"Незримый колледж" и вузовская философия

Изменение социальных условий в России в конце ХХ века потребовало радикального пересмотра ценностного отношения к миру. По следнее тесно связано с мировоззрением, в формировании которого, важную роль играют воспитание и образование. Если говорить о вузовском образовании, то в нем особую мировоззренческую роль практически всегда играла философия, аккумулирующая культурноисторический опыт и транслирующая его новым поколениям.

Философия — это накопленный интеллектуальный фонд человечества, постоянно привлекаемый для понимания происходящего, поэтому он всегда дожжен быть в живом состоянии, Приобщаться культурным ценностям через философию — это учиться в «незримом колледже», где ведется поиск истины свободными, рационально мыслящими, равноправными дискурсивными партнерами.  

Термин «незримый колледж» появился в Оксфорде в середине XVII века, где возник кружок, на основе которого впоследствии возникло одно из первых в Европе научных обществ — Лондонское Королевское общество. Атмосфера таинственности, в которой проходили собрания небольшого числа его участников, отразились в названии: «незримый колледж» (Пономарева, 2004: 229).

Сегодня это понятие используется чаще всего в науковедении, особенно когда хотят подчеркнуть неинституциональность философии, понимаемой как форма духа, рефлексия над предельными основаниями культуры некую «подлинность, которая являет себя в языковой практике» (М. Мамардашвили). «Незримый колледж» — это приобщение во вневременном смысловом пространстве к мудрости. Философия, как любовь к мудрости — это особый тип размышления, которому, по мнению К. Ясперса, нельзя научиться обычным путем, потому что «философское мышление каждый раз должно начинаться с самого начала. Каждый человек должен осуществлять его самостоятельно» (Ясперс К., 2002: 11).

«Незримый колледж» связан, в первую очередь, с тем, что можно назвать введенным в оборот Г. Лейбницем выражением «Philosophia perennis» — (букв. с лат. «беспрерывный», «неиссякающий», «прочный»), т. е. вечная философия. В свое время Гегель подчеркивал, что в любой философской системе знаний есть непреходящее и преходящее. Последнее является конкретной формой ценностного самоопределения человеческого бытия в мире. К непреходящему Гегель относил принцип, который ассимилируется последующим развитием философии, а мы сегодня понимаем под ним некоторое «стабильное, пусть и не всегда жесткое ядро» (М. Зотов), включающее в себя «предельные основания познания, деятельности и оценки» (В. А. Лекторский), сохраняющееся при всех изменениях предмета философии. Именно оно делает философию, по выражению М. Хайдеггера, «несвоевременной по сути», вневременной, несовременной, и поэтому не находящей, как правило, непосредственного отклика в обществе.

Существует ли сегодня то, что можно назвать понятием «незримый колледж», и в какой форме? Как возможна в XXI веке «Philosophia perennis»? Бытийствует ли она в академических кругах или/и на вузовских кафедрах? Как преподавать философию в вузе? Почему вопрос 90-х годов ХХ века: какая философия нам нужна, в начале XXI века в России вытеснен другим: а нужна ли нам вообще какая-либо философия? На эти вопросы уже дано много ответов и некоторые из них, как в статье В. Я. Двидовича, представляются весьма точными: «Сложившиеся сугубо рыночные обстоятельства таковы, — полагает он, — что для примитивных гешефтмахеров философские взлеты излишни. Да и скороспелые политики не очень-то склонны к тому, чтобы упиваться логическими тонкостями, перебирать афоризмы, вдыхать аромат нетленных духовных ценностей. Правящим и распоряжающимся обладателям денег, власти и престижа не присуще стремление быть «философами на троне». Марк Аврелий не их кумир. И все же не случайно всемирно известный финансист Дж. Сорос зафилософствовал, впрочем также как и Билл Гейтс, да и некоторые другие. В том числе и у нас. Те, кто волею судеб несет в себе ответственность за настоящее и будущее мира и страны, не могут, если не понимать, то хотя бы догадываться, что именно философы формируют и формулируют, представляют (репрезентируют) то, что хотя и расплывчато, именуют «духом времени», излучая фундаментальные идеи во все области наличного сознания. А философы сами должны это понять и принять. К сожалению, такое понимание собственной миссии в нашем научном философском сообществе рельефно не проглядывается» (Давидович, 2003: 31).

Несмотря на то, что разные ответы на эти вопросы были предъявлены, они по-прежнему не теряют актуальности и продолжают будоражить умы, в чем можно убедиться хотя бы на примере публикаций в ряде философских изданий. В этом плане характерны даже названия статей, опубликованных в последние годы, например, в таком журнале как «Вестник Российского философского общества», делающимся, как заявил его редактор, почти что «в складчину» всем философским сообществом» (Чумаков А. Н., 2005: 7–8). Вот некоторые из них: «Большая философия: быть или не быть?», «Какая философия нам нужна?» или «Нужна ли философия самим философам?». Несложно догадаться, что в них идет речь о невостребованности философии, ее ненужности для системы ценностей и картины мира, принимаемой «по умолчанию» большинством современного общества (Торосян, 2009: 169).

