Сказание о Дракуле |
Автор: Лотменцев А. МВоевода Влад Цепеш и дьяк Федор Курицын. "Сказание о Дракуле" по материалам российской историографииЭпоха правления Ивана III может расцениваться как время проб и ошибок в формировании структуры государственнополитического устройства России, а также расцвета летописания, появления оригинальных литературных памятников, таких как «Хожение за три моря» Афанасия Никитина (cм. об этом, например, сочинения Я. С. Лурье). Вряд ли можно провести границу между частной жизнью Ивана III и его государственной деятельностью. В стране только освободившейся от ордынской зависимости с меняющейся сословной структурой, с рождающимися на глазах институтами управления резко повысился интерес к проблеме самодержавной власти, по крайней мере, этот интерес ощущался среди людей формировавших эти институты. Идеологическая борьба в тех или иных видах ведется очень активно и в ней участвует словом и делом сам Иван III (великий макиавеллист, по К. Марксу). Кажется, что этот политик подбирал кадры с оглядкой, и вряд ли случайным можно признать то, в чем сам он признавался в начале XVI в. Иосифу Волоцкому, «знал я которую (ересь) держал Федор Курицын», и …поддерживал его и протопопа Алексея (по крайней мере, до 1500 г.) .В центре этого доклада стоит фигура дьяка Федора, поскольку он является (впрочем, о 100 % уверенности и здесь речь не идет) автором т. н. «Сказания о Дракуле воеводе», оригинального и необычного произведения. О Федоре Васильевиче известно не так много. Неизвестна даже дата его смерти, вероятно, не ранее 1500 г. После Стояния 1480 г. открылись совершенно новые перспективы в организации внешнеполитических контактов, и деятели той эпохи прилагали все усилия, чтобы Россия заняла в новом для нее мире большой политики достойное место. Немалую роль сыграл здесь дьяк Федор. В 1482–84 гг. он был направлен в Молдавию и Венгрию для переговоров со Стефаном Великим и Матьяшом Корвином о союзе против Польши и Литвы Казимира IV. На обратном пути он был задержан в Аккермане турками, но отпущен осенью 1485 г. Можно предположить, что в феврале 1486 г. (6994) он дописал «Сказание о Дракуле», возможно начатое им во время вынужденного аккерманского сидения. Известно, что он оказывал значительное воздействие на политику Ивана Васильевича (того бо державный во всем послушаше, — писал о нем Иосиф Волоцкий), поддерживал права на престол Дмитрия Ивановича. Именно дьяк Федор скрепил грамоту Ивана и Дмитрия, на которой впервые появился двуглавый орел, печать Российского государства. О влиянии дьяка Федора свидетельствует следующий факт. Во время визита в Москву представитель римского короля Николай фон Поппель просил Ивана III принять его без свидетелей. Иван не без колебаний согласился отослать думных бояр, но наотрез отказался переговорить с ним в отсутствие Курицына. Кстати, произошедшая тогда беседа является важнейшей для понимания внешнеполитических тенденций в деятельности Ивана. Именно там прозвучали его слова: «Мы теперь есть Государи на своей земле, а поставления ни от кого не хотели и теперь не хотим». Однако, дьяк Курицын известен не только своей дипломатической деятельностью. Известно, что незадолго до падения Новгорода туда был приглашен один из литовскокиевских князей. В его свите находился некто Захария Гизольфи, сын итальянского купца Виченцо и черкесской княжны. Кожинов пишет о связи Захарии (или Схарии) с таманской общиной иудеевкараимов. О распространении ереси жидовствующих говорить здесь не будем, есть основания предполагать, что отношения с жидовствующими дьяк Федор стал поддерживать немедля по возвращении из посольства. У митр. Макария читаем: «В своем послании к Зосиме (октябрь 1490 г. — А. Л.) Геннадий, кратко изложив весь ход дела о жидовствующих, умолял первосвятителя рассмотреть это дело на Соборе и между прочим писал: «А стала, господине, та беда с тех пор, как Курицын приехал из Угорской земли, да отсюда сбежали в Москву еретики, а в подлиннике писано, что протопоп Алексей, да Истома, да Сверчок, да поп Денис приходили