Христианская жизнь Киевской Руси в западноевропейских источниках 

Западноевропейские и, прежде всего, польские, немецкие и скандинавские источники не раз становились предметом исследования российских историков. Несколько сложнее обстояло дело с римскими источниками, письмами Григория VII, введенными в исторический оборот стараниями В.Н. Татищева, князя М.М. Щербатова, Н.М. Карамзина и незаслуженно обделенного вниманием в церковной историографии выдающегося церковного историка А.И. Тургенева. 

Можно сказать, что эти немногочисленные для рассматриваемого нами периода Киевской Руси, но очень яркие, колоритные памятники европейской письменности в целом очень хорошо изучены, в том числе и с точки зрения их церковно-политического содержания. Для подтверждения этих слов достаточно привести имена митрополита Макария (Булгакова), Е.Е. Голубинского, А.В. Карташева, Н.И. Щавелевой, А.В. Назаренко, М.Б. Свердлова и многих других. Между тем необходимо признать, что самостоятельного, комплексного отдельного исследования зарубежных письменных памятников, как источников по истории Русской Церкви, несмотря на все очевидные заслуги в области источниковедческого анализа указанных «гражданских » и церковных авторов, мы до сих пор не имеем, если не считать краткие, но очень уместные и обстоятельные вставки в «Истории» Е.Е. Голубинского1. По-прежнему отсутствует и хрестоматия зарубежных источников по истории Русской Церкви2. И этому есть убедительное объяснение. История Русской Церкви, как никакая иная отрасль современной российской исторической науки, идеологизирована. Ее цели имели и поныне имеют по
 
большей части характер не научный, а нравственно-назидательный, апологетический, богословский3. Особо ярко это наблюдается в отношении церковной науки XIX в. Сильно связанные политическими предпочтениями правящих верхов государства, осознававших сильное влияние католицизма в западных польских и литовских анклавах на территории Российской империи4, церковные корпорации продолжительное время не проявляли даже научного интереса к проблемам изучения латиноязычных источников, ограничиваясь апологетической стороной догматических разногласий. Усилия А.И. Тургенева в этом направлении были исключением. К тому же, оценки религиозной жизни Руси, ее политических и духовных лидеров, каковые они получили изпод пера средневековых западноевропейских авторов, нередко расходятся с традиционным взглядом на эти проблемы в русской церковной истории. Помимо всего, картинки христианской жизни в землях восточных славян в свидетельствах европейских хронистов выступают лишь частными эпизодами. Европейские источники не дают полной картины религиозной жизни Киевской Руси, — собственно, перед их создателями и не стояло такой задачи. Однако именно они сохранили множество интереснейших описаний, замечаний, прямых и косвенных свидетельств о ключевых событиях политической и религиозной жизни древнерусского государства. Очень ценно и то, что эти письменные памятники дают характеристики личностей равноапостольных Ольги и Владимира Святославича, зафиксировали в исторической памяти плохо отраженные или совершенно не отмеченные в отечественных летописях некоторые стороны религиозно-политической деятельности князей Ярослава Мудрого и Всеволода Ярославича, донесли воспоминания очевидцев о состоянии церковной жизни Киева в первые десятилетия существования русской церковной организации, а также документы о религиозной подоплеке конфликта Ярославичей.
Постараемся пройтись по тем сюжетным линиям, фрагментарным записям некоторых событий и историческим персоналиям, которые нашли свое отражение в европейских письменных памятниках.
 
Первые упоминания о русской или восточнославянской религиозной и церковной жизни связаны с именем легендарной княгини Ольги, «королевы ругов», как ее именуют немецкие источники, и связываемого с ее именем русским посольством к императору Германии Оттону I, санкционировавшему открытие миссионерской епископской кафедры и рукоположение первых латинских епископов Либуция и Адальберта для проповеди в землях Руси. М.Н. Тихомиров делал вывод, что в 60-е годы IX века «вопрос об установлении постоянной церковной организации на Руси, возглавляемой епископом, сделался уже назревшим», саму эпоху правления Ольги и Святослава он считал временем, «когда христианство окончательно утвердилось на Руси»5.
