Автор: Оленева Татьяна БорисовнаДревние славянские языки: терминологическая и семантическая дифференциация Отечественная лингвистика использует ряд терминов для обозна-чения либо одинаковых, либо весьма близких процессов и явлений, связанных с историей славянской письменности. Речь идет о так назы-ваемом славянском языке, которым часто подменяются сходные, но не одинаковые дефиниции, а именно: старославянский, церковнославян-ский, древнерусский языки. Зачастую смешение разных языковых фе-номенов и терминов, их обозначающих, ведет к неприемлемому тол-кованию ряда важных исторических явлений. Поэтому необходимость в четкой дифференциации их отчетливо ощущается современным пыт-ливым умом.
Итак, старославянский язык – древнейший литературно-пись¬мен¬ный язык славян, зафиксированный в памятниках X-ХI в., про-должавших литературную традицию переведенных в IX в. Кон-стантином (Кириллом) и Мефодием и их учениками с греческого языка христианских церковных книг (Энциклопедия 1979: 331). Тра-диционно считается, что в его основу положен южно-македонский (солунский) диалект древнеболгарского языка. Как язык литературный он был богаче и шире своей непосредственной народно-языковой ос-новы, особенно в лексическом отношении и вобрал в себя элементы других славянских языков, а также лексическое и фразеологическое богатство международных языков древней культуры – греческого и отчасти латинского. Формулировка, приведенная выше, в настоящее время подвер-глась корректировке автором учебника «Старославянский язык» проф. МГУ М.Л. Ремневой. Исследователь именует описанный выше язык как славянский (Ремнева 2004: 9), внося тем самым в устоявшееся по-нятие не только неточность, которая тиражируется и приобретает ха-рактер нового определения, по всей видимости, устраивающего мно-гих в связи с распространением так называемой экономии речевых средств, но и явно противоречащего исторической и научной справед-ливости: известно, что собственно термина «славянский язык» без уточнения, какой именно язык имеется в виду, в науке не существует. В свое время А. Мейе в исследовании «Общеславянский язык», харак-теризуя данный языковой феномен, писал: «Мы будем назвать этот язык старославянским» (Мейе 1951: 7). Безусловно, такое определе-ние не раскрывает специфику реалии, а лишь указывает на то, что речь идет, во-первых, о языке, входящем в славянскую семью; во-вторых, о его древнем состоянии. Несмотря на это обстоятельство, термин ока-зался устойчивым и традиционно используемым в качестве названия вузовского курса, с которого начинают преподавать цикл предметов под названием «Древние языки». Старославянский язык не был разго-ворным, он был задуман как письменный наддиалектный нормирован-ный язык, язык литературный, богослужебный. Причем необходимо сказать, что братья Кирилл и Мефодий, а также их ученики реально создали не язык, а азбуку. Язык же создавался, как указывалось, в процессе перевода греческих книг. Лингвисты его относят к числу мертвых языков. В научной литературе фигурируют и такие термины, как древне-болгарский и древнецерковнославянский, каждый из которых харак-теризует ту или иную сторону данного языкового феномена. Так, древнеболгарским старославянский язык может называться потому, что в его лексической, фонетической и грамматической системе отра-зились фонетические и грамматические особенности одного из болгар-ских диалектов. В термине древнецерковнославянский отражается специфика его исторического назначения: это язык первых славянских переводов в его отношении к сложившимся позднее местным разно-видностям (изводам, редакциям) церковнославянского языка. Термин же древнеславянский язык ввел в отечественную лин-гвистику акад. Н.