к Курицыну, да иные еретики; да онто у них начальник, а о государской чести попечения не имеет…». Действительно, нельзя исключить возможность того, что уже в 1479 г. Иван Васильевич взял священников Алексея и Дениса в Кремль под влиянием Курицына. Впрочем, это предположение Карташева можно оспорить. Большинство исследователей сходится в том, что влияние Курицына начало возрастать уже после валашской миссии. С момента возвращения из посольства Федор возглавил московский еретический кружок, куда входили его брат ИванВолк, книгописец Иван Черный, жена Ивана Ивановича Молодого, а также мать Дмитрия Елена Стефановна. Митрополит Зосима также не считал нужным скрываться в кругу своих единомышленников и в частных беседах. Он, по словам преподобного Иосифа, когда обретал людей «простейших», то «напоял их ядом жидовским и, провождая самую невоздержную и нечестивую жизнь, предаваясь даже грехам содомским, не признавал ни евангельских, ни апостольских, ни отеческих уставов». И далее: «Они, когда встречали людей благоразумных и знающих Божественное Писание, то не осмеливались приводить их прямо в жидовство, но старались криво толковать им разные места Ветхого и Нового Завета, и таким образом хитро склоняли этих людей к своей ереси, обольщая их, с другой стороны, астрологиею и баснословиями. А людей простейших учили прямо жидовству». (Впрочем, митр. Макарий, кажется, сомневается в достоверности сведений Иосифа Волоцкого). Иосиф Волоцкий, вероятно, начал писать «Просветитель» в 1493 г., и уже в 1494 г., благодаря этому труду и поддержке Нифонта Суздальского, Зосима оставляет митрополию. «Достойно замечания, что это удаление Зосимы от престола совершилось в отсутствие из Москвы главного печальника жидовствующих — дьяка Федора Курицына» (митр. Макарий). Новый митрополит не был покровителем жидовствующих, но им «попрежнему покровительствовал сильный дьяк Федор Курицын» (митр. Макарий). «Он и брат его Волк упросили великого князя послать в Юрьевский новгородский монастырь архимандритом какогото Кассиана, которого сами же научили держать жидовство и отречься от Христа. Кассиан, надеясь на Курицына и не боясь Геннадия, начал смело собирать в своем монастыре всех еретиков, дотоле или скрывавшихся в Новгороде, или даже рассеявшихся по другим городам и селам» (митр. Макарий). Приблизительно в это же время Иван получил донос, что Софья встречалась с несколькими «ведьмами», снабдившими ее ядом. Предполагается, что Софья намеревалась тайно отравить Дмитрия, а возможно, и самого Ивана III. Иван приказал «ведьм» схватить и утопить ночью в Москвереке. Затем он наложил опалу на Софью и, как говорит летописец, с этого времени принимал особые меры предосторожности. Василий тоже попал под тщательный надзор (Вернадский). На судебном заседании всех участников заговора признали виновными. Дьяка Федора Стромилова, Афанасия Еропкина, Владимира Гусева (предполагаемый автор Судебника 1497 г.) и еще трех руководителей приговорили к смертной казни и обезглавили 27 декабря. Напомним, что молва приписывала смерть Ивана Молодого также деспине Софье, использовавшей магистра Леонажидовина. Впрочем, большинство исследователей сходится, что магистр Леон был казнен за «неуспех» своих банок, а не за убийство. Таким образом, позиции дьяка Федора вероятно усилились. В 1499 г. Ку¬рицын излагает ультимативные требования князя Ивана III Литве, в 1500 г. он упоминается в грамотах последний раз. Но уже в 1502 г. подвергаются опале Дмитрий внук и Елена Стефановна, в 1504 г. церковный собор отправ¬ляет на костер ряд еретиков, в т. ч. ИванаВолка, брата Федора (и сожгоша в клетке диака Волка Курицына да Митю Коноплева, да Ивашка Максимова. И архимандрита Кассиана Юрьевского сожьгоша и его брата и иных многих еретиков сожгоша а иных в заточение послаша, повествует Софийская пер¬вая летопись). Имя Федора Курицына не упоминается в деяниях собора. Впо¬следствии Иосиф Волоцкий именует Федора Курицына в «Просветителе» среди трех главных еретиков, наряду с новгородцами Алексеем и Денисом. Таким образом, подвести