Тот факт, что Русь с самых первых десятилетий своего существования входила в сферу интересов латинских миссионеров, не имеет принципиальных возражений. Влияние латинского Запада на Русь и ее культуру едва ли может быть поставлено под сомнение. Споры вызывают не сами факты и свидетельства контактов древней Руси с западноевропейскими государствами, а оценка масштабности взаимных этих влияний и их значимости для политических, религиозных, экономических и культурных процессов, протекавших в восточнославянском обществе.
Первое и наиболее часто упоминаемое в зарубежных хрониках6 известие о дипломатических отношениях, имевших к тому же и религиозный оттенок, связано с посольством княгини Ольги к Оттону I и организацией первой латинской миссии в земли Киевской Руси.
Имена Либуция, и особенно Адальберта, личности и церковный титул которых, в отличие от сомнительного анонимного Фотиева ставленника7, подтверждаются исторически и для русской церковной истории принципиально значимы. Как извещают германские хроники, в 959 г. к германскому императору Оттону прибыло посольство из Руси от имени княгини Ольги, якобы просившей через своих людей о поставлении на Русь епископа. В дальнейшем выбор императора пал на монаха из обители святого Альбана Либуция, который вскорости в столице Германии, Франкфурте, был рукоположен бременским архиепископом Адальдаго на новоот    
крытую русскую кафедру. Однако какие-то неизвестные обстоятельства задержали нового проповедника в городе. Окончательно дело осложнилось тем, что неожиданно для всех новый епископ Руси скончался 15 февраля 960 г. Преемником почившего епископа должен был стать третий аббат Магдебургского монастыря Рихар, пользовавшийся до того благорасположением германского монарха. Однако какие-то церковные интриги и таинственное письмо, полученное императором, содержание которого осталось неизвестным, переменило первоначальное намерение Оттона. В итоге, по совету и стараниями архиепископа Вильгельма на новоучрежденную русскую кафедру был возведен монах трирского монастыря св. Максимина Адальберт. Небезынтересно, что свое назначение на Русь и возведение в епископское достоинство для миссии среди восточных славян Адальбертом было воспринято как наказание и, возможно, как происки облагодетельствовавшего его епископским саном Вильгельма.
Очень важно отметить, что обстоятельства деятельности русского посольства в Германии и дальнейшая судьба императорской христианской миссии на территории Руси полны неясности и недосказанности. Известно лишь, что, прибыв в земли восточных славян, Адальберт и его спутники подверглись смертельной опасности и были вынуждены вернуться назад, потеряв несколько человек убитыми. Неизвестно, прибыл ли новорукоположенный миссионер в Киев или нет? Не знаем и причин возмущений местных жителей. Совершенно неясно, кто был виновником изгнания миссионеров из Руси8. В итоге, ряд историков даже не комментирует эти события, ограничиваясь сообщением самого факта изгнания Адальберта и его сподвижников9. Однако ясно то, что обращение Ольги к Оттону было связано с осложнением русско-византийских отношений, в том числе и в церковной плоскости, и то, что инициаторами приглашения епископа была «христианская партия» Ольги, небезосновательно рассчитывавшей на понимание и поддержку императора10. Русские источники молчат об этом событии. Интересно, что император никак не отреагировал на оскорбления, нанесенные посольству и избиение членов миссии. Возможно, это было как-то связано с тем, что Русь и Германия выступали союзниками в борьбе с Византией, от которой Оттон, помимо всего, ожидал признания своего императорского титула, что окончательно и произойдет на имперском съезде в Кведлинбурге на Пасху 973 года11. Так что оскорбления, нанесенные императорскому послу, пришлось стерпеть и оставить без внимания как досадную случайность.