Складывается впечатление, что сами философы сегодня не верят в способность философии и философов (включая себя) что-то изменить. Естественно, что такая философия, которая даже не способна высказаться по вопросам, в которых она должна была бы быть компетентна больше, чем другие, а именно: состояние общественной морали, национальная идея, новый общественный идеал и т. п., не может быть поддержана ни государством, ни «широкой общественностью». Ведь философия всегда была сплавом исследований и проектирования. Она содержала критику существующих форм культуры и одновременно предлагала некий идеал, «играла роль бродильного элемента в культуре, роль силы, которая динамизировала общественное развитие» (Лекторский, 2004: 4–5).

Отечественные философы в массе своей не только не видят собственной «миссии», они зачастую даже не удивляются критике, ведущейся по отношению к философскому сообществу, что является показателем того, что это самое сообщество весьма трезво оценивает существующее положение вещей, и не видит своего места в сложившейся ситуации, когда прежняя идеология, ценности, мораль уже не работают, а новые мало кого устраивает. В сложной ситуации, когда оказались разрушены не только старые идеологемы, привычные ориентиры и ценности, но зачастую заодно с ними и универсальные критерии добра и зла, дозволенного и запрещенного, философы не манифестируют своих позиций, хотя общество в этом нуждается. Показательно, что со страниц философских журналов исчезли полемические статьи, практически нет научных дискуссий по крупным проблемам, не читаются работы коллег (в общей массе, конечно) и нет интереса к друг другу, что особенно заметно во время философских конференций. Как подметил М. А. Розов, иногда кажется, что у нас среди философов стойко превалируют писатели, манкирующие чтением трудов своих коллег, хотя очевидно, что никакая оригинальность мышления не заменит тот информационный потенциал, который образуется лишь в процессе знакомства с достижениями своих коллег (Розов, 1998). А ведь философ, особенно тот, который занимается преподаванием, должен постоянно поддерживать свой информационный потенциал.

Создается впечатление, что отечественное философское сообщество не готово делать сколько-нибудь серьезные усилия по превращению в активного участника процесса культуротворчества в различных его формах, предпочитая позицию стороннего наблюдателя, извне рефлектирующего над «основаниями разных типов деятельности».
Такая позиция, на наш взгляд, весьма опасна не только в милу ее созвучности традиционно негативному отношению «молчаливого большинства» к философии, а, и потому, что применительно к ситуации в России, она совпадает с позицией отечественных чиновников от образования, среди которых, вероятно, также как и во времена Гегеля, «столь немногие знают, что изучение философии — это подлинная основа всякого теоретического и практического образования» (Гегель, 1973: 338).

В качестве промежуточного итога, приведем оценку сложившейся ситуации А. Карминым, которая, несмотря на ее жесткость и нелицеприятность, представляется нам весьма справедливой: «Собравшись в своем кругу, философы любят поговорить о великом значении философии в жизни общества. Однако нельзя не заметить, что в действительности престиж ее в обществе сейчас невелик. Свидетельством тому может служить хотя бы успешно реализуемая нашим Министерством образования и науки тенденция вытеснения философии из программ обучения студентов и аспирантов. Пренебрежительное отношение к философии со стороны, как широкой публики, так и властей предержащих, является отчасти следствием узости их культурного кругозора и непонимания роли культуры в становящемся информационном обществе. Но немалая вина тут ложится и на плечи самих философов. Они увлеклись исследованием историко-философской проблематики, «языковых практик» и отдельных вопросов злободневности, тогда как разработка фундаментальных мировоззренческих систем мало кого привлекает и даже объявляется устаревшей философской традицией» (Кармин, 2006: 54).

Действительно, ведущиеся в последние годы (весьма необходимые, на наш взгляд) внутрицеховые дискуссии воспринимаются и чиновниками от образования, да и в целом обществом, во вполне определенном ключе, так как они идут на фоне регулярно предпринимающихся попыток отменить преподавание философии в вузе. Лозунг таков: философия исчерпала себя (а состояние философского сообщества, появление, к примеру, постмодернистских концепций дает для этого повод) и ее нужно заменить другими гуманитарными дисциплинами, например, культурологией или науковедением. «Не удивительно, — замечает в этой связи В. Н. Порус, — что в этих условиях современные Панурги на всех углах поносят философию как хлам, который, по их мнению, пора вымести из университетских аудиторий» (Порус, 2008: 87). В этих условиях крайне обостряется вопрос: для какой цели преподавать философию? И шире — какую философию преподавать и что такое вообще современная философия?