итоги этой стороне деятельности посольского дьяка можно словами современного протестантского исследователя, что Федор Ку¬рицын был влиятельной фигурой при дворе Ивана III, и с этим движением нельзя было справиться, не устранив образованного дипломата, а тот… в де¬лах практических выступал против церковной иерархии, обрядовости и мо¬нашества (Каретникова). Мы подходим к интересующему нас произведению — «Сказанию о Дракуле воеводе», которое между прочем является первым памятником оригинальной русской беллетристики, в том смысле, что текст его не входил в какиелибо своды, а основной персонаж, по мнению Я. Лурье, не был известен русскому читателю и воспринимался скорее как герой анекдотов. Впрочем, и само произведение является, видимо, цепью анекдотов о «великом изверге» Дракуле, подобные тем, которые помещались в немецкие брошюры конца XV в. и «Венгерскую хронику» Антонио Бонфини (90ые годы XV в.). Источником этих произведений были рассказы, услышанные авторами в местах, смежных с Валахией. «Был в Мунтьянской земле воевода, христианин греческой веры, имя его по валашски — Дракула, а по нашему — Дьявол. Так жесток и мудр был, что каково имя, такова и жизнь его», — начинается это произведение. Если разбить «Сказание» на смысловые абзацы, то получится следующий набор эпизодов: Дракула 1. Прибивает гвоздиками турецкие фески к головам послов, «дабы закон ваш подтвердить». 2. Сажает на кол воинов, раненных в спину после битвы с турками, и турецкий султан в страхе отступает. 3. Идет с данью служить султану, но разворачивается и разоряет турецкие города, вырезая население. 4. И так ненавидел зло в своей земле, «яко хто учинит кое зло… той никако не будет жив», не мог откупиться от смерти. 5. Ставит золотую чашу у удаленного колодца, никто же смяше ту чару взяти. 6. Объявил Дракула, чтобы пришли больные, немощные и старые к нему. Он же собрал их в хоромах и спросил, хотят ли, чтобы он сделал их счастливыми? И приказал поджечь хоромы, и сгорели все те люди. Комментарий Влада: вопервых, пусть не будет нищих в моей земле, вовторых, я их самих освободил от страданий и болезней. 7. Дракула призывает двух католических монахов и, показывая бесчисленное количество на колех и на колесах, спрашивает: «Кто сии люди, посаженные на кол?», — один монах отвечает: «Они мученики, а ты злодей», другой: «Они злодеи, а ты Богом поставлен казнить злодеев». Первый монах сам оказывается мучеником, а второй награжден. 8. У купца похищают 160 дукатов, Цепеш приказывает вернуть ему 161, и поскольку купец отчитывается перед ним в лишней монете, милует его. 9. Если какаянибудь женщина изменит своему мужу, то приказывал Дракула содрать с нее кожу и кожу ту повесить на столбе на базарной площади 10. Увидел Дракула на некоем бедняке рубашку и спросил его, есть ли у него жена, тот отвечал, что есть. Убедившись, что женщина эта молодая, и муж ее сеял лен, Дракула признал ее виновной с обычными последствиями, отрубив руки, труп ее посадили на кол. 11. Увидев, что слуга зажимает нос (Дракула обедал среди трупов людей, посаженных на кол), Влад приказал посадить его на самый высокий кол: «Тамо ти есть высоко жити, смрад не может тебе доити». 12. Пришел к Дракуле посол от Матьяша Корвина и видит, лежит перед Дракулой толстый позолоченный кол, тот же спрашивает посла, что, по его мнению, сие значит. Тот отвечает, что «провинился, надо думать, ктолибо из знатных людей». Дракула отвечает, что «да, для тебя он и приготовлен». Польский боярин отвечает, что «ты де государь справедливый, не ты будешь в смерти моей виновен, но я сам». Дракула отпускает его с почетом. 13. Выдали Дракулу изменники Матьяшу Корвину, и провел он 12 лет в темнице в Вышеграде. 14. И послал Матьяш к Дракуле и предложил ему принять веру католическую, и отступил Дракула от истины и вверг себя во тьму, прожил еще около 10 лет и умер в ложной вере. 15. В тюрьме же ловил мышей, покупал на базаре птиц, и одних сажал на кол, другим главу отсекаше. Там же он научился шить и кормился этим. 16. Жил Дракула в Пеште, и спрятался в его доме разбойник, когда же пришел пристав с погоней, Дракула отсек ему голову, разбойника же отпустил. Матьяшу он сказал, что так должен погибнуть всякий, кто врывается в дом великого государя. 