Как уже было сказано, во главе посольства стоял Адальберт. Этот миссионер начинал свою церковную карьеру в канцелярии Кельнского архиепископа Викфрида, а в дальнейшем, в 968 г., стал первым архиепископом Магдебурга12 и, в отличие от легендарного византийского иерарха13, о котором в своем окружном послании писал Фотий14, по праву может считаться первым епископом Руси, имя которого достоверно известно. Если верить житию Адальберта, то в октябре 960 г. его рукоположили во епископа Руси и прислали в земли восточных славян в 961 году по просьбе княгини Ольги. Миссия оказалась не вполне удачной. Прибыв в пределы русского государства, миссия, никак и никем из киевских властей не защищаемая, подверглась нападениям со стороны местных жителей, принудивших епископа и его сподвижников скоро покинуть эти земли. Оценка этих событий в отечественной гражданской и церковной историографии неоднозначна. В дореволюционной исторической науке при попытке объяснить обстоятельства появления безвестных русских послов у императора Оттона чаще всего склонялись к той версии, какую высказывали древние германские хроники, а именно — обману. Так, например, С.М. Соловьев видел в этих послах «варягов, которые по нескольку раз принимали крещение для того только, чтобы получать дары; на этот раз, чтоб получить хороший прием и дары от ревностного к распространению веры Оттона, они объявили себя послами Елены русской»15.
Как полагает А.В. Назаренко, одной из возможных причин безуспешности латинского миссионерства стало то обстоятельство, что посольство Ольги к Оттону I и назначение миссии могло быть не более, чем попыткой политического давления правительницы Руси на Византию16. Однако при этом необходимо принять во внимание одно, очень важное обстоятельство: миссия действовала не по инициативе духовных властей Рима, а по изъявлению Германии и, ес    
тественно, являлась посольством не папы, а императора. Поэтому избиение членов миссии и изгнание из пределов Руси Адальберта, подвергшегося к тому же смертельной опасности, было грубейшим нарушением принципа неприкосновенности посольства. Между тем, один из наиболее ярких церковных историков митрополит Макарий (Булгаков) ставил под сомнение обстоятельства этого посольства, полагая «невероятным, чтобы Ольга, принявшая православную веру в Греции, вздумала просить себе епископа Римской Церкви, и притом чужестранца»17. Что же касается посольства, то, не подвергая сомнению факт пребывания русских послов у Оттона, Высокопреосвященнейший Макарий отказывался признавать религиозную подоплеку миссии, направленной Ольгой, оставляя за посольством исключительно политические цели. Правда, при этом церковный историк совершенно не учитывал особенностей той эпохи, с которыми могли быть хорошо знакомы и Ольга, и ее окружение: скрытые противоречия Оттона и римских пап и право германского императора учреждать епископии18 и заниматься делами религиозных миссий19. К тому же, впоследствии во главе русской церковной организации продолжительное время будут находиться греческие митрополиты-иностранцы, что не воспринималось правящим княжеским родом как нечто противоестественное. В итоге митрополит-историк констатировал: «Адальберт прислан был к нам без всякой просьбы, неожиданно и против общего желания»20. М.Д. Приселков полагал, что возможная причина неудачи посольства заключалась в том, что Ольга, а вместе с ней и Русь, получали не ожидаемого ими митрополита, а лишь епископа, сан которого не обеспечивал независимость русской церковной организации21. Примерно в эти же годы украинский ученый В. Пархоменко высказал предположение, что «более чем холодный прием» Адальберта был связан с самой Ольгой, по мнению историка, как раз крестившейся в 959 г. и вступившей в союз с Византией22. В дальнейшем, советский ученый Б.Я. Рамм выскажет сходную позицию, объясняя беды Адальберта и его посольства «нескромным поведением» членов миссии и навязыванием ими киевлянам западноевропейских и римских религиозных норм23. Более того, Б.Я. Рамм не исключил возможности «сфабрикования» известий о прибытии в Германию
 
посольства от Ольги. И это могло быть сделано ради оправдания экспансионистской политики Рима в отношении славян24. Совершенно по-иному смотрел на события, связанные с назначением миссии Адальберта и ее неудачами, А.В. Карташев, считавший, что послы, просившие императора об отправке на Русь епископа, действовали самостоятельно, обманно прикрываясь авторитетом Ольги25. Именно это обстоятельство, по мнению этого церковного исследователя, объясняет избиение и изгнание миссии из пределов Руси. Однако сомнительно, чтобы посольство могло так нагло обманывать не только императора, но и Ольгу, поскольку с прибытием епископа в Киев обман мгновенно открылся бы и виновники подвергли бы себя заслуженному наказанию. Полагаю, что, направив посольство, Ольга как регент (вскорости уступив свои права законному великому князю) превысила свои полномочия26. Вероятно, вопросы религиозного свойства скорее всего решались великим князем27. В дальнейшем же вина могла быть всецело возложена на членов дипломатической миссии, что само по себе снимало всякую ответственность со Святослава и его сторонников за избиение сподвижников и слуг императорского посла.