В отечественной академической среде философы чаще всего отстраненно, хотя и весьма профессионально, рассуждают на тему: нуждается ли современная культура в философии и что нам может сегодня дать философия. При этом строятся различные «возможные миры» философии, в которых она предстает то «сущностно», как теоретическое исследование духовных оснований культуры, то «феноменалистски» как компонент культурного слоя человеческого бытия, то «ситуационноинструменталистски». Практически постоянно при этом присутствует известный тезис о «конце философии», обсуждаемый как в оптимистическом, так и пессимистическом ключе. При этом, зачастую неясно, идет ли речь обо всей философии или о какой-то версии: о систематической классического типа, выстраиваемой по образу и подобию научного знания, или, наоборот, о несистематической, экзистенциальноантропологической, герменевтической и т. п. (см.: Материалы…, 2004).

Такое академическое «спокойствие» объясняется, скорее всего, осознанием философской профессиональной элитой того, что критический накат на философию вызван не только общественно-политической конъюнктурой, но более глубокими причинами, связанными с состоянием мировой философии, которая постепенно переместилась из центра духовной жизни европейского общества на ее периферию. Возникновение в ХХ веке калейдоскопически сменяющих друг друга философских школ и направлений — свидетельство, с одной стороны, упадка философии, а с другой — желания сохраниться и сохранить себя в мире, даже через постмодернистские попытки самоотрицания философии, отрицания собственных традиций и предпосылок.
Справедливости ради, необходимо отметить, что отношение общества к философии во все исторические эпохи было неоднозначным, часто и негативным, что проявлялось в различного рода гонениях со стороны властей и церкви, насмешках со стороны граждан. Так, например, о негативном отношении большинства современного ему общества к философии в 1811 г. писал Гегель в письме Синклеру: «Философия и без того, как считается, отжила свой век. Считают подходящим, для того, чтобы стать профессором философии, человека, который ничему путному не учился и негож ни на что лучшее»» (Гегель, 1973: 338). О «несвоевременности» философии, кроме М. Хайдеггера, о котором мы упоминали, писал также Ф. Ницше, считавший, что свою историческую миссию философия исчерпала уже в античности — в эпоху высокой классики. В своем нигилизме в этом вопросе Ф. Ницше не был одинок, у него нашлось слишком много последователей в ХХ веке.

Как итог, символом философии рубежа тысячелетий стала интертекстуальность, когда главные усилия авторов философских текстов направлены на демонстрацию собственной профессиональной способности создавать связные тексты. Как следствие — возникновение множества концепций, калейдоскопический набор мнений, заставляющий подумать о правоте С. Кьеркегора, заявлявшего, что философии как набора идей нет, а есть лишь философствование каждого отдельного индивида. Налицо не плюрализм, а «хаос философского мышления» (А. А. Гусейнов), явленный огромным количеством маргинальной философской литературы, содержащей псевдоновации, не поддающиеся рациональной оценке, когда каждый, их высказывающий, претендует на исчерпывающую оценку, последнюю точку, итоговое финальное суждение.

В определенной мере ситуация, на наш взгляд, даже трагична: сами философы сегодня как на Западе, так и в нашей стране, демонстрируют то, что называется «нежелание жить». Т. е., «Philosophia perennis» их уже, как говорится, «не тревожит». Речь, конечно, идет не обо всех. К примеру, в ряде работ отечественных философов сквозит искреннее беспокойство за состояние и перспективы не только преподавания философии в отечественных вузах, но и судьбах «вечной» философии в эпоху постмодерна. Некоторые с нескрываемой горечью пишут о трагическом, положении дел, как в отечественной, так и в мировой философии в конце ХХ века, пытаются осмыслить не только причины кризиса, но и (хотя и с известной долей скепсиса) возможные пути выхода из него (см., напр.: Гобозов, 2005). Однако призывы «сменить заигранную пластинку и отказаться как от пессимистических призывов к возвращению архаичных культурных установок, так и от модных «постмодернистских» пристрастий к иррационалистическим, антитехницистским и антисаейнтистским идеям, к игре в словесный бисер» остаются гласом вопиющего в пустыне» (Кармин, 2006: 55).

При обсуждении перспектив развития философии как собрания «вечных ценностей» вообще и вузовской философии, в частности, необходимо учитывать следующее обстоятельство: современное общество в целом находится в состоянии глубочайшего кризиса ценностей, это кризис идеалов и норм культуры техногенной потребительской цивилизации. Философ А. А. Зиновьев считал, что человечество вступило в новую эпоху, равную по своему значению той, какой было само рождение человечества. Рядом с техническим прогрессом идет кризис духовности, распространяется знаковая культура, «меняется тип интеллекта». В этих условиях Россия не сохранит того, что было, в частности, речь идет как о вузовском образовании в целом, так и о преподавании философии, в частности (Высшее образование для XXI века, 2004).

