яркой и безупречной в смысле ее соответствия культурно-речевым нормам. А для судебного ора­тора она прежде всего должна быть уместной, а затем профессиональной, ясной, точной, лаконичной, образной и все это вместе должно приводить к ее убедительности.

Такое образование человек получает в детстве и отрочестве, благо­даря семейному и школьному воспитанию, неотъемлемой частью которых должно быть привитие вкуса к самостоятельной интеллектуальной дея­тельности, к творчеству, развитие нравственных начал личности. Именно эти качества подкрепляют и делают практически применимой общую культурно-речевую компетенцию, без которой дальнейшие шаги на пути к ораторству будут бессмысленны. Здесь же, на уровне первоначального образования, будет полезна и риторическая «пропедевтика», прежде все­го, заключающаяся в воспитании серьезного отношения к мысли и к сло­ву, в развитии базовых коммуникативных навыков.

Вот, например, даже современным ценителям знаменитый адвокат Н.П.Карабчевский «кажется почти невероятно многогранным». В этом есть большая доля правды: его творческое наследие включает в себя сти­хи, художественную прозу и критику, переводы, судебные очерки и речи, публицистику, мемуары.¹Карабчевский был в числе учредителей автори­тетного еженедельника «Право» и «Юрист». Современники о нем скажут, что он « отличался правовой эрудицией, даром слова и логического мыш­ления, находчивостью, силой характера, темпераментом бойца», но при этом все признают, что это завоевал он не только талантом, но и подвиж­ническим трудом.

Когда читаешь вспоминания об А.Ф.Кони, о нем ни когда не гово­рят только как о судебном деятеле, а всегда добавляют, что он ученый – юрист, блестящий оратор и талантливый писатель, критик, мемуарист. Широта его знаний области литературы, истории, философии, права, ме­дицины и психологии поражала знавших его людей.² Еще при его жизни скажут, что все это стало возможным при наличии огромной и долговре­менной памяти, острого ума и желания учиться всему и всегда.

Знаменитый адвокат прошлого века Д.П.Ватман имея два высших образования являлся носителем поистине энциклопедических ( «талмуди­ческих», как о нем говорили его учителя) знаний: ему были интересны шахматы и философия, теория относительности Энштейна и политика, художественная литература и, конечно же, право, которые он знал в со­вершенстве с истоков.³

Чтобы наша способность к убедительной речи могла развиваться, в первую очередь, надо научиться внимательно относиться к содержанию речи к истинному ее смыслу. Кажущаяся простота достижения соответст­вующей способности мыслить и говорить на самом деле требует очень взыскательного отношения к тому, что и (особенно) как говорится и пи­шется, требует вдумчивого, обильного и содержательного чтения, требует осознанной практики в устной и письменной речи.

Совершенство в обыденной, не требующей специальных познаний или способностей речи, достигается, прежде всего, постоянным самообра­зованием, хотя полноценное среднее и высшее образование является для этого обязательным фундаментом. Есть одна легенда о мудреце обучав­шему риторике, который каждый раз по разному выбирал себе учеников. И когда его спросили, что вы в учениках проверяете, он ответил: «Спо­собность учиться всегда и во всем». И в этом заложена основная мудрость получения самообразования.

Ораторское искусство – это смешение жанров человеческой дея­тельность. Оно имеет постоянное как интеллектуальное, так и эмоцио­нальное содержание и требует не только ясного разума, но и хорошей техники, использования не только головы, но и тела.¹

Именно постоянное самообразование вкупе с привычкой к анализу всякого произнесенного нами или при нас слова формируют в человеке свойство, которое современное отечественное языкознание обозначило как развитую языковую личность. Первый и главный признак наличия соответствующей способности – это безупречное чувство уместности ре­чевого поступка, правильности и точности языка, стремление при всяком возможном случае утвердить нормы правильного мышления и грамотной родной речи. Такой уровень владения языком предполагает любовь к точ­ности и красоте родного слова, стремление к его совершенству. Эти каче­ства присущи каждому обладателю правильной и богатой речи вне зави­симости от его профессиональной принадлежности, образовательного ценза или социального статуса.

Только при наличии этих качеств имеет смысл приступать к изуче­нию основ теоретической риторики и специальным упражнениям, при­званным подготовить нас к практическому действию словом. Кроме того, необходимо отчетливо понимать, что и для каких целей мы будем осваи­вать, каков культурный контекст искусства публичной речи, какие этиче­ские требования могут ограничивать нас в нашей риторической практике, с самого начала необходимой для образования в нас оратора.

Риторическая традиция, включающая в себя всю совокупность зна­ния человечества о том, как хорошо и убедительно говорить, имеет в ос­нове капитальные труды античных риторов, сформулировавших базовые положения риторики, в том числе и рекомендации по подготовке орато­ров. Ядро риторического знания содержится в трактатах Аристотеля, Ци­церона и Квинтилиана. Со времен античности оно существенных измене­ний не претерпело, хотя современные коммуникативные дисциплины не­сколько расширили возможности убедительного построения и достовер­ного понимания текста. Классическая риторика оказалась тесно взаимо­связана с философией языка, семиотикой, теорией аргументации, комму-никативистикой, психолингвистикой, когнитивной психологией и други­ми научными дисциплинами. При этом риторическое знание остается наиболее значимым элементом во всей совокупности наук о человеческом языке и общении, именно оно лежит в основе большинства этих наук.