И. Толстой для обозначения позднего церковносла-вянского языка, который функционировал в качестве общего литера-турного языка восточных и южных славян вплоть до XVIII в. Церковнославянский (церковно-славянский) – это в основе сво-ей старославянский язык, подвергшийся «редакции» переписчиками текстов, носителями языка повседневного общения. Так, если текст переписывался на древнерусской земле, то этот язык называется цер-ковнославянским русского извода, если на южнославянской террито-рии, то, впитывая особенности конкретного языка, он становился цер-ковнославянским языком болгарской или сербской редакции. Известно, что следы значительного древнерусского влияния несет на себе язык Остромирова Евангелия 1056-1057 гг., самого раннего книжно-литературного памятника Древней Руси. В настоящее время это язык Православной Церкви. Что же касается древнерусского, то это язык древнерусской на-родности, сформировавшийся в древнерусском государстве (Киев-ская Русь) в основном на базе диалектов близкородственных вос-точнославянских племен. Время его существования (письменная эпо-ха) – XI-XIV вв. Сказанное выше – истина, известная всем специалистам в области истории русского языка, а также тем, кто интересуется вопросами про-исхождения славянской письменности, деятельностью Первоучителей, особенностями происхождения и функционирования древних славян-ских языков. Основная же цель данной статьи состоит не столько в том, чтобы четко дифференцировать перечисленные явления и способы их языко-вой номинации, сколько в том, чтобы разъяснить конкретному инди-видууму суть вопроса, касающегося специфики функционирования и роли церковнославянского языка в процессе формирования древнерус-ского литературного языка. Причем сделать это с позиций современ-ной трактовки проблемы, которая неоднозначно истолковывается в среде лингвистов-историков. Известно, что в отечественной университетской и институтской традиции курс старославянского языка прочно занимает место истори-ко-лингвистического введения в научное изучение русского и других славянских языков. Именно этот курс дает фактическую и методоло-гическую основу для овладения элементами сравнительно-исторического анализа и, следовательно, обеспечивает реализацию требований историзма в лингвистическом образовании будущих фило-логов, приобретая тем самым важное методологическое значение в филологическом образовании, готовит студентов к углубленному по-ниманию литературных и языковых процессов эпохи Средневековья. Такими словами начинает ведение в старославянский язык профессор МГУ М.Л. Ремнева (Ремнева 2004: 5). Безусловно, все выше сказанное на сегодняшний момент не может подвергнуться какой-либо критике, так как представляет собой неоспоримое явление. Что же касается рассуждений автора относительно глубины влия-ния церковнославянского языка на весь ход развития русского языка и русской литературы, то они настолько прямолинейны, а частью просто парадоксальны, что начинающий студент или просто человек, интере-сующийся историей русской словесности, будет пребывать в состоя-нии недоумения: оказывается, не существовало древнерусского лите-ратурного языка, а вся наша литература вплоть до XVIII века писалась по-церковнославянски! Из чего, таким образом, следует, что «Слово о полку Игореве», «Слово Даниила Заточника», «Повесть временных лет», «Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским», «Житие про-топопа Аввакума», «Повесть о Петре и Февронии Муромских» и вся многовековая древнерусская литература использовала церковносла-вянский язык. Безусловно, его роль огромна и оригинальна, так как именно церковнославянский язык выполнял так называемую барьер-ную функцию, т.е. на нем не было и нет ни одного сколько-нибудь «не-пристойного», жанрово-стилистически «сниженного» текста. Не ума-ляя положительной роли церковнославянского языка, который оказал значительное влияние на формирование приемов и способов литера-турного употребления русского языка, необходимо все-таки пояснить, что языковая ситуация периода формирования древнерусского литера-турного языка складывалась далеко не так прямолинейно и просто, как об этом говорит проф. Ремнева, заручившись поддержкой авторитет-ных рецензентов (д.ф.н. проф. А.А. Волков, д.ф.н. проф. Е.