Вопрос о состоянии мировой философии в ХХ веке обострился настолько, что целый ряд авторов, из числа тех, кто считает себя профессионально причастными к ней, например, М. Фуко стали утверждать о ее кончине. М. Фуко не был первым, кто завел отходную по философии. Многие интеллектуалы Запада, начиная с О. Конта, открыто заговорили о необходимости преодоления метафизики. Неопозитивистское неприятие метафизики, как набора бессмысленных предложений (Р. Карнап) или «языковой болезни» (Л. Витгенштейн), нашло, как ни странно, поддержку со стороны своих идейных противников, к которым можно отнести Э. Гуссерля, критиковавшего «натуралистическую установку», позволявшую строить философию по образцу науки, и М. Хайдеггера, обвинявшего метафизику в забвении вопроса о бытии и на этом основании предлагавшего весьма радикальные варианты ее деструкции. Со всех сторон от философии, обвиненной в ХХ веке в безответственности, требовали умерить свои притязания на истину, перестать говорить от лица больших «авторитетных инстанций», которыми в разное время выступали Бытие, Бог, Разум. Особое неприятие вызывала «Philosophia perennis», понимаемая как искание Абсолюта (Абсолютного начала, Абсолютной истины), что составляло основное содержание философского процесса на протяжении всей его истории, той философии, которая по необходимости «имела отношение ко всем формам проявления жизни духа» (Майоров, 2009: 8).

В 60-х годах прошлого века вышла статья Фейера, профессора калифорнийского университета под символическим названием «Американская философия мертва». С этим согласились и современные немецкие исследователи, но уже применительно к своей стране. Они разочаровались даже в классической философии. Так, например, Г. Ленк заявил, что философия уже не взлетит, крылья ее обвисли, на них давит закат. Тем самым, он выразил ощущение современных немецких философов, полагающих, что «философия в Германии умирает», что она выродилась в концепции, никак не сопоставимых с тем, что созидалось Лейбницем, Кантом, Фихте, Шеллингом, Гегелем и другими крупными мыслителями (см. например: Baynes K., Bohman J., McCarty T. (eds), 1987). Академическая философия на Западе исчезает, ее вытесняют и подменяют узкоспециализированные изыскания, например, семантикосемиотическиго характера.

Заявляя о смерти философии, М. Фуко имел в виду, в первую очередь, академическую форму ее существования. В этом с ним были солидарны такие исследователи как П. Фейерабенд и Р. Рорти: «Никто не может видеть того, чего не видят другие. «Большие философы» теперь рассматриваются в свете социологической и культурантропологической техники исследования, как некие уже вымирающие представители экзотических культур, которые, обладая набором своеобразных фантазмов, построили когерентную систему символов и концептов» (Марков, 2006: 298).

Р. Рорти, призвал философию избавиться от роли «указчика» и «судьи», вершащего правосудие над науками, моралью, искусством, которую ей отвел Кант как учитель мысли. Однако, как показал Ю. Хабермас, нельзя согласиться с тем, «философия вместе с отказом от обеих этих ролей должна устраниться и от задачи хранителя рациональности… Она может — и должна — сохранить за собой притязание на разумность, выполняя более скромные функции местоблюстителя и интерпретатора» (Хабермас, 2006: 10). Тем более что именно притязание на разумность, как известно, и пробудило в свое время к жизни философское мышление.

В ситуации, когда о ненужности философии для культуры вообще и познания в частности, говорят открыто сами философы, судьба «Philosophia perennis», призванной говорить о высших истинах и потому являющейся теоретической основой рационализма, вызывает опасения. Ведь именно этот тип философии позволяет вырабатывать ориентиры рационального поведения и мышления, которые так необходимы в постоянно изменяющейся культурно-информационной среде. Именно «Philosophia perennis», как не хотелось бы кому-то это не признавать, «объективно выступает царицей наук и вообще основанием любой деятельности, что нашло выражение в гумбольтовской модели университета, где метафизика предшествовала занятию науками и правом» (Марков, 2006: 299). Тем не менее, критика притязаний разума на истину, а затем и философского мышления на обоснование и самообоснование, ведущаяся например, представителями постмодернизма, «воистину оказывается чем-то вроде прощальной речи перед расставанием с философией» (Хабермас, 2006: 18). Такой деконструктивистский подход приводит к утверждениям, что в мире нет и не может быть никаких устойчивых истин и ценностей, а все идеалы — не более чем словесные манипуляции.

В условиях, когда смысложизненные проблемы объявляются псевдопроблемами, метод заменяется стилем, аргументация — дискурсом «Philosophia perennis» начинает рассматриваться как анахронизм, которому не место в современном вузовском образовании. Неудивительно, что в этой обстановке прежние практики классического образования оказываются невостребованными.

