
Поэтическая молитва |
Особенности изучения поэтической молитвы в лирикеАвтор: Е. Н. ФедосееваСовременное образование все очевиднее вписывается в полифоническое пространство и время, все очевиднее в нем сегодня осознается неизбежность культурологического подхода и к историческим фактам, и к литературным произведениям, поскольку культура сама по себе интегральна, объединяет все слагаемые эпохи, ставя в центр человека. Сравнительное изучение художественного наследия различных писателей позволяет нагляднее выявить сущность творческой индивидуальности каждого автора, необходимо лишь учитывать «сочетаемость» сравниваемых имен. В данном случае параллельное прочтение поэтических молитв Н. М. Языкова, Е. А. Боратынского и А. С. Пушкина как нельзя лучше отвечает обозначенному требованию. Поэтов-современников связывали отношения тесного сотрудничества, которое проявлялось удивительно многообразно: и в дружеской переписке, и во взаимных откликах на творчество друг друга, и в литературной полемике, и в обаянии реальной дружеской беседы, и в поэтических диалогах. Вместе с тем на фоне духовной близости очевидны и отличия одного художника от другого, что создает оптимальные условия для целостного анализа художественных текстов. Приобщение школьников и студентов к религиозной культуре — это путь прежде всего нецерковный, путь филологии, способ возвращения к мировой культуре, ее традиции. Выбор для анализа текстов соответствующего жанра весьма органичен в рамках разговора об эпохе романтизма, определяющей пути развития отечественной словесности на протяжении первой трети XIX столетия. Невозможность найти отклик духовным потребностям в ограниченной реальности дольнего мира, желание воплотить невоплотимое, запечатлеть в слове сокровенные переживания, стремление к недостижимому идеалу. влекли русских романтиков к созданию поэтических молитв. Если некоторые жанры выступают как ситуации общения, то другие (и в их числе поэтическая молитва прежде всего) — как поступок в общении, как средство общения, прямое высказывание. В этом и состоит принципиальная разница между жанром «художественной литературы» и жанром «церковной литературы», который существует не как высказывание о действительности, но как высказывание в действительности, непосредственное обращение, имеющее целью некое непосредственное воздействие. Проблема отношений церковной религии и художественного творчества достаточно сложна. Л. А. Ильюнина, рассказывая о монашеском пути афонских старцев отца Силуана и отца Софрония (Сахарова), пишет, что в их понимании искусство и молитва — «это две формы жизни, которые требуют всего человека»55, следовательно, не могут сосуществовать вместе. Проблему взаимосвязи и взаимозависимости религиозного и художественного сознания по-своему осветил русский искусствовед и литературовед В. Вейдле: «Без видимой связи с религией искусство существовало долгие века. Но невидимая связь в те века не прерывалась. Художник новой истории — Шекспир, Гете, Пушкин — жил в мире уже не религиозном (в каком жил Данте), но все еще в подлинно человеческом, управляемом совестью, иначе говоря, проникнутом тайной религией, не в мире, верующем во власть одной лишь таблицы умножения. Художник, пусть и неверующий, в своем искусстве все же творил таинство, последнее оправдание которого религиозно. Совершению таинства помогало чувство стиля, чувство связи с миром и людьми». Вера, молитвы — это не абстракция, не «почта в один конец», как сказал Иосиф Бродский в стихотворении «Разговор с Небожителем» (1970), а живое собеседование, полет сердца в горние выси духа, к Богу, от Которого ждут ответа, проявляющегося в самом разном: ниспослании душевного равновесия, облегчения, духовной и физической поддержки. Поэтому так широк тематический диапазон молитв, улавливающих каждое эмоциональное движение человека: сетование, хваление, благодарность, обет, призывание, выражение благоговения и страха, самопознание. Но самые главные, основные молитвы: прошение, покаяние, благодарение. Глубинная диалогичность передает молитвенному общению особую структуру и в плане содержания обусловливается наличием двух важнейших признаков: актуализацией «ты»-сферы высказывания и особым статусом Адресата речи. Обращение не только обозначает адресата, но наряду с этим служит также для установления нужного тона и стиля общения. Языков в своей «Молитве» (1825) обращается к высшим силам: «Молю святое провиденье». Подобное наименование семантически развертывается в контексте всего стихотворения в целом. Провидение — это Бог в действии, то, в чем и как осуществляется Его функция как управителя, распорядителя. Молитва Языкова начинается с приятия, согласия — «Оставь мне тягостные дни» — однако это приятие не безусловно, оно осуществимо при определенных условиях. Поэт молит «святое провиденье» возвести