Пожалуй, самую оригинальную из трактовок событий 1059-1061 гг. дал протоиерей Стефан Ляшевский, признававший наличие неких противоречий между Ольгой и Константинополем и идею «самозванства » русских послов, пришедших к Оттону «от «народа», а не от святой княгини Ольги»28. Неуспех миссии церковный историк объяснял следующим образом: «О неудаче переговоров св. Ольги с Царьградом узнали в Риме, и был призван епископ Адальберт, причем вопрос о его поездке обсуждали два года; за это время регентство св. Ольги кончилось, и князь Святослав отправил Адальберта обратно»29. При всей надуманности такого объяснения, слишком свободно пересказавшего текст латиноязычных хроник, необходимо признать одну разумную мысль, с которой трудно не согласиться. Изгнание Адальберта и его посольства могло стать следствием перемен на киевском престоле.
Кроме того, не следует преувеличивать степень противостояния христиан греческого и латинского обрядов в Киеве. Как предполагает М.Б. Свердлов, «христианская община в Киеве не могла
 
не быть многоэтничной с двумя определяющими обрядами — уже сложившимися восточнохристианским и западнохристианским»30. Во всяком случае, древнерусское летописание было менее категоричным в своих оценках деятельности и жизни латинян, чем это встречается в полемических сочинениях Древней Руси. К этому следует отнести и широкую практику брачных союзов русских и западноевропейских родов. А это означает одно: едва ли правомочно говорить о существовании на Руси в XI — первой половине XII вв. безусловной приверженности великокняжеского двора к той или иной религиозной христианской парадигме31. Собственно и сама оценка немецкими и польскими хрониками нравов и обычаев Руси почти не дает характеристики религиозной жизни первых славян и их иерархии32. Стоит признать, что и с русской стороны на протяжении XI-XIII вв. антилатинская полемика не имела сколько-нибудь серьезной остроты33 и сводилась к вопросам бытовых норм и богослужебных обычаев. Проблемы догматического свойства в русской антилатинской полемике будут подниматься намного позже. Пока же инициируемая по большей части византийским епископатом, она преследовала цели политического свойства, вызванные интересами Константинопольского императорского двора и, естественно, в реалиях жизни Киевской Руси оказалась совершенно не востребованной.
Особую ценность для церковной истории представляет титул Адальберта, епископа русского, который не мог не быть согласован с русской делегацией. Титул не только свидетельствовал о формальном включении русской епархии в состав Магдебургского архиепископства, но и о том, что это произошло не без воли христианской партии в Киеве. Тем не менее, прибыв в пределы Руси и, скорее всего, так и не достигнув столицы восточных славян, императорский посланник был с позором изгнан.
Неудача Адальберта, оставившего свою епархию, могла грозить ему наказанием34. Оттон был заинтересован в миссии, поэтому Адальберт мог быть подвергнут наказанию и как неудачливый посол, и как епископ, оставивший свою епархию. Можно сказать, что даже дальнейшее возведение Адальберта на архиепископскую кафедру Магдебурга позволяло Оттону I и папе
 
Иоанну XIII «настойчиво и в то же время политически деликатно подчеркивать как раз «русский аспект» магдебургского проекта »35. Однако в дальнейшем мы не встречаем подобных миссий или попыток учреждения на Руси латинских епископий.
Известный хронист Титмар Мерзебургский в своей оценке деятельности Адальберта был сдержан. Однако интересно иное: он ничего не говорит о борьбе с другими еретичествующими священниками, что следовало бы ожидать, судя по официальной церковной литературе; не говорит и о насаждении иерархии, ограничиваясь немногим и говоря лишь о «насаждении отрасли».
В своих наблюдениях Титмар был неуважителен к славянам и относился к ним свысока. Но, в отличие от поляков, Русь и, прежде всего, Киев, сведения о которых он приобрел «из вторых и третьих рук», им были оценены очень высоко. И здесь Титмар в своих суждениях был единомыслен с Адамом Бременским36.