17. Напали на Мунтьянскую землю турки, и сражался с ними Дракула. Отъехал на гору, и тут свои, приняв его за турка, убили. Он же перед этим пятерых убийц сразил. Авторская позиция скрыта. Н. М. Карамзин писал: «Автор мог бы заключить сию сказку прекрасным нравоучением, но не сделал этого, оставляя читателям самим судить о философии Дракулы». Одни исследователи усматривали в герое повести лицо отрицательное, а смысл повести в осуждении тирании, другие, напротив, полагали в ней апологию грозной власти и репрессий государства против врагов, что, добавим, было актуально, когда феодальные распри времен Василия Темного не были еще вполне забыты. Я. Лурье отмечает, что повесть ближе к произведениям Бонфини, подчеркивавшем сочетание в Дракуле «неслыханной жестокости и справедливости». Таким образом, основная хитрость Дракулы, как мне кажется, в том, что интересы православного валашского государства этот деятель защищал методами беспрецедентными даже по меркам балканского региона . После разгрома еретиков повесть исчезает из литературного оборота, по мнению Лурье, Панченко и Б. Успенского, вследствие чересчур откровенного изображения автором подлинных и неизбежных черт «грозной» власти . Подлинный Дракула родился в Сигишоаре в ноябре 1431 г. и был вторым сыном (после Мирчи) в семье Влада II, правителя вассальной от Венгрии Трансильвании, претендента на валашский трон. Известно, что, убив Александру I, Влад, пользуясь поддержкой Сигизмунда Люксембурга, основателя ордена Дракона, откуда по одной из версий происходит имя Дракул, захватил Валахию, однако скоро был убит, а старший сын Влада II и вовсе сожжен. За этими акциями чувствуется рука великого Яноша Хуньяди. Влад младший и Раду, третий сын Влада II, находились тогда в Стамбуле в качестве заложников. Когда стало ясно, что на валашском престоле сидит венгерская марионетка, турки дали Владу войско, и он отправился в первый свой поход, завершившийся успехом. Но уже через два месяца Влад вынужден был бежать. Через три года он находился при дворе Богдана Молдовского. После его смерти он вновь выступает на исторической арене, уже как союзник Яноша в 1456 г., умершего от чумы под Белградом. Влад смог одержать победу и основал новую столицу, где и сейчас можно увидеть развалины его дворца. Анекдоты о Дракуле, причем весьма схожие с описанными Федором, известны из нескольких источников. Согласно одному из них, он созвал около 500 бояр и спросил на пиру, многих ли государей они пережили, получив ответ — много, он приказал старых бояр убить а остальных послать на строительство укреплений. В 1462 г. Мехмет Фатих продолжил наступление на Балканы. При приближении к столице Влада его войско натолкнулось на 20000 турецких военнопленных посаженных на кол. Вероятно, даже для турок подобное зрелище оказалось в новинку и подорвало их боевой дух, во всяком случае, дальше пошел лишь отряд Раду, которому удалось, однако, захватить замок Дракулы, тот бежал через подземный ход и оказался в конечном итоге в Венгрии на положении заключенного, жена же его, видимо, выбросилась из башни. Возвращение Дракулы описано Федором. Голова его была отослана в бочке с медом в Константинополь, и выставлена там на пике, а тело похоронено в Снаговском монастыре, где, однако, не было обнаружено при раскопках 1931 г. Впоследствии оно было всетаки откопано недалеко от монастыря. Конечно, Влад Дракула не был обычным средневековым деспотом. Он говорил на нескольких языках — румынском, турецком, знал латынь и немецкий, был искусным лучником, отлично владел мечом. Р. Флореску называет его человеком со множеством лиц, который был и политиком, и военачальником, и даже «джентльменом»эрудитом, хотя, прежде всего жестоким убийцей. Нельзя сказать, что Дракула был обычным садистом на престоле. Его жестокие кары имели некий политический смысл. Так, исследователи сходятся, что