своего рода внутреннюю цитадель в его души: «дай железное терпенье», «сердце мне окамени». В этих прошениях можно уловить следующий смысловой нюанс: в подлунном мире возможно жить, только отвергнув все человеческое, заменив сердце плотяное на сердце каменное. Однако с другой стороны, приведенные выражения могут и не восприниматься метафорами равнодушия, а иллюстрировать желание обретения большей внутренней стойкости, для того чтобы противостоять тяготам жизни, перестать бурно реагировать на все то, что приносит боль, гнев, разочарование. Негативные эмоциональные состояния ослабевают человека, а именно утраты цельности своего внутреннего «я» более всего страшится Языков. Отсюда возникает столь близкий поэту образ «белоголового вала Волги», заменяющий более традиционный топос житейского моря: «Пусть, неизменен, жизни новой / Приду к таинственным вратам, / Как Волги вал белоголовый / Доходит целый к берегам». «Молитва» (1844) Боратынского генетически восходит к молитвословию Пресвятому Духу, которое поется в день Пятидесятницы: «Царю Небесный, Утешителю, Душе Истины». Созвучно канонической молитве и обращение Боратынского к Творцу: «Царь небес». Каковы же основания для подобной дефиниции? Царь — это прежде всего тот, кто свободен, не отягчен материальными началами духа; в Священном Писании царям часто уподоблены праведные духом. Боратынский в своей молитве ищет утоления духовного страдания: «Царь небес! успокой / Дух болезненный мой»60. Поэт чувствует себя словно неукорененным в земле, жизнь нередко воспринимается им как «недуг бытия», «юдоль испытанья». Поэтому Боратынский обращается к Богу как Утешителю, Целителю, Царю небес, во власти Которого уврачевать мятущийся дух, даровать разрешение мучительным страстям. Рай в молитве Боратынского назван «строгим» («И на строгий твой рай / Силы сердцу подай»), поскольку являет собой награду, которая заслуживается в сердце человека, что ассоциативно перекликается с евангельским заветом входить «тесными вратами». Человек должен не позволить войти в свои мысли тому, что может поколебать его веру. Видеть несправедливость и не роптать, не подниматься в мятеже против Бога, не вступать с ним в судейство, не позволять себе опускать крылья духа, пожалуй, сложнее, чем преодолеть невзгоды на своем жизненном пути. Образ рая, вернее, его преддверье, «таинственные врата», присутствует и в «Молитве» Языкова. Как видно, вектор развития мысли и в том, и в другом случае устремлен в одном направлении. Поэтам важно сохранить себя не столько для жизни земной, сколько для жизни небесной. Драма перехода от этой жизни к другой заключается в привязанности человека к земле. Чтобы этот переход не был так мучителен, необходимо заглушить внутри себя зов к земным пристрастиям и суетным потребностям и постараться не питать недобрых чувств к пройденному отрезку жизни: «Заблуждений земли / Мне забвенье пошли». Должно высветиться значительное, а все пустяковое уйти в тень. Человек — существо триипостасное, состоящее из трех уровней: дух, душа, тело. В «Молитве» Боратынского прочитывается все, что Бог может ниспослать человеку: исцеление — духу, забвение заблуждений земли — телу, укрепление сил сердца — душе. В литературоведении до сих пор возникают споры вокруг проблемы духовной (религиозной) природы стихотворения Пушкина «Отцы пустынники и жены непорочны…» (1836): является ли пушкинский текст образцом подлинного молитвотворчества или же это, пусть и гениальное, предельно точно передающее букву и смысл великопостной молитвы Ефрема Сирина, но все же — переложение. Дискуссия осложняется тем, что в стихотворении Пушкина молитва является и предметом поэтической рефлексии, и прямым высказыванием одновременно. Едва ли возможно доказательно определить духовную природу литературного текста. В Первом послании Коринфянам апостола Павла сказано: «И слово мое и проповедь моя не в убедительных словах человеческой мудрости, но в явлении духа и силы…» (2:4). Подлинное молитвотворчество не обнаруживается ни на поверхности текста, ни в более глубоких слоях речи. Молитвенное переживание принадлежит области измененных состояний сознания и отнюдь не всегда выражается вербально. Несмотря на то, что существует устойчивая молитвенная фразеология, более ценится духовное «соавторство». Для диалога с Богом у человека должны быть свои слова. Показательно большое количество личных и притяжательных местоимений, характеризующих и молитвословие Ефрема Сирина, и переложение Пушкина, что подчеркивает глубоко личностный характер творимых молений, отражает стилистику камерного, интимного собеседования с Богом. Стихотворение Пушкина имеет ярко выраженную трехчастную структуру. Во-первых, начало пьесы сосредоточено на описании обстоятельств появления и функциональной прагматики молитв. Цель молитвы — заключается в исхождении из