Еще в античную эпоху определились два основных подхода к опре­делению предмета и назначению риторики. Аристотель определял рито­рику как «способность находить возможные способы убеждения относи­тельно каждого данного предмета», не включая в цели риторики собст­венно убеждение.¹ Тем самым он подчеркивал методологическую суть риторического знания, которое, если исходить из его понимания, является основой убедительной речи, но не самим красноречием.

Иного мнения придерживался Цицерон, определявший главной за­дачей риторики не столько обнаружение убедительной аргументации, ко­торая в свою очередь имеет источником не «предписания утонченной науки, а самый обычный здравый смысл», сколько искусную разработку найденных доказательств.² Высшим достоинством красноречия он видел умение «распространить свой предмет»³, а областью красноречия «всю область знания», которая касается гражданских, уголовных и государст­венных дел.⁴ Цицерон полагал, что «оратором будет тот, кто любой пред­ставившийся ему вопрос, требующий словесной разработки, сумеет изло­жить толково, стройно, красиво, памятливо и в достойном исполнении».⁵ При этом все построение убедительной речи он сводил к тому, чтобы «доказать правоту того, что мы защищаем; расположить к себе тех, перед кем мы выступаем; направить их мысли в нужную для дела сторону».⁶

Очевидно, что основатели риторической традиции были не до конца солидарны относительно предмета и целей риторики, но в ее основе виде­ли категорию убеждения, рассматривая ее либо с аналитических позиций, либо с точки зрения непосредственных задач ораторского искусства. И в том, и в другом случае они вели речь о способах убеждения, сформировав тем самым общее представление о предмете риторики.

Однако уже в самом начале риторической традиции Квинтилианом, обобщившим в педагогических целях свод риторического знания, был обоснован и другой взгляд на сущность предмета риторики. «Риторика есть наука хорошо говорить»,¹ утверждал Квинтилиан, умело полемизи­руя с теми, кто усматривал предметом риторики убеждение.

«Говоря перед судьями, стараемся, правда, выиграть дело: но если хорошо говорим, то хотя бы и не получили желаемого успеха, все испол­няем, предписанное наукой. Кормчий желает благополучно войти с ко­раблем в пристанище; и хотя восставшая буря тому препятствует, он не перестанет быть кормчим... И врач старается помочь больному; и хотя по жестокости болезни, или по невоздержанию больного не успеет, но ежели он употребил все средства, врачебной наукой показанные, нельзя почесть его удалившимся от своей цели. Так и у оратора есть единственная цель

хорошо говорить. Искусство сие заключается в действиях, а не в послед-ствии».²

Следует признать, что в силу неверного целеполагания, определе­ние, данное риторике Квинтилианом, не прижилось в риторической тра­диции, хотя иногда его можно встретить в современной филологической литературе.

В настоящее время можно наблюдать разделение понятий риторики как науки об изобретении мыслей и красноречия, отвечающего за средст­ва их выражения и расположения.³ Условность этого разделения, идущего от различия определений риторики, данных Аристотелем и Цицероном, определяется тем фактом, что мысль, как заметил Л.С. Выготский, «не выражается в слове, но совершается в нем».⁴ Поэтому, говоря о красноре­чии и риторике мы будем иметь ввиду практический и теоретический ас­пекты цельного риторического знания.

Сформулированный современной теорией речевой деятельности (психолингвистикой) принцип единства мысли и слова⁵ можно предста­вить как основу риторического метода познания и представления истины. Именно поэтому взаимосвязь собственно риторики в аристотелевом опре­делении и цицеронова красноречия представляется неразделимой. Можно быть сильным ритором, умеющим объяснить, как достигается убеждение в том или ином случае, но вовсе не преуспеть в ораторстве, предпола­гающем убеждение на практике. Даже самое полное знание риторической теории ничто без способности к эффективной и ответственной речи. Та­кая способность предполагает, в первую очередь, определенный склад личности, особенную закалку интеллекта и волевого начала.

По замечанию Квинтилиана, «ораторская должность» пожизненна – «риторика существует и в молчащем ораторе», подобно тому, как врач всегда остается врачом, вне зависимости от наличия или отсутствия прак-тики.¹ Если «образ оратора» сформирован практикой и непрестанным са­моразвитием, то он становится личностной чертой человека, проявляется во всем, что человек говорит, пишет и думает. Однажды развив в себе способность к действенной речи, мы настолько меняемся внутренне, что не пользоваться своим веским и остро отточенным словом уже не можем, применяя его везде, где это уместно. Не случайно, что сравнение оратор­ства с врачеванием является общим местом риторической традиции, на­ходящей и другие основания видеть сходство того и другого человеческо­го призвания. Например, римский историк Корнелий Тацит утверждал, что если бы нашлось где-нибудь такое общество, в котором бы никто не грешил, то «излишним был бы среди невинных оратор, также, как и док­тор среди здоровых».²