Преподавание философии в вузе сегодня испытывает невероятные трудности не только потому, что резко уменьшилось количество часов, но и потому что отмечается много претензий к содержанию курсов, которые часто мало отличаются от того, что читалось ранее, а также к самому уровню преподавания. Очевидно, что преподавание философии должно соответствовать эпохе и преподаваться должен современный тип философии. Современная эпоха, без всякого сомнения, плюралистична. А «если современность это царство богатейшего многообразия — то, соответственно, нет никакого доминирующего типа философии, который соответствует современности. Современности соответствует весь плюрализм философских учений», — полагает И. Т. Касавин (Касавин, 2004: 32). Это утверждение, на наш взгляд, является вполне справедливым, т. к. философия по самой своей сути является свидетельством того, что не существует какой-то единственной истины, которую надо безоговорочно принимать. Существование до сих пор «невидимого колледжа» как раз и обуславливается тем, что сама философии, которая является бесконечным вопрошанием и размышлением над «вечными истинами», не имеющими окончательного и всех удовлетворяющего решения.

Однако, признавая неустранимую плюралистичность современной философии, мы должны давать себе отчет в том, что в этом многообразии точек зрения не все являются взаимодополняющими, есть и противоположные, если не сказать непримиримые, позиции. Как быть с этим? Система преподавания философии предполагает наличие целостного корпуса философского знания. Преподавать же студентом необходимо именно знания, а не мнения. То, что современная философия не может строить всеобъемлющие системы не означает, что она утратила системный характер. Последний всегда сохраняется в силу системной функции собственно мышления, которое направлено не только «вовне» — на мир фактов и законов, но и «вовнутрь» — мир мотиваций и ценностей мыслящего человека.

Плюралистический подход, при котором явлено много различных взглядов и позиций, ставит много практически неразрешимых вопросов: что давать студентам? Давать ли им весь набор, а как быть тогда с небольшим количеством часов, выделяемых на предмет? Давать что-то выборочно, а по каким критериям осуществлять этот выбор? Можно ли в нем полностью довериться любому преподавателю? Как результат, почти никому не ясно, какими по содержанию должны быть современные образовательные программы по философии. При этом нельзя забывать и «сверхзадачу», главную цель высшего образования в целом — научение критически мыслить, грамотно рассуждать и аргументировать свою точку зрения, опираясь на рациональное видение положения вещей.

Не секрет тот факт, что в современной высшей российской школе часы, отводимые в учебных программах по философии, фактически используются для чтения сжатых до минимума обзорных курсов по истории философской мысли. Причем последняя выглядит как исторически последовательный набор персоналий. Еще Лейбниц требовал в процессе преподавания философии делать акцент не на личностнобиографическом, а на предметном, на происхождении и прогрессе знания. Вообще-то курс истории философии — это не самый худший вариант, так как очень часто во время, отведенное на курс философии, читается некий «авторский вариант» курса по какой-нибудь узкой проблеме, входящей в сферу предпочтений или научных интересов преподавателя. Такие курсы под предлогом благой забота о повышении качества вузовского образования, оправдывающие свое существование необходимостью учета мнения студентов, получающих свободу выбора, часто ведут к тому, что «учащиеся теряют возможность получить системное образование, включающее фундаментальные гуманитарные и естественнонаучные дисциплины, возможность присвоения не только художественнообразного видения мира, но и формирования научно-теоретического мышления» (Бершадский, 2002: 69). В этой связи очевидна необходимость консолидации вузовских преподавателей философии в поисках достойного места своей дисциплины в структуре образовательного процесса.
В истории философии, которая «сопрягает и пробует на вкус разные эпохи», несмотря на пестроту школ, существует целостность основных проблем, пронизывающих все е историческое бытие от истоков до сегодняшнего дня. Поэтому, воспроизводя историю смены философских картин мира, являющихся формой культурного синтеза, можно не только в какой-то степени составить мнение об интеллектуальном поле философии с ее «безответными вопросами» и «вечными истинами», кото рые обсуждаются практически во всех эпохах, но и, как это не покажется парадоксальным, подступиться к смыслу современности. В этом контексте повсеместная критика преподавателей философии за то, что они увлеклись историзацией философии в ущерб систематическому курсу, с одной стороны, справедлива, так как надо заниматься и перспективными проблемами, а с другой, нельзя забывать, что в прошлом у большинства наших преподавателей, как с горечью заметила Л. А. Микешина, «долгие годы не было нормального доступа ко многим первоисточникам».

В этой весьма неоднозначной ситуации с преподаванием философии в вузе особую значимость, как ни странно, начинает приобретать вопрос об учебнике или учебниках по философии. Как известно, некоторые специалисты, например, декан философского факультета МГУ В. В. Миронов, полагают, что учебники по философии для студентов, например, для студентов-философов, не нужны. Это обусловлено самой спецификой философии, которая в принципе не может дать окончательные и всех устраивающие ответы. Вместе с тем, есть стандарты, в соответствии с которыми студенты должны быть информированы о некотором знании. Видимо поэтому учебники и создаются. И уважаемым господином В. В. Мироновым в последние годы написан не один такой учебник. На наш взгляд, учебники, безусловно, имеют право на существование, более того, они нужны хотя бы в силу важности требования систематичности знаний, что необходимо для вчерашних школьников. Вместе с тем, нельзя не думать о качестве этих учебников, так как большинство из того, что стоит сегодня на книжных полках магазинов, даже по структуре является воспроизведением привычных схем, авторам не удается перебросить «мосты» между классикой и современностью, может быть, потому, что сами авторы в основном прежние.