себя, в устремлении от имманентного к трансцендентному. В основе ее интенции — желание коснуться Всевышнего: «Чтоб сердцем возлетать во области заочны». И в то же время молитва как часть религиозного опыта необходима и для жизни в миру: «Чтоб укреплять его средь дольних бурь и битв». Этот аспект также подчеркивается в «Молитвах» Языкова и Боратынского. Молитвенное делание позволяет пересечься двум мирам, с тем чтобы узреть Бога не только в областях заочных, но и в земных. Наконец, в финале стихотворения изображенная ситуация богообщения преобразуется в прямое высказывание. Таким образом, первоначальный текст как бы присваивается поэтом, переводится им на свой язык, и этот язык становится метатекстовым, порождающим конструкцию «текст в тексте». Многослойность субъектной организации текстового пространства молитвы Пушкина («отцы пустынники и жены непорочны», священник, лирическое «я») отражает такой конститутивный признак молитвенного слова, как соборность, являющую собой путь преодоления духовной обособленности. Мир состоит из великого множества личностей, обладающих творческими способностями. Те из них, кто руководствуется любовью к Богу, устремлены к Царству Божиему и участвуют в соборном творчестве. «Соборность творчества состоит не в том, что все деятели творят однообразно одно и то же, а, наоборот, в том, что каждый деятель вносит от себя нечто единственное, своеобразное, неповторимое и незаменимое другими тварными деятелями, то есть индивидуальное, но каждый такой вклад гармонически соотнесен с деятельностью других членов Царства Божия, и потому результат их творчества есть совершенное органическое целое, бесконечно богатое содержанием». Пересечение нитей памяти обеспечивает перевод из одного «возможного» мира мысли и языка в другой и следовательно, генерирует механизм рождения все новых «возможных миров» из одних и тех же мировоззренческих источников. Очевидна несколько иная, по сравнению с оригинальным текстом, композиционная структура пушкинской молитвы. Это говорит о том, что любое интертекстуальное заимствование для младшего автора всегда оказывается внутренне мотивированным, подчиненным глубинной системе зависимостей его идиостиля. Таким образом, поэт вступает в диалог с культурным контекстом. Каноническая молитва инициирует другой творческий акт, в процессе которого рождается новая художественно-религиозная реальность. Слова начала молитвы Ефрема Сирина в переводе звучат так на церковно-славянском: «Господи и Владыко живота моего». Подобное обращение максимально теоцентрично и точно передано в переложении Пушкина: «Владыко дней моих!». Бог — центр и средоточье человеческой жизни, Тот, к Кому обращаются с мольбой даже не о продлении дней своих, а о неугасимости внутреннего огня, питающего силы человека на его земных путях. Одно из первых прошений в молитве Ефрема Сирина и Пушкина касается уничтожения в душе человека ростков «любоначалия». Любо началие, то есть стремление противопоставить свою волю воле божественной, подчинить себе других, лежит в основе грехопадения человека, что подтверждает аллюзия, которая содержится в пушкинской перифразе, характеризующей этот грех: «любоначалия, змеи сокрытой сей». Змей в Священном Писании является олицетворением всего самого низменного и коварного, искушающего человека к самоутверждению. Очевидно, что грехи и добродетели ярко противопоставлены в молитвенном тексте преподобного Ефрема Сирина. Пушкин жесткую оппозитивность смягчает, смещая тем самым смысловые акценты. Пушкинское смешанное чередование грехов и добродетелей ярче имплицирует идею противоборства в душе человека темного и светлого. На наш взгляд, перечень добродетелей у Пушкина выстраивается не только в симметричной, но и в градационной последовательности, отражает динамику восхождения лирического героя к новым духовным вершинам. Неосуждение ближнего обусловлено, в первую очередь, строгой взыскательностью по отношению к собственным прегрешеньям, а внутреннее просветление достигается посредством открывания своего сердца другим людям. Последнее, о чем просит в своей молитве Пушкин, — это об «оживлении» в его сердце целомудрия, то есть о преодолении раздвоенности, обретении цельности, полноты, чистоты отношений к миру и к людям. В мудрости, помещенной в сердце, видится разрешение мучительного конфликта разума и чувства. Русский мыслитель И. А. Ильин ввел в философский словарь особый духовный феномен — «сердечное созерцание». Сердце — духов При изучении поэтических молитв следует исходить из того, что творчество подобного рода — явление религиозно-эстетического порядка, стремящееся приблизиться к постижению богооткровенных истин посредством художественно-образного языка. Таким образом, духовный потенциал богословия соединяется с культурными возможностями эстетики. |
< Предыдущая | Следующая > |
---|