В целом, мы можем констатировать, что свидетельства зарубежных источников обогащают нашу церковную историю, способствуя ее живому и непосредственному восприятию.

Примечания

 1 Голубинский Е.Е. История Русской Церкви: Т. 1. Период первый, Киевский или домонгольский: Ч. 1. М., 1901. С. 99-100, 103-104, 252-254.
2 Эта ситуация свойственна не только церковной, но и отечественной истории. В одном из докладов И.В. Карацуба отметила: «Совершенно вопиющий факт – ни в одном (!) учебнике по источниковедению отечественной истории (стержневой для исторического образования дисциплины), изданном в нашей стране с 1960 г., нет глав о сочинениях иностранцев о России» (Карацуба И.В. «Россика» и Россия: некоторые закономерности взаимодействия и взаимовлияния // Вспомогательные исторические дисциплины – источниковедение – методология истории в системе гуманитарного знания. М., 2008. C. 338).
3 См.: Поснов М.Э. История Христианской церкви (до разделения церквей – 1054 г.). Киев, 2007. С. 13.
4 См.: Тихонов А.К. Политика Российской империи по отношению к католикам, мусульманам, иудеям в последней четверти XVIII – начале XX в. // Автореферат дисс. степени докт. ист. наук. СПб., 2007. С. 4-5.
5 Тихомиров М.Н. Древняя Русь. М., 1975. С. 267.
6 Эти события осветил сам Адальберт в продолжении хроники Регинона, которое, как характеризовал эту ситуацию А.Н.Сахаров, «вкратце повторило другие западные хроники X-XI вв. – Например, Гильдесгеймская, Кведлинбургская, Ламперта Герсфельдского, Титмара Мерзебургского, Саксонская» (Сахаров А.Н. Дипломатия Древней Руси: IX – первая половина X в. М., 1980. С. 261). Столь час    
тое упоминание этого события в различных источниках может быть связано с тем, что в глазах европейцев произошедшее имело принципиальную значимость.
7 А.В. Карташев высказывал предположение, что этим первым епископоммитрополитом Руси мог быть Михаил (См.: Карташев А.В. Собрание сочинений: В 2 т. Т. 1.: Очерки по истории русской церкви. М., 1992. Т. 1. С. 137-138).
8 Ни один источник не говорит прямо о причинах неудачи посольства Адальберта, кроме того, что прибывшие к Оттону I русские послы действовали обманом. В итоге А.Г. Кузьмин констатировал: «Неясно даже, кто именно возражал против прибытия миссионеров из Германии: язычники или варяги-христиане» (Кузьмин А.Г. Крещение Руси. М., 2004. С. 174). Все, что было сказано в исторической и церковно-исторической литературе о причинах провала посольства, не более, чем догадки и гипотезы. Вероятнее всего, это все же были язычники. Однако есть и иная точка зрения. Например, проф. И.Ф. Оксиюк был убежден, что Адальберт был изгнан киевскими христианами, которые «вскоре поняли, о какой христианизации говорит посланный к ним «епископ Русский» Адальберт» (Оксиюк И.Ф. Первые столетия христианства на Руси и Латинский Запад / Тысячелетие Крещения Руси: Материалы. Международная церковноисторическая конференция. Киев, 21-28 июля 1986 г. М., 1988. Т. 1. С. 171).
9 См.: Иловайский Д.И. Становление Руси. М., 2003. С. 55; Греков Б.Д. Киевская Русь. М., 2004. С. 552; Толочко П.П. Древняя Русь: Очерки социальнополитической истории. Киев, 1987. С. 42-43., и др.
10 См.: Назаренко А.В. Русь и Германия при Святославе Игоревиче // «История СССР». 1990. № 2. С. 61; Приселков М.Д. Очерки по церковно-политической истории Киевской Руси X-XII вв. СПб., 2003. С. 15; Сахаров А.Н. Дипломатия Древней Руси: IX – первая половина X в. М., 1980. С. 295.
11 См.: Назаренко А.В. Русь и Германия при Святославе Игоревиче. С. 62.