вызывающе смелой демонстрацией независимости был приказ прибить тюрбаны к головам турецких послов. В ряде источников отмечается, что колы, используемые Дракулой для казни, различались по длине, диаметру, цвету, в зависимости от социального статуса приговоренных. Таким образом, соглашаясь с учеными, которые видели в валашском воеводе яркое выражение «самовластья», не ограниченного ничем в пределах своего государства, добавлю, что Влад создал свой уникальный пенитенциарнонаправленный стиль правления, работавший на государственные интересы, поскольку основной задачей Цепеша было удержание престола в условиях османского наступления. Одни видели в Дракуле национального героя Румынии, защитника от мусульманской экспансии, борца с боярскими злоупотреблениями (К. Джуреску), другие считали Влада III беспринципным тираном, ничем не отличающимся от других государей«макиавеллистов» Позднего Ренессанса, называли его правителем«террористом», предтечей Сталина и Гитлера (Р. Макнелли и Р. Флореску). Основной вопрос, стоящий перед историком, заключается скорее в том, насколько репрезентативными можно считать источники повествующие о Цепеше, в т. ч. «Сказание» дьяка Курицына. Среди немецких книг следует выделить десятки печатных памфлетов XV в., повествующих о деяниях господаряизверга, а также аналогичной тематики стихи венского миннезингера М. Бехайма. Точка зрения венгров представлена итальянским гуманистом А. Бонфини, автором латинской хроники, подвизавшимся при дворе Матьяша Хуньяди. Она мало чем отличалась от немецких текстов. С большей симпатией относятся к Дракуле византийские историки XV в. Дука, Критовул, Халкондил, но и они, главным образом, пересказывают истории о свирепых шутках Цепеша. Впрочем, дипломатическая переписка XV в. и, в частности, письма самого Дракулы дают достаточно материала, чтобы утверждать: герой английского беллетриста Б. Стокера едва ли не во всем уступает своему реальному прототипу. Здесь следует отметить, что у румын существует поверье: православный, отрекшийся от своей веры (чаще всего принявший католичество), непременно становится вампиром, переход же в католичество Влада III, некогда грабившего католические монастыри, безусловно, стал весьма впечатляющим событием для его подданныхединоверцев. Вполне вероятно, возникновение этого верования обусловлено механизмом своеобразной «компенсации»: переходя в католичество, православный, хотя и сохранял право на причащение Телом Христовым, отказывался от причастия Кровью, поскольку у католиков двойное причастие — привилегия клира. Соответственно, вероотступник должен был стремиться компенсировать «ущерб», а коль скоро измена вере не обходится без дьявольского вмешательства, то и способ «компенсации» выбирается по дьявольской подсказке. Подведем итоги. В зарубежной историографии иногда не без удивления отмечается, что, по мнению Федора Курицына, основное преступление Влада Цепеша заключается в переходе из православия в католичество. Ирония, однако, состоит в том, что на момент создания «Сказания» (если только мнение о его авторстве верно) посольский дьяк уже обдумывал измену православию, и в скором времени предстает дипломатомересиархом. Можно предположить, что «Сказание» читалось и обсуждалось в кругу жидовствующих, куда, как было отмечено, входила и Елена Волошанка, мать престолонаследника. Если бы дьяк Федор и его партия победили, то, вероятно, в правлении регентов Дмитрия и его самого можно было бы поискать следы чтения «Сказания» и его влияния на государственное строительство России. В действительности таинственное исчезновение дьяка Федора Курицына с исторической арены стало, как я предполагаю, началом конца, как секты жидовствующих в Москве, так и той альтернативы исторического развития, которая смутно угадывается в лице Елены Стефановны и Дмитрия Ивановича. Конечно, трудно говорить о том, что это была за альтернатива и могло ли усиленное чтение «Сказания о Дракуле» сыграть, например, роль прививки против некоторых деяний Ивана Грозного. Объявление: |
< Предыдущая | Следующая > |
---|