Можно ли создать унифицированный учебник? Ряд преподавателей считают эту идею неперспективной. Сама мысль об этом у многих вызывает негодование и это можно понять, если смотреть назад. А если вперед, то получается, что «да здравствует плюрализм», ведь именно он сегодня является «мейнстримом». Но такой подход, примененный на практике, сегодня способствует вытеснению рационализма из вузовских курсов по философии под предлогом устаревания его классической формы, и распространению иррационализма, а порой и мистицизма.

Это хорошо видно из анализа целого ряда книг по философии, предлагающихся сегодня студентам. Последним же в силу своей неподготовленности сложно отличить серьезные идеи от спекуляций разного толка. А ведь задача учебника — «дать не просто представление о про странстве философии, но и способствовать развитию определенных мировоззренческих и гражданских позиций студентов» (Наша задача…, 2003: 70).

Видимо преподавательскому философскому сообществу в ходе широкой дискуссии необходимо выработать по вопросу обеспечения курса современной учебно-методической литературой какую-то продуктивную позицию. Очевидно, что в рекомендуемой литературе должно найтись место и основным первоисточникам, без которых преподавание философии невозможно. Назрела переориентация с дискуссий по философским проблемам на изучение последних. Для реализации этой задачи возможно придется создать не один учебник, а целый кластер дифференцированных с учетом профиля вуза учебных пособий, основанных на рационалистическом стиле мышления. Они должны базироваться не только на теоретическом, но и на «практическом» разуме, учитывая факт широкого распространения практической философии в западных странах.

В последние годы в нашей стране появилось новое поколение учебников по философии, как говориться, «хороших и разных, но ярких, какими порой бывают авторские учебники, не рассчитанные на широкую аудиторию в силу отсутствия полноты, среди них нет. Хотя есть ряд весьма солидных, созданных авторскими коллективами крупнейших университетских центров Москвы, Санкт-Петербурга, Ростова-на-Дону и др. Это, с одной стороны, хорошо, т. к. надо знать мнения специалистов, однако несмотря на свою информативность и полноту, коллективные учебники столь казенны и скучны в выполнении своей нормативной функции соответствия госстандарту, что не вызывают одобрения не только у студентов, но и у преподавателей, которые используют их в своей работе. Многие преподаватели справедливо полагают, что прежде чем тому или иному учебнику присваивается гриф министерства образования, необходимо было бы проводить их широкое общественное обсуждение, в котором приняли бы участие и те, для кого эти учебники предназначены. Специалисты все чаще сходятся во мнении, что с выходом в свет таких коллективных трудов, мы подошли к той грани, которая показывает предельные возможности учебника по философии. А каков следующий шаг? Может это будут электронные авторские курсы, выложенные в Интернете или что-то еще, учитывая массовое нежелание читать книги у современной молодежи? Здесь возникает масса вопросов и проблем, которые надо обсуждать.

Важно заметить, что проблемы в преподавании философии в высшей школе не являются специфическими только для России/ Преподаватели западных университетов также дискутируют об имеющихся в этом направлении трудностях. Так, Джон Силберг, обсуждая схожие проблемы с изучением философии в Бостонском университете (США), призывает преподавателей-философов сфокусироваться на формировании у студентов способа мышления, основанного на рационализме, логике, смирении перед фактами, признании своей сопричастности коллективному опыту человечества. Он подчеркивает, что «если преподаватели сумеют научить студентов «думать строго и последовательно, если они закрепят этот стиль мышления, научат пользоваться им и будут последовательно поощрять его применение — уже одно это сделает неоценимым вклад философии в образование и сейчас, и в будущем» (Силбер, 2001: 66).

Вместе с тем, сознавая трудности положения философии в вузовском образовании, не надо оценивать перспективы только пессимистически. Разумеется, студентам должны быть представлены возможности выбора, но помочь осуществить этот выбор вчерашним школьникам (ведь философия, к сожалению, читается на младших курсах) должен все-таки преподаватель.

Уровень вузовской философии во многом определяется не только тем, что входит в содержание программы по философии, а также, сколько часов выделяется на ее изучение, но также и тем, какова квалификация преподавателя, который читает лекции. Не случайно большинство членов отечественного философского сообщества, обсуждая трудности преподавания философии в вузе, особо подчеркивают значение личностных качеств преподавателя, усматривая именно в этом колоссальный ресурс повышения доверия к философии. Несомненно, что судьба вузовской философии определяется и кадрами, которые ее представляют студентам.