А. Глинская и др.) и опираясь при этом на знаменитые «Тезисы Пражского лин-гвистического кружка». С рядом положений проф. Ремневой типа: «Ко второй половине ХХ в. в научной палеославистике обозначился принципиально новый подход к старославянскому языку как к языку славянской культуры, созданному Константином Философом и Мефодием в соответствии с требованиями социально-культурного развития эпохи Средневековья и функционировавшему в славянских странах православной ориентации вплоть до начала национальных движений»; или: «Старославянский язык – не только язык Церкви, но науки и культуры», – мы, безуслов-но, согласны. Но вызывают возражение ее мысли относительно того, что: «Историческим продолжением старославянского языка стал цер-ковнославянский язык восточнославянского извода, являвшийся на Руси литературным языком вплоть до XVIII в.» или: «Церковносла-вянский язык с X-XI в. становится книжно-литературным языком вос-точных славян, при этом в Древней Руси он складывается в результате усвоения старославянских традиций в древнерусских условиях». Или: «Можно говорить о двух вариантах нормы церковнославянского язы-ка, реализовавшихся в памятниках разных жанров, – строгой и сни-женной. Первая реализовывалась в богослужебной литературе, пере-водной с греческого, в ораторской прозе, в житиях. Вторая – в языке летописей, словах, повестях». Из приведенного выше следует главный вывод: в древнерусском государстве не было места для древнерусского языка! Ему отводилась роль «домашнего» языка, т.е. разговорного, но не письменного. И та-кую ситуацию проф. Ремнева «наблюдает» вплоть до XVIII в. Если принять точку зрения исследователя, то тогда как быть с произведе-ниями типа «Праздник кабацких ярыжек», «Повесть о Ерше Ершови-че», «Домострой» и т.п.? Разве можно квалифицировать языковую си-туацию как сниженный церковнославянский язык, например, в таких текстах: «Июня в 24 день в первом часу дни пришли к нам паши его под город. И крымский царь наступил на нас со всеми великими ту-рецкими силами. Все наши поля чистые орды нагайскими изнасеяны: где у нас была степь чистая, тут стала у нас однем часом людми их многими, что великие и непроходимые леса темныя…» («Повесть об азовском осадном сидении донских казаков»). Или: «Я, братия моя, видал антихриста-тово, собаку бешаную, – право, видал, да и сказать не знаю как. Некогда мне печалну бывшу и помышляющу, как приидет антихрист, враг и коим образом, да сидя, молитвы говоря, и забылся, понеже не могу стоять на ногах, – сидя молюся окаянный…» («Житие протопопа Аввакума, им самим написанное»). «Сниженность» этих текстов очевидна, а вот «церковнославянизмость» – сведена к нулю. И такого рода примеров – огромное количество. Непонятно, как можно говорить о церковнославянской языковой стихии, имея в виду сле-дующие слова из «Слова о погибели Русской Земли» (XIII в.): «О свет-ло светлая и украсно украшенная земля Руськая! И многыми красота-ми удивлена еси: озеры многыми удивлена еси, реками и кладязьми месточестьными, горами крутыми, холми высокыми, дубравами чис-тыми, польми дивными, зверьми разноличными, птицами бещислен-ными, городы великыми, селы дивными, винограды обительными, до-мы церковными, князьми грозными, бояры честными, вельможами многами! Всего еси испольнена земля Русская, о правоверная вера христианьская!» Если «препарировать» предложенные тексты, отно-сящиеся к разным векам, то церковнославянизмов в них – минимум. Причем, даже не беря во внимание литературное наследие протопопа Аввакума, исследователь сталкивается с таким явлением, как употреб-ление последних с явно сатирической коннотацией, когда сознательно противопоставляются книжно-славянские, связанные с религиозной сферой, и «простые российские» словесные ряды, связанные с реаль-ной жизнью. Например: «…потчуют его. И егда хмель приезжаго че-ловека преможет, и разопьется, и ведром пива голянских напоят, и примет… щит наготы, поострит кулаки на драку, вооружит лице на бой, идут стрелы ис полиниц, яко от пружна лука, и каменьем бывает бьет пьяница…» («Праздник кабацких ярыжек»). Надо сказать, что вопрос о происхождении древнерусского лите-ратурного языка в большой науке до сих пор не считается окончатель-но решенным. Историкам языка известно большое число имен вы-дающихся ученых прошлых веков и нашего времени, которые часто давали языковой ситуации периода Киевской Руси диаметрально про-тивоположные характеристики. Речь идет об исследованиях академи-ков и профессоров И.