12 Магдебургская архиепископия, учрежденная с целью организации проповеди в землях славян, просуществовала недолго, и вскорости, в 981 г., по воле Оттона II была закрыта, а находившиеся в ее владении земли розданы, что в дальнейшем вызвало гневное осуждение Титмара Мерзебургского, видевшего в случившемся «святотатство» (См.: Доннерт Э. Данные немецких источников раннего средневековья о славянах и программа восточной экспансии у Титмара Мерзебургского // Средние века. М., 1965. Вып. 27. С. 33).
13 Церковный историк Н.Н. Воейков, сообщая в своей работе о посылке патриархом Фотием епископа на Русь, не только указывал имя этого легендарного иерарха, но описал и иные подробности этой миссии. «Император согласился и послал в Киев епископа Алексия и двух священников – Афанасия и Кирилла (ставшего потом епископом Катанским и Сицилии). Проповедь их так подействовала на князей (Аскольда и Дира – П.Г.), что они приняли крещение в 865 г. вместе с одним хазарским князем и многими киевлянами» (Воейков Н.Н. Церковь, Русь и Рим. Минск, 2000. С. 254). Правда, источники, из которых были почерпнуты такие необыкновенные сведения, исследователь так и не назвал.
14 А.В. Карташев высказывал предположение, что этим первым епископоммитрополитом Руси мог быть Михаил (См.: Карташев А.В. Собрание сочинений: В 2 т. Т. 1: Очерки по истории русской церкви. М., 1992. Т. 1. С. 137-138). А И.Ф. Оксиюк выдвинул еще более интересную гипотезу, расширившую догадки известного русского историка и утверждающую, что основания русской церковной ор    
ганизации были заложены свв. Кириллом и Мефодием: «Малая Русская Церковь, состоявшая, быть может, из двухсот семейств, крещенных на юге Руси в 861 году нашими святыми первоучителями Кириллом и, вероятно, Мефодием, заботами Патриарха Фотия была создана митрополитом-миссионером Михаилом» (Оксиюк И.Ф. Первые столетия христианства на Руси и Латинский Запад. С. 169).
15 См.: Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Русь изначальная. Кн. 1. М., Харьков, 2001. С. 356.
16 ПЭ. Т. 1. С. 279-280.
17 Макарий (Булгаков), митр. История Русской Церкви: история христианства в России до равноапостольного князя Владимира как введение в историю Русской Церкви. М., 1994. Кн. 1. С. 216.
18 А.В. Назаренко пишет, что «право устраивать новые епархии … было совершенно официально уступлено королю <Оттону I. – П.Г.> папой Агапитом II еще в 955 г.» (Назаренко А.В. Древняя Русь на международных путях: междисциплинарные очерки культурных, торговых, политических связей IX-XII веков. М., 2001. С. 296).
19 Оттоном I было основано 6 миссий (См.: Карташев А.В. Собрание сочинений: В 2 т. Т. 1.: Очерки по истории русской церкви. Т. 1. С. 102).
20 Макарий (Булгаков), митр. История Русской Церкви. Т. 1. С. 217.
21 См.: Приселков М.Д. Очерки по церковно-политической истории Киевской Руси X-XII вв. С. 15.
22 См.: Пархоменко В. Начало христианства на Руси. Очерки из истории Руси IX-X вв. Полтава, 1913. С. 143-144.
23 «Адальберт явился в Киев с титулом «епископа Русского». Это было, повидимому, первое появление католического прелата на Руси. В Киеве быстро разгадали, что скрывается за так называемой «христианизацией», о которой разглагольствовали новоприбывшие. Очевидно, и поведение так называемых «миссионеров» было достаточно нескромным, и вскоре по приезде гостей в Киев поднялось по их адресу такое возмущение в народе, что Адальберт со своими спутниками счел за лучшее спешно оставить пределы киевской земли» (Рамм Б.Я. Папство и Русь в X-XV веках. М., Л., 1959. С. 33).
24 Там же. С. 35-36.
25 Карташев А.В. Собрание сочинений: В 2 т. Очерки по истории русской церкви. Т. 1. С. 102-103.