Неслучайно Р. Рорти, отказывая философии в праве на существования, приводит «убийственный», по его мнению, аргумент насчет того, что философы не обладают никаким специальным методом, отличным от методов других наук, а если философского метода нет, то нет и профессии. Однако многие великие умы, занимавшиеся философией, считали, что философия — не просто профессия, она — призвание. Философ — это человек, «окликнутый Богом» (Р. Гвардини), пытающийся сохранить трасцендентально-универсалистскую позицию. Деятельность, которой он занимается, в определенной мере элитарна, она предполагает определенный уровень интеллектуального развития и определенные амбиции.

Однако в обществе (современном российском, прежде всего) сформировался негативный образ философа как вымирающего динозавра, который в стремлении сохранить свой статус любой ценой, демонстрирует частный интерес, что вызывает обоснованные подозрения в ангажированности. Это, в первую очередь, относится к большой когорте вузовских преподавателей — людям, которые работают на кафедрах философии и считаются философами. Нельзя не признать, что доля справедливости в этом, несомненно, есть. Как, несомненно, и то, что когорта вузовских преподавателей философии весьма разнородна, на ее полюсах существуют как серьезные знатоки тонких философских материй и энтузиасты, чья любовь к философии и профессиональное мастерство неизменно вызывает уважение и отклик даже тех студентов, которые прежде вообще не интересовались философией или имели к ней предвзятое отношение. Однако, таких людей, как и талантов в любой сфере деятельности, меньшинство. На другом полюсе, к сожалению, есть преподаватели — псевдоинтеллектуалы, которые вызывают у студентов «стойкое отвращение» к философии. Они иногда читают настолько «инновационные», пронизанные гиперкритицизмом авторские курсы (чаще всего, опираясь на экзистенциализм или постмодернизм), что студенты, оказавшиеся заложниками таких экспериментов, получают вместо системы знаний некие «отрывки из обрывков», либо смутные представления о мире и человеке, лишенные какой-либо концептуальности. При этом во всех бедах человечества, почему-то чаще всего оказывается, виновата наука, т. е. рационалистический стиль мышления. В этом ярко проявляется современный «феномен журнализма», выражающийся в «ситуативном», «версиальном», спешащем сознании, жаждущем новаций, широкой публицистичности и, главное, успеха (Дубровский, 2001). Настораживает и философская скоропись (см.: Карабущенко, 2009: 101–107).

Но эти две крайности по численности невелики. Большая часть преподавателей философии — это те, кто по мере сил и способностей пытается найти более современные формы работы, стремится обновить содержание программ, найти такие формы работы, которые способствовали бы формированию у студентов умения самостоятельно ориентироваться в океане философских проблем, вырабатывая при этом и свой мотивированный взгляд на мир. Именно они задумываются над тем, как минимизировать возможные мировоззренческие искажения в преподавании философии в ситуации, когда философская позиция и пристрастия преподавателя неизбежно влияют на его педагогическую деятельность. Интересное, на наш взгляд, предложение сделал в связи с этим Д. А. Гусев (МПГУ). Он считает, что преподаватель философии сможет минимизировать свое субъективное влияние, если сознательно займет позицию скептика, исповедующего такие методологические принципы, как воздержание от окончательных и однозначных утвердительных или отрицательных суждений и признание изостеничности (равносилия) противоборствующих сторон. Таким образом, «он сможет наиболее адекватно изложить возможные философские идеи и учения, и, тем самым, предоставить студентам возможность максимально свободного личного выбора собственной мировоззренческой позиции» (Гусев, 2007: 169). Без всякого сомнения, избегать субъективных предпочтений при изложении различных философских теорий очень важно, но поможет ли в этом позиция скептика, состоящая в том, чтобы ко всему относиться критически, то есть предубежденно, даже если мы будем, как предлагает автор, понимать под скептицизмом исключительно «позитивное сомнение»? Вместе с тем, подобные предложения свидетельствуют о положительных моментах в разработке новых образовательных практик.

Хотя отстраненность от повседневности во все времена является отличительной чертой философии, стремящейся найти «вечное» в меняющемся мире, сформировать идеал подлинного человеческого бытия по духовным, а не по «практически-жизненным» законам, очевидный вопрос о полезности философии кроме как в качестве самоцели, возникает постоянно. В ХХ веке даже появилось целое направление, нацеленное на исследование «обыденного бытия» («здесь и сейчас»), под условным названием «практическая философия». Она чаще всего представлена в американских университетах, где практикуется так называемая «интерактивная педагогика», замещающая с помощью современных электронных систем гуманистическое общение. Такая имитация губительна для целостной духовной жизни.

Вместе с тем, философия может быть общественно полезной и необходимой, вносить свой вклад в решение современных проблем. Эту ее способность подчеркивал еще Лейбниц, утверждавший, что принципы философии при их целенаправленном и разумном употреблении могут подчас становиться эвристическими принципами в конкретных науках, определяющими (косвенно, а иногда и прямо) стратегию научного поиска. Само собой, что философ не может диктовать специалистам правила их работы, однако создание новой фундаментальной теории или существенное приращение знаний вряд ли возможно без использования общефилософских методологических принципов. Подтверждением этому служит пример самого Лейбница, сделавшего все свои большие открытия в науках под непосредственным влиянием принципов разработанной им философской методологии.