И. Срезневского, А.А. Шахматова, А.И. Соболев-ского, С.П. Обнорского, А.М. Селищева, В.В. Виноградова, Ф.П. Фи-лина, Г.О. Винокура, Л.В. Щербы, Б.А. Ларина, Н.А. Мещерского, Б.А. Успенского, Д.С. Лихачева, А.И. Горшкова и многих др. Нам более всего импонирует точка зрения проф. А.С. Львова, ко-торый на основе исследований лексики «Повести временных лет» пришел к такому заключению: «Древнерусский литературный язык по своей природе восточнославянский, но «окниженный» в разной степе-ни в зависимости от темы и целей сообщений» (Львов 1975: 35). Ведь если бы не существовало древнерусского языка, как мыслит проф. Ремнева, то откуда бы взяться «Словарю древнерусского языка XI-XIV вв.» в десяти томах, выведшего из числа своих источников церковно-каноническую литературу (Евангелие, Апостол, Псалтирь, книги Ветхого Завета) (СДРЯ 1966). Вопрос об основе русского литературного языка и, следовательно, о характере древнерусского литературного языка (или языков) остает-ся открытым. Поэтому, даже такой авторитетный исследователь, каким является ныне здравствующий проф. А.И. Горшков, считает возмож-ным говорить только о рабочей гипотезе по отношению к решению столь сложной проблемы, изложенной им в учебном пособии «Теория и история русского литературного языка» (Горшков: 1984). Несмотря на то, что пособие издано в 80-е годы XX века, никаких новых откры-тий в этой области на протяжении последних лет не было сделано, а потому прямолинейность, с которой проф. Ремнева решает столь сложную проблему, вызывает не только возражение, но и убеждает в том, что подобные заявления «смутят» незрелые умы как студентов, кому адресован учебник, так и всех тех, чьи познания в области исто-рии русского литературного языка, роли церковнославянского языка в его судьбе, минимальны и неустойчивы. Таким образом, необходимо дифференцировать между собой по-нятия: старославянский (но не славянский!), т.е. древнейший пись-менный литературный язык всех славян, с помощью которого был осуществлен перевод с греческого Святого Писания; и церковносла-вянский (старославянский с элементами живой славянской (восточ-ной, южной) речи), роль которого в становлении русского литератур-ного языка до сих пор однозначно не определена. Но при этом она яв-но позитивная (вспомним знаменитый ломоносовский трактат «О пользе книг церковных в российском языке»), в конечном итоге спо-собствовавшая тому, что русский литературный язык стал одним из самых богатых языков мира. Что же касается древнерусского литературного языка, он, безус-ловно, существовал, как существует по сию пору великая древнерус-ская литература, которая была создана именно на древнерусском лите-ратурном языке, чье истинное происхождение, возможно, будет уста-новлено. Хотелось, чтобы при этом исследователи руководствовались идеей: минимум «квасного патриотизма», максимум фактического ма-териала, плюс реальная, а не завышенная оценка роли церковносла-вянского языка в процессе становления его славянского собрата. Литература
1. Горшков А.И. Теория и история русского литературного языка: учебное пособие. М., 1984. 2. Львов А.С. Лексика «Повести временных лет». М., 1975. 3. Мейе А. Общеславянский язык. М., 1951. 4. Ремнева М.Л. Старославянский язык: Учебное пособие. 2-е изд., испр. М., 2004. 5. Словарь древнерусского языка XI-XIV вв. Введение, инструкция, список источников, пробные статьи / Под ред. Р.И. Аванесова. М., 1966. 6. Русский язык. Энциклопедия / Под ред. Ф.П. Филина. М., 1979. |