26 Имела ли Ольга право решать вопросы веры на Руси? Сомнительно. В ПВЛ не именуют ее даже «княгиней» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 57-68). Скорее всего, решение вопросов подобного рода принадлежало великому князю, как это, например, произойдет во времена Владимира Святославича (См.: Гайденко П.И. Место Киевского митрополита в системе политических отношений Киевской Руси (9881037 гг.): дисс. канд. ист. наук. Казань, 2005. С. 151; Данилевский И.Н. Древняя Русь глазами современников и потомков (IX-XII вв.). М., 2001. С. 79). Крещение Ольги – это акт ее личной веры. Собственно, даже то, как Ольга была принята в Константинополе, простояв долгие дни у стен города (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 63; Сахаров А.Н. Дипломатия Древней Руси (Зарождение древнерусской дипломатии). М., 1987. С. 96), отчасти указывает на то, что византийцы не видели в ней сильную, реальную правительницу Руси, действия и политические шаги которой можно было бы признавать в качестве воли Киева. Возможно, этим и можно
 
объяснить неудачу посольства, которое не могло не знать, что Ольга действовала незаконно.
27 См.: Павловский И.В. Государство и общество средневековой Руси. Западные влияния и отечественный культурный фон. // Автореферат дисс. докт. ист. наук. М., 2007. С. 13.
28 Ляшевский С., прот. История христианства в Земле Русской с I по XI века. М., 2002. С. 257.
29 Там же.
30 Свердлов М.Б. Домонгольская Русь: Князь и княжеская власть на Руси VI – первой трети XIII вв. СПб., 2003. С. 214.
31 Даже если не принимать в данном случае во внимание неудачную миссию епископа Русского Адальберта, изгнанного по вине «язычников», и сближение Ярополка Святославича с германским императором (См.: Назаренко А.В. Древняя Русь на международных путях: междисциплинарные очерки культурных, торговых, политических связей IX-XII веков. С. 293-310, 339-390), для этого достаточно посмотреть хотя бы на присутствие при великокняжеском дворе латинского епископата, занимавшегося миссионерством. Конечно же, это и епископ Бруно Квертфуртский, следовавший к печенегам и поддержанный в 1008 г. киевским князем (См.: ПЭ. Т. 6. С. 275-276), и сопровождавший дочь Болеслава I епископ Рейнберн Колобжегский, который, согласно Титмару, успешно занимался на Руси миссионерской деятельностью, а позднее, в XIII в., присутствие в Киеве ирландской миссии. При этом не следует забывать и о военных договорах и брачных союзах русских князей и бояр с западноевропейцами.
32 Если кто на Руси в западноевропейских хрониках и анналах подвергается критике и награждается различными нелицеприятными характеристиками, так это сами Рюриковичи, но никак не епископат и священство (См.: Доннерт Э. Данные немецких источников раннего средневековья о славянах и программа восточной экспансии у Титмара Мерзебургского. С. 36).
33 «Антилатинская полемика с католичеством на Руси в середине XI – начале XIII вв. была невысока, все полемические сочинения (за исключением Слова Феодосия Печерского «О вере христианской и латинской»), появившиеся в этот период на Руси, были созданы митрополитами-греками. Византийская же полемика в это время практически не переводилась» (Неборский М.Ю. Традиции антилатинской полемики на Руси: Вторая половина XIII – начало XV века // Древняя Русь: Пересечение традиций / руководитель авт. коллектива В.В. Мильков. М., 1997. С. 371). Мнение Б.Н. Флори несколько отличается от выводов М.Ю. Неборского. Признавая, что русское духовенство складывало свое мнение о латинском священстве и западноевропейской церковной практике, скорее всего, на основе «обличительной литературы», а не реальных контактов, Флоря не отрицал вероятность существования славянских переводов греческих антилатинских сочинений (См.: Флоря Б.Н. Исследования по истории Церкви. Древнерусское и славянское средневековье. М., 2007. С. 128-129).
34 См.: Назаренко А.В. Русь и Германия при Святославе Игоревиче. С. 65.
35 См.: Там же. С. 65-67.
36 См.: Доннерт Э. Данные немецких источников раннего средневековья о славянах и программа восточной экспансии у Титмара Мерзебургского. С. 36-37.