Признание важности методологической функции философии, вместе с тем, не должно сциентистски ориентировать преподавание философии, так как это может породить необоснованную веру в необходимость исключительно объективистской интерпретации мира, в беспристрастность (антисубъективизм) философских знаний, их методологическую непреложность ля всех отраслей науки. Одновременно это может вызвать негативное отношение к другим способам философствования, где велика доля интуиции, воображения, без которых невозможно осмыслить не только собственный внутренний мир, но зачастую и внешний.

Только философия, на сегодняшний день, способна обеспечить целостное единство знания и выявить его смысловой вектор в бесконечном горизонте культуры. А это означает, что «невидимый колледж» с необходимостью должен существовать, и именно университет является сегодня хранителем и прибежищем «рhilosophia perennis», ибо он один предоставляет условия для ее подлинного существования. Именно на него падает сложная задача, с одной стороны, сохранить традиционные способы формирования «человеческого в человеке», а с другой сформировать новые технологии образования, соответствующие эпохе массмедиа.

Все новые и новые поколения учеников, имеющих установку овладеть истинным богатством человеческого духа, проходят через «невидимый колледж», обращаясь к философским исканиям гениальных умов прежних эпох. Осваивая значения и смыслы, выработанные предшественниками, они интерпретируют их в свете сегодняшнего дня, продолжая, тем самым процесс духовного развития общества. Увеличению числа таких учеников и должна способствовать вузовская философия.

Бершадский, М. (2002) Интеллект или креативность? // Народное образова- ние. № 7.
Высшее образование для XXI века (2004) Научная конференция 22–24 апреля 2004 г. Пленарные заседания 22–23 апреля 2004 г. Специальное заседание «Негосу- дарственное высшее образование в России: Состояние и перспективы развития» (стенограмма) / Отв. ред. И. М. Ильинский. М.: Изд-во Моск. гуманит. ун-та.
Гегель, Г. В. Ф. (1973) Работы разных лет: В 2 т. Т. 2. М.: Мысль.
Гобозов, И. А. (2005) Куда катится философия. От поиска истины к постмо- дернистскому трепу (Философский очерк). М.
Гусев, Д. А. (2007) Роль и значение скептицизма в преподавании философии // Вопросы философии. № 2.
Давидович, В. Е. (2003) Судьба философии // Вестник Российского философ- ского общества. № 1.
Дубровский, Д. И. (2001) Постмодернистская мода // Вопросы философии. № 8.
Карабущенко, П. Л. (2009) «Нанофилософия» как философия эпохи нанотех- нологий // Вестник Российского философского общества. № 1.
Кармин, А. (2006) Философия культуры в информационном обществе: про- блемы и перспективы // Вопросы философии. № 4.
Касавин, И. Т. (2004) Материалы «круглого стола». Философия в современ- ной культуре: новые перспективы» // Вопросы философии. № 4.
Лекторский, В. А. (2004) Философия в современной культуре: новые перспек- тивы. Материалы круглого стола // Вопросы философии. № 4.
Майоров, Г. Г. (2009) Философия как искание Абсолюта. М.
Марков, Б. В. (2006) Мораль и разум [Послесловие] // Хабермас Ю. Мораль- ное сознание и коммуникативное действие. СПб.
Материалы круглого стола «Философия в современной культуре: новые пер- спективы» (2004) // Вопросы философии. № 4.
Наша задача консолидировать философское сообщество (Интервью В. Н. Поруса с Н. С. Кирабаевым) (2003) // Вестник Российского философского об- щества. № 1.
Пономарева, Т. Д. (2004) Великие ученые. М.: Изд-во АСТ ; Изд-во Астрель.
Порус, В. Н. (2008) Еще раз о философском журнале: от иллюзий к реально- сти…и обратно? // Вестник Российского философского общества. № 4.
Розов, М. А. (1998) Философия без сообщества // Вопросы философии. № 8.
Силбер, Дж. (2001) Философия и будущее образования // Вестник Российско- го философского общества. № 1.
Торосян, В. Г. (2009) Нужна ли философия самим философам // Вестник Рос- сийского философского общества. № 1.
Хабермас, Ю. (2006) Моральное сознание и коммуникативное действие. СПб.
Чумаков, А. Н. (2005) «Вестник РФО» как зеркало русской философии // Вестник Российского философского общества. № 3.
Ясперс, К. (2002) Введение в философию. Минск.
Baynes, K., Bohman, J., McCarty, T. (eds) (1987) After Philosophy, End or Trans- formation. Cambridge.

Нас